Я кивнула ему, развернулась и вышла в спальню.

Если быть откровенной, я совершенно не знала, как поступит Тото. Спускаясь на ужин, даже чувствовала прилив волнения, не понимая, что меня там ожидает.

На ступенях второго этажа увидела то, что наполнило меня истинной радостью. Я чуть не рассмеялась вслух: в комнату мисс Норманн слуги вносили ее чемоданы.

Я спросила у коридорного:

– Кто-то вселяется к госпоже Норманн?

– Нет, – ответил он. – Просто она хотела уехать, а теперь передумала и остается. Отбывает ночным поездом.

Вот авантюристка! Думала, ей достаточно будет пальчиком поманить, чтобы увести Тото у меня из-под носа. Не все так просто! Интересно, что он придумает для оправдания своего вранья перед ней. Ох уж эта его дипломатичность! Она же точно дока во всяких таких отговорках, но даже если и не поняла сразу, то, увидев меня за одним столом с Тото, – поймет все. А вечером может себе спокойно отчаливать, поскольку я решила задержать Тото в Крыницах на весь завтрашний день.

За длинным столом в конце залы он сидел смущенный, мрачный и приутихнувший. Должно быть, ждал довольно долго. Мирский и остальные были уже на своих местах. Когда я приблизилась к их столу, они встали и, пожалуй, слишком решительно продемонстрировали свою радость «от завершения конфликта». Я обратилась к Тото, словно между нами ничего и не произошло:

– Я ужасно голодна. И выпила бы рюмочку рябиновки или чего-то такого, что сам выберешь.

Он был пойман врасплох моим непринужденным поведением и улыбками, поэтому сумел выдавить лишь пару невнятных звуков. В себя пришел только под конец ужина.

Мисс Норманн вниз не сошла. Наверняка ела у себя или не захотела – из-за злости – ужинать. Я ей показала, что не какая-то там курица. И если даже в этом мелком дельце не удалось ей ничего выцарапать, то стоит считаться со мной как с серьезной противницей и в делах куда более важных.

Мы сидели внизу до трех ночи. Что за наивный дурень Тото! Совершенно раздухарился, позабыл об отъезде и только за мной и следил – как в лучшие времена. Я бы голову дала на отсечение, что он решил, будто добьется очень многого. Хотела бы видеть его лицо, когда он узнал, что я пошла спать. На минутку я вышла из бара, пообещав, что вот-вот вернусь. Ну и, естественно, не вернулась.

Довольно долго прислушивалась, не постучит ли он в мою дверь, но он, похоже, все понял и пытаться не стал.

Завтра вечером уедем вместе.

Среда

Наконец-то пришло письмо из Бургоса. Я с нетерпением открыла длинный узкий конверт американского образца. И сразу испытала разочарование. Внутри было только письмо и никакой фотографии.

Бакстер писал:


Уважаемая госпожа!

Увы, не смогу послужить Вам ни обширными, ни подробными сведениями относительно интересующей Вас персоны. Знакомство мое с госпожой Салли Ней было знакомством решительно случайным и кратковременным. В самом деле четыре года назад я пребывал по служебной надобности в Буэнос-Айресе и повстречал там девушку с такой фамилией. Если не подводит меня память, это не был ее псевдоним, поскольку она использовала его не только на афишах, как танцовщица, но и в частной жизни. В этой убежденности меня утверждает еще больше и то, что мы говорили о ее семье, столетиями жившей в Северной Ирландии.

Со времени моего посещения Буэнос-Айреса я больше не видел этой дамы и не переписывался с ней. Однако сохранил по отношению к ней достаточно дружеские чувства, вспоминая ее как особу милую, хорошо воспитанную, умную и культурную. В своей непростой профессии танцовщицы, вращаясь в среде, по природе своей скорее не способствующей культивированию хороших обычаев, она сохранила свежесть и добродетельность девушки из славной семьи.

Насколько знаю, танцем ей пришлось заняться в результате материального обнищания родных. Судьбу свою она принимала с достоинством, хотя и мечтала о замужестве. Со всей уверенностью заявляю – тогда она не была замужем. Поскольку же спрашивала она моего совета насчет визы, у меня на руках были ее документы, выданные английскими властями на имя Салли Ней.

Она вспоминала о том, что ей предлагают выступать в казино в Каннах, чему она рада, поскольку ее брат работает в Ницце на одном из британских промышленных предприятий. Я не уверен, но, кажется, имя его было Джеймс.

В Буэнос-Айресе госпожа Ней жила вместе с теткой, госпожой Колларс, уважаемой дамой в летах с безукоризненными манерами и живым характером. Обе они друг друга весьма любили.

Все, что я знаю о госпоже Ней, свидетельствует, полагаю, что тут случилась некая ошибка и Вы имеете в виду не ее. Все могла бы прояснить фотография. Увы, ни одного снимка госпожи Ней у меня нет.

При оказии прошу передать заверения в моей дружбе Ларсену.

С уважением,

Ч. Б. Бакстер


Письмо я прочитала чрезвычайно внимательно. Оно только на первый взгляд являлось опровержением моих подозрений. Поскольку то, что Бетти Норманн могла пользоваться фальшивым паспортом, совершенно правдоподобно. Происходя из хорошей семьи, она наверняка не желала, чтобы кто-либо знал, что она выступает в кабаре. Если в Биаррице могла пользоваться чужой фамилией и коль до сих пор использует свою девичью вместо той, которую должна носить по закону, я наверняка могу предполагать, что ее взгляды на законные документы не слишком последовательны.

Теперь проблема тетки и брата. Тетка, естественно, могла быть настоящей. Тем более что повсеместно принято называть «тетками» даже дальних родственников. А вот брата она наверняка придумала. Яцек, да и дядя Довгирд, четко говорили о ней как о единственном ребенке в семье. И сама она вспоминала, что у родителей одна.

Предчувствие говорило мне: я не ошибаюсь. Впрочем, бельгийские детективы все проверят. Надеюсь, они скоро ответят. Как жаль, что исчезла моя фотография мисс Норманн. Я бы послала ее Бакстеру и через пару дней уже обо всем знала бы. Я еще раз очень старательно все обыскала. Но фотографии не нашла. Решила снова предпринять вылазку в фотоателье, где была прежде. Теперь, когда мисс Норманн нет в Крынице, могу смело говорить, что делаю это по ее поручению, – и заберу все невыкупленные снимки.

Тото покорно позвонил с самого утра. Сказал, что у него болит голова, поскольку вчера он перепил и сам не знает, когда его положили в постель. Я сообразила, что он специально говорит об отстраненных вещах, избегая более интимного тона, ведь не знает, как я отреагирую. Вот и прекрасно. Пусть не знает. Собственно, лучше всего и будет удерживать его в неизвестности.

Я решила не допустить его сближения с этой рыжей международной авантюристкой. А мне хорошо известно, что даже при незначительных усилиях я запросто удержу его рядом. Не из-за него – только из-за нее. Хватит и того, что при охлаждении наших отношений даю ему небольшие авансы. Кроме того, Тото боится, что я высмею его перед знакомыми. Нечего скрывать, я бы сделала это с истинным наслаждением и всерьез.

Сразу после завтрака я забрала Тото и отправилась на поиски фотографии. Во-первых, потому, что лучшее общество, чем он, трудно себе представить, а во-вторых, мне необходимо было с ним показаться, чтобы заткнуть рты сплетникам. Вчера все знали, что Тото уезжает, знали и то, что уезжает он с этой бабой. Несомненно, они эти два отъезда соединили в один факт. Пусть же убедятся, что он остался – и остался из-за меня.

Несмотря на тщательнейшие поиски и просмотр пары тысяч снимков, я не нашла ни одного фото мисс Норманн. Оказалось, перед своим отъездом она выкупила все свои фотографии. Меня это всерьез удивило, ибо сколько раз мы бывали вместе на улицах, я видела, что она всегда старается избежать фотографов. Утверждала, будто это у нее такой предрассудок. В апартаментах у нее я тоже не обнаружила ни одной фотографии. Тогда зачем же ей было так тщательно выкупать все?..

Тото нашу прогулку сносил словно пытку, поскольку я ему сказала (должна же была как-то объясниться), что ищу фотографию для него. На обеде он немного расслабился. Мы решили уехать в шесть. Остановимся в Кракове на день или два. Я подговорила Мирского, чтобы тот поехал с нами. В его присутствии Тото не сможет позволить себе никаких попыток близости. Пусть думает, что я хочу сохранить приличия перед Мирским. Заканчиваю в спешке. Мои вещи уже в машине. Оба кофра портье отослал вчера вечером поездом.

Я покидаю Крыницы, не добившись того, зачем сюда приехала, однако с немалым запасом новых данных.

Четверг

Я очень собой недовольна. Слишком много выпила у Гучи на обеде. До сих пор шумит в голове. Если бы не это отвратительное шампанское, наверняка не сделала бы той глупости. Шампанское и скука в Кракове. Тут мне и правда нечего делать. Я все испортила. Всю мою стратегию.

Тото снова готов бог весть что себе воображать. Нужно будет завтра продумать новую тактику. Сегодня нет для этого никаких сил. Такая тишина вокруг. Первый час ночи. Краков уже давно спит. Прошлой ночью я и правда дремала в машине, но теперь ужасно устала и глаза у меня закрываются.

Я должна была еще что-то записать. Не могу вспомнить. Ага, точно: Тото давал мне понять, что мог бы рассчитывать на серьезные авансы со стороны той рыжей. Это ведь его высокомерность, верно?..

Пятница

Сегодня состоится большой бал у Потоцких. Будет всё малопольское high life[82], а также молодой Эстерхази, который, кажется, просит руки Люси. Мне очень интересно, как он выглядит. На любительских фото производит весьма недурственное впечатление. Меня очень просили, чтобы я осталась. Просил и Тото. Рассчитывал, что Эстерхази, который был с ним на охоте на волков, вспомнит и пригласит к себе на муфлонов.

Собственно, оттого, что Тото настаивал, я и не согласилась. Мы уезжаем вечером до бала. Мне предстоит еще несколько визитов. Я поговорила по телефону с Яцеком. Он искренне обрадовался моему предстоящему приезду. Я все больше убеждаюсь, что только его и люблю.