– Полагаю, так будет всегда, – улыбнулся он, – пока не перестанет существовать человеческое любопытство. Вам не помешает, если я снова займусь своей работой?

– Прошу, продолжайте. Это чрезвычайно интересно.

– Я прервался, когда вы постучали. И должен спешить. Поскольку опасаюсь, что мисс Норманн, или как там ее зовут, скоро вернется. И тогда шум, который неминуем при сверлении, может привлечь ее внимание и свести на нет весь мой план.

– Не беспокойтесь, – уверила я его. – Так уж быстро она не вернется. Я знаю, где она.

– Вы уверены? – удивился он.

– Да. Она у одного пана, на которого охотится. Вот только не пойму, на него ли самого или на его миллионы.

Господин Фред задумался, прервал работу и спросил, глянув на меня:

– Ясно. Значит, о нем вы беспокоитесь.

Я не могла не отметить, что произнес он это довольно печальным голосом. Потому засмеялась.

– Боже сохрани. Этого пана я могу отдать задаром прямо в упаковке.

Он встал и посмотрел на меня с благодарностью:

– Это весьма благородно с вашей стороны.

Теперь-то у меня не было сомнения, что он ко мне неравнодушен. Когда снова наклонился над той дыркой в полу, я погладила его по голове. Волосы его были чуть жестковаты, но сухие и приятные на ощупь.

– Вы так трудитесь, – сказала я ему.

Он слегка побледнел и, похоже, колебался, не ответить ли на мои авансы активно, однако овладел собой и лишь отметил:

– Если бы этот труд не был моими обязанностями, я бы все равно исполнял его с радостью, поскольку он – для вас. – И после паузы добавил: – На самом деле я не знаю, отчего вы интересуетесь этой подозрительной дамой и к какой цели движетесь, но прошу мне поверить: я предпочел бы сделать все, чтобы облегчить это намерение.

– Вы весьма… Вы чрезвычайно милы.

Именно в этот момент я решила: расскажу ему все. Когда выразила желание поведать ему всю правду, он прервал свое занятие и мы сели на софе. Систематически и подробно, пункт за пунктом я рассказала ему историю от первого письма мисс Норманн до самого последнего дня, до его приезда. В конце добавила:

– Понимаете, я бы не предпринимала этих действий, если бы не обстоятельства, связанные с семьей и обществом. Если бы не проблемы, с которыми приходится считаться.

– И если бы не муж, которого вы рискуете потерять, – добавил он.

Я посмотрела на него с печальной улыбкой:

– Вы и правда полагаете, что любая женщина, обладающая чувством собственного достоинства, считала бы ценностью мужчину, который столь подло подвел ее? Да пусть даже и так. Могли бы вы себе вообразить, что после того, как положение вещей сделалось явным, возможно продолжать испытывать прежние чувства к тому человеку?

Слова мои произвели на господина Фреда немалое впечатление, однако он коротко произнес:

– Я вас понимаю.

– Тогда вы понимаете и то, что я пережила и что переживаю, да?.. Можете представить себе, как я всякий день тряслась от одной мысли, что моя тайна станет известна всем. Что дойдет она до кого-то, кто не сумеет ее сохранить, кто растрезвонит о ней, нанеся тем самым смертельный удар по моей репутации, по моим амбициям и моей чести…

Он взглянул на меня с беспокойством:

– Надеюсь, вы не рассказывали об этом никому.

– Естественно, нет. Вы первый и единственный, кому я могу полностью довериться. Тот, кому вынуждена открыться, поскольку нуждаюсь в вашей помощи, обреченная прилагать усилия в этом непростом для меня деле.

Господин Фред нахмурился:

– Благодарю вас. И могу дать слово ван Хоббена, что никто не узнает об этом от меня. Прошу поверить, с этой минуты я помогаю вам не как платный агент брюссельского детективного агентства, но как джентльмен, который считает своей обязанностью помочь даме.

Я в благодарном жесте протянула к нему обе руки. Он сильно сжал их и приблизил к губам. Не сомневалась, что мог бы продвинуться и дальше, однако душой, как понимаю, оставался несмел – а может, причиной были его принципы и молодой возраст вместе с отсутствием опыта.

С тем бо́льшим воодушевлением он принялся за верчение дырки в полу. Сверло уже углубилось на добрых десять сантиметров, и я с беспокойством спросила Фреда:

– А вы не боитесь, что ваш инструмент пробьет побелку и тем самым замусорит пол? Тогда вся работа пошла бы прахом. Мисс Норманн достаточно будет взглянуть на пол, чтобы понять: кто-то этажом выше хочет ее подслушать или подсмотреть за ней.

Он беззаботно рассмеялся:

– Вы можете не опасаться. У нас есть на то свои хитрости. Во-первых, я все тщательно промерил. Дыра, которую сверлю, окажется точно над лампами люстры.

– А побелка?

– Я подстраховался. Для этой цели существуют специальные пластыри. Ни крошки побелки на пол не упадет. Я умею это делать.

– И часто вам приходилось прибегать к таким вещам? – спросила я, заинтригованная.

Он кивнул:

– О да. Много раз. Это наверняка не самое подходящее для джентльмена занятие, однако, поскольку чаще всего речь идет о защите чьей-то чести, чьих-то достоинства, имущества или прав, я утешаю себя тем, что цель оправдывает средства.

– А если бы вас на таком поймали?

– Ха! – засмеялся он. – Тогда у меня были бы серьезные проблемы. Сперва охрана отеля, потом полиция… Мне пришлось бы объясняться. – Он, махнув рукой, добавил: – И наверняка я вынужден был бы несколько дней провести в тюрьме, до выяснения всех обстоятельств.

– Вы и правда серьезно рискуете ради меня…

– Надеюсь, все пройдет нормально.

Он закончил сверлить, подал мне знак, чтобы я молчала, и приложил ухо к дыре.

– Нет, показалось. К вечеру все будет готово. Я поставлю микрофон, усиливающий звуки, и вы сумеете вполне комфортно, сидя на софе в наушниках, слушать то, что происходит внизу, – как при радиотрансляции.

– Удивительно! А можно ли будет еще и видеть?

– Это было бы куда сложнее и требовало бы более серьезной подготовки. Впрочем, у меня нет необходимой аппаратуры, сконструированной по принципу перископа. Но я полагаю, мы прекрасно обойдемся и без этого, если правильно распределим роли. В том случае, если нам будет нужно установить личность ее посетителя, вы можете слушать здесь, я же сойду этажом ниже и увижу, кто от нее выходит.

Могла ли я не признать, что он гениален? Я бы с удовольствием осталась бы с ним подольше, но меня начало беспокоить, отчего эта выдра не возвращается. О чем они могли говорить так долго? Разве что Тото рассказывает ей о своих беговых рысаках. В любом случае это стоило проверить. Однако я не хотела встречаться с ней и с Тото. Я подождала еще несколько минут и попрощалась с господином Фредом, пообещав оставаться с ним на телефонной связи.

В больнице я узнала, что приходившая к Тото дама уже час как ушла. Вид Тото привел меня в замешательство: он уже встал с постели и, облаченный в халат, сидел в кресле. В вазе, естественно, были цветы. Она так разбалует его этими цветами, что ему и вправду может показаться, что он их заслуживает. От меня он и цветочка никогда не получил. Дарила я ему исключительно галстуки, и то лишь потому, что желала как-то спасти себя от его ужасного вкуса. Иной раз он умудрялся появиться на публике в таком галстуке, что стыдно было сидеть с ним за одним столиком.

Тото был в прекрасном настроении и принял меня с настолько самодовольной непринужденностью, что это выглядело почти как снисходительность. Я думала, лопну со смеху. Уже по одному этому догадалась бы, что у него была женщина. Любой успех у любой бабы приводит его в чувство уверенности в себе, утверждая в слегка идиотской убежденности, будто он настоящий донжуан, которому не сумеет противостоять ни одна дама и за любовь которого все мечтают посоревноваться.

Естественно, я сделала вид, что ничего такого не замечаю.

Чтобы хоть чуть-чуть щелкнуть его по носу, принялась рассказывать, что повстречала графа Батильони и провела с ним половину дня. Тото всегда меня к нему ревновал. Ибо Батильони, кроме того, что почти так же богат, как и он, еще и в родственных связях с савойским домом. Оба они друг друга на дух не переносили и грызлись при каждой встрече, причем итальянец всегда брал над Тото верх не только в смысле интеллекта: у него были большие познания и относительно лошадей вкупе с охотой.

– Он был невероятно мил, – сказала я. – Даже выказал готовность подучить тебя вождению.

Тото покраснел:

– Тот рукосуй?!. Меня?!. Да он сам понятия не имеет, как управлять машиной.

– Да. Возможно. Однако получил награду за альпийское ралли и до сих пор ни разу не попадал в катастрофу…

– Это он тебе сказал? – взорвался Тото. – Он же врет. Нагло врет. В 1929 году во время сицилийского ралли он слетел с дороги и разбил машину вдребезги.

– Но сам-то не пострадал.

– Любому болвану может повезти.

– Это верно, Тото, – сказала я обвиняющим тоном. – Нехорошо получается с твоей стороны, когда ты зовешь чей-то талант или умения «удачей». Ты точно так же говорил, что Батильони лишь благодаря удаче занял второе место на ралли Монте-Карло. Это произошло, когда ты сошел уже на втором этапе. Стоило быть благодарным уже за то, что он согласился дать тебе эти несколько уроков. И полагаю, это вполне милый план.

Тото через силу взял себя в руки. Но поскольку я знала, что он слишком хорошо воспитан, чтобы взорваться, то нанесла ему еще несколько мелких уколов. И лишь потом спросила, как, собственно, он себя чувствует и когда доктор позволил ему покинуть больницу. Оказалось, уже завтра он должен перебраться к себе.

– Дома тебе точно будет удобней, – согласилась я. – А как там мисс Норманн?

Тото пожал плечами:

– И откуда бы мне знать?

– Ах, значит, цветы она тебе принесла не лично?

Он сглотнул и пробормотал:

– Нет. Прислала их. Впрочем, не думаешь же ты, что я мог получить их только от нее? Ты меня всегда недооценивала.

Я прошила его взглядом: