Поговорила с директором, и он пообещал мне – апартаменты через пару дней освободятся. Господин Ларсен нынче явится на трапезу в «Патрию», обедаем вместе. Он удивительно интересный собеседник.

Среда

Это должно что-то означать. Поскольку мне известно, что в Биаррице она уже использовала чужую фамилию (собственно, своей девичьей пользуется тоже незаконно, так как должна бы носить фамилию Яцека), я склонна скорее верить памяти Ларсена, чем поведению этой женщины.

Было так.

Мы как раз обедали с господином Ларсеном, когда в столовую залу вошла мисс Норманн. Проходя рядом с нашим столиком, она поздоровалась со мной вроде бы с большей сердечностью, нежели это позволяло наше недолгое знакомство. Я ответила ей тем же. Ларсен встал и поклонился. Она едва заметно наклонила голову в ответ. А когда уже заняла место по ту сторону залы, Ларсен сказал:

– Не могу избавиться от впечатления, будто знаю эту даму. Кто это?

– Ее имя мисс Элизабет Норманн.

– Странно, – пробормотал он. – Я бы поклялся, что раньше она звалась иначе. И что мы довольно часто встречались. – Он взглянул в ее сторону и добавил: – Вероятно, тогда волосы ее были другого цвета и… Я чуть не сказал нечто неуместное.

– Ну, можете сказать, – настаивала я, весьма заинтригованная.

– По правде говоря, это ерунда.

– И все же!

– Я не могу избавиться от впечатления, будто видел ее танцующей в весьма эксцентричном костюме.

– На каком-то маскараде?

– Нисколько. В каком-то кабаре.

– Не понимаю…

– Я, конечно, не могу доверять своей памяти. Но мне кажется, некая удивительно похожая на эту даму особа выступала танцовщицей в кабаре… Где это было, я уже и не вспомню. Не припомню, и когда оно происходило. Прошу прощения за то, что бросаю тень на вашу знакомую.

Я пожала плечами:

– Мы познакомились с ней совсем недавно. Но мне не кажется правдоподобным факт того, что она могла выступать танцовщицей в кабаре. Она, несомненно, богата, и не похоже, чтобы делала такие вещи ради каприза. Производит впечатление женщины уравновешенной и пристойной. Но вы меня заинтриговали. Не можете ли вспомнить, как звали ту танцовщицу?

Он нахмурился и через некоторое время произнес:

– Если не ошибаюсь, звалась она Салли Ней… Да. Салли Ней. Один из моих приятелей интересовался ею поближе. Потому я и запомнил фамилию… Верно. Теперь вспомнил. Было это четыре года назад в Буэнос-Айресе. Мой коллега оделял ее немалым вниманием. Естественно, я говорю о танцовщице, а не о той даме, которая похожа на нее. Та точно была брюнеткой. Скорее, южного типа.

– И чем же все закончилось?

– Увы, быстрым расставанием. Мы тогда были в Буэнос-Айресе ради заключения торгового соглашения. Довольно быстро закончили переговоры, и пришлось возвращаться в Соединенные Штаты.

– Хотела кое о чем спросить вас, – улыбнулась я ему. – Не могли бы вы дать мне фамилию и адрес этого своего коллеги?

– После того что я о нем уже сказал, это было бы довольно сложно.

– Но вы ведь не сказали о нем ничего дурного.

– Но он человек женатый… – защищался Ларсен.

– Ах, боже мой. Я напишу ему деликатно. И даже если письмо попадет в руки его жены, у нее не окажется причин подозревать его в неверности. И я действительно была бы вам за это обязана.

– Значит, вы полагаете, что эта дама и в самом деле могла быть танцовщицей кабаре?

– Отнюдь нет. Но, видите ли, это могло касаться ее сестры. Та довольно ветрена. Впрочем, не могу раскрыть вам большего, ведь и сама знаю немного. Не отказывайте мне.

Он еще миг колебался, однако затем согласился:

– Хорошо. Но я настаиваю на тактичности.

– Можете быть уверены в этом.

Он вырвал листок из блокнота и написал на нем: «Charles B. Baxter Burgos Hotel “Continental”, Espana». Я прочла это с удивлением.

– Но ведь Соединенные Штаты не поддерживают дипломатических отношений с генералом Франко.

– Официально – нет. Бакстер присутствует там в качестве дипломатического наблюдателя.

– Видите, – заметила я, – вы совершенно зря волновались. Он наверняка находится там без жены.

– Наоборот. Они там вместе.

– Как это? Он не боится подставлять ее под опасности войны?

– В Бургосе довольно безопасно. Правительственные самолеты редко долетают туда. Впрочем, война, вероятно, скоро закончится. Советы помогают властям все меньше, и преимущество повстанцев становится все явственней[73].

– Мой муж утверждает, – сказала я, – что своей жестокостью испанская война превосходит Первую мировую.

– Наверняка, – признал Ларсен. – Так всегда случается, когда важными оказываются идеологические мотивы. Кроме того, стоит принимать во внимание и национальный темперамент испанцев. Не станем забывать и о том, что Испания – родина кровавейшей инквизиции, корриды и прочих подобных гадостей.

Он довольно много разглагольствовал на эту тему, что было мне на руку: до того, как написать письмо тому Бакстеру, я хотела вытянуть из Ларсена толику информации о той танцовщице, поскольку была почти уверена – речь идет именно о Бетти Норманн.

Но в ее поведении относительно Ларсена я не заметила ничего указывающего на то, что она его когда-либо видела. Впрочем, это вполне нормально. Она могла когда-то танцевать в кабаре, повинуясь капризу. Я и сама, окажись в далеком городе, где меня никто не знает, могла бы пойти на такое. Просто, чтобы проверить, какое впечатление производят мои красота и очарование. Когда танцуешь в кабаре, узнаёшь сотни мужчин. И совершенно естественно, что большинства из них ты потом не помнишь.

Закончив обед, она снова прошла мимо нашего столика и вновь очень вежливо улыбнулась мне, не обратив, однако, ни малейшего внимания на моего спутника. Когда вышла, Ларсен произнес:

– Нет. Та была несколько ниже…

– А поведение ее напоминало манеры остальных танцовщиц?

– Скорее, нет. Естественно, насколько я могу судить об этом. Тут я не много знаю. Но, как мне помнится, Бакстер считал это большим плюсом.

Соответственно, ничего существенного я из него вытянуть не смогла. Потому, вернувшись в свой номер, села за письмо. Написала так:


Уважаемый г-н Бакстер! Наш общий приятель, г-н Джо Ларсен Кнайдл, вспоминал о некой девушке, которая интересует меня по исключительно личным причинам. Много лет назад я потеряла ее из виду и была бы Вам безмерно благодарна, если бы Вы предоставили мне определенную информацию. Мне это очень нужно.

Имя той дамы – Элизабет Норманн. Однако, выступая в кабаре, она использовала имя Салли Ней. Сведения, которыми я обладаю, говорят о том, что четыре года назад она пребывала в Буэнос-Айресе.

Не знаете ли Вы, где она находится нынче? И где была раньше? Какие у нее были намерения? Не вышла ли она замуж? Не намеревалась ли сменить профессию? Все, что Вы сумеете о ней написать, очень мне пригодится. А если у Вас случайно окажется ее фотография – молю прислать и ее. Горячо обещаю, что верну фото.

Естественно, никто, кроме г-на Ларсена, не будет знать о том, что я Вам пишу, как не будет знать и обо всем деле. Заранее благодарю Вас за доброту и приношу глубочайшие извинения, что отбираю у Вас драгоценное время.

Г. Реновицкая


Я сама отнесла письмо на почту и отослала его заказной экспресс-доставкой. На обратном пути мне пришло в голову, что, даже если американец не захотел бы писать ответ или предоставить мне информацию, у меня имеется еще одна возможность: обнаружив этот новый след, я могу сообщить о нем в то брюссельское детективное агентство. Для них не составит труда проверить этот Буэнос-Айрес.

Ах, если бы я могла переслать им ее фото!

И тут меня вдруг осенило. Ведь в Крынице на каждом шагу фотографируют прохожих. Фотографов тут пруд пруди. Не может быть, чтобы ее ни разу не сфотографировали. Нужно просто осмотреть большие фотоателье – и я наверняка найду то, что ищу.

Я потратила на это четыре битых часа и, естественно, с успехом. Обнаружила два снимка. Совершенно отчетливых, с хорошо различимым лицом. Поскольку я опасалась, что мне не захотят их отдать, я поступила немного некрасиво, но другого выхода не было. Когда тамошняя дамочка отвернулась, я украла оба снимка, сунув их в сумочку. Чтобы хоть как-то им это компенсировать, попросила девушку увеличить свое фото, которое тоже нашла тут. Теперь задание тем, из Брюсселя, очень облегчится. Может, они сумеют обнаружить и другие ее следы.

Подожди же. Я докажу, что не так просто отобрать мужа у женщины, которая умеет за себя постоять и у которой достаточно стойкости, чтобы вести эту битву со всей решимостью.

Среда

Итак, Ромек нашелся. Было это довольно забавно. Между тем, прежде чем я опишу все, мне следует записать вещи более важные. А именно: вчера я отослала письмо в Брюссель вместе с фотографией. Вторую оставила себе. Спрятала ее между платками в шкафу. Детективам же сообщила, чтобы не экономили на средствах, сделали с фото достаточное количество отпечатков и разослали в подобные агентства по разным странам.

Теперь-то дело пойдет быстрее. Если от Бакстера я получу подтверждение моих подозрений, у меня будет достаточное количество компрометирующих ее материалов. Тогда я смогу смело заявить, что она международная авантюристка с весьма скандальным прошлым. И как знать, не двоеженка ли. Может ведь оказаться и так, что тот господин, с которым она жила в Биарицце, был ее настоящим мужем.

Я встретила ее нынче утром в холле. Был у меня превосходный повод начать разговор, поскольку, собственно, переносили мои вещи в апартаменты на третьем этаже, номер, что находился над ее.

– Теперь мы соседи, – сказала я. – Но не опасайтесь. Я не стану устраивать у себя танцев или бега наперегонки.

– Даже если бы и так, – ответила она вежливо, – вы настолько легкая, что это не произвело бы никакого шума.