Больше информации дядя Довгирд не мог мне дать. Но и та, которую я от него получила, была чрезвычайно важной. Интересно будет взглянуть в лицо дяди Альбина, когда я сообщу ему, что его англичанка умеет писать по-польски.

Завтрак был превосходным и прошел весьма приятно.

Когда мы в сумерках возвращались в Варшаву, Тото, перед Ловичем уже, задел крылом какую-то подводу. Я очень перепугалась, однако, к счастью, ни с кем ничего не произошло. Это ужас, что на наших дорогах все еще полно подвод!

И чего эти селяне постоянно ездят? Понять не могу, что за дела могут быть у селян. Столько говорится о моторизации, а никто этим не займется.

Когда я вернулась домой, поняла, что у меня возникла проблема с ключом от ванной. Совершенно не могла вспомнить, куда я его спрятала. Вместе со слугами я перевернула дом вверх дном, и лишь когда послала за слесарем, Юзеф нашел ключ между газетами.

К счастью, пакет лежал на своем месте, никем не тронутый. Я уже немного успокоилась. Думаю, Роберт за ним так и не придет.

Нынче иду с мамой в оперу. Данка тоже присоединится. Могу себе представить, какая будет скукота!

Суббота

Дядя Альбин был очень удивлен новостями. Я не отказала себе в удовольствии иронически отозваться о его ловкости. Он принял это с покорностью и сказал:

– В таком случае она чертовски умная женщина. Поверь мне, малышка, я не принадлежу к наивным или простодушным людям. И если она сумела обмануть меня, то это доказывает – она ловкая бестия и у нее очень серьезные причины скрывать свое знание польского.

– Но какие?..

– Понятия не имею. Она ведь не скрывает, что владеет несколькими другими языками. Кроме английского знает французский, немецкий, итальянский. Отчего ей так важно утаить знание этого языка?.. Может, она просто-напросто хотела бы иметь надо мной преимущество, чтобы понимать, о чем я говорю, а может, притворяется перед слугами, дабы знать их мнение о ней.

Я обеспокоилась:

– А что, если вы как-то выдали себя?

– О, будь спокойна. Для подобных вещей я слишком осторожен. Значит, говоришь, пан Довгирд очень хорошего мнения о ней?

– По крайней мере он ничего дурного не говорил.

– Ха, на его мнение мы можем положиться. Когда-то он считался одним из лучших дипломатов.

Я иронически улыбнулась:

– Точно так же, как вы считаетесь одним из наилучших знатоков женщин.

– Малышка, – сказал он. – Твоя насмешка бьет в пустоту. Каждый знаток женщин знает о них лишь одно: что те скрывают в себе достаточное число неожиданностей. В этом, впрочем, состоит наибольшее очарование. Но будем говорить всерьез. Не знаю, возможно, стоит слегка приоткрыть карты. Сказать ей хотя бы, что маскарад с этим ее «я не знаю польского языка» – не удался.

– И зачем же нам говорить ей об этом?

– Хотя бы затем, чтобы сподобится спросить, зачем она поступила так.

– Полагаю, лучше подождать. А прежде всего нужно отослать в Брюссель новости, полученные мною от дяди Довгирда. Это сильно облегчит им дальнейшие поиски.

– Естественно, – кивнул дядя. – Я тотчас же им напишу. По крайней мере мы уже много чего знаем об этой даме. Вижу, тебе не терпится, но не торопись. Поспешность здесь не лучшая стратегия.

Я тряхнула головой:

– У меня противоположное мнение.

– Ты ошибаешься, малышка. Если бы Яцеку угрожала серьезная опасность с ее стороны, если бы она спешила, то давно бы использовала оружие, которое есть у нее на руках. Как видно, ей не слишком-то важно скомпрометировать Яцека. Вероятно, она ведет с ним переговоры.

– Но о чем?

Дядя пожал плечами:

– Этого я не знаю. Если не о деньгах, то можно предположить, что ей важно получить Яцека назад. Потому что – о чем еще могла бы идти речь? В любом случае странно, что она его не подгоняет. Что согласилась на его отъезд в Париж, а теперь в Беловежскую Пущу. Она даже вспоминала, что готовится несколько дней провести в Крынице, поскольку якобы интересуется ею со времен, когда там были наследники нидерландского престола и князь Бернард. Я спросил ее позавчера, как долго она собирается пробыть в Польше. Она сказала, что не задумывалась над этим. Отсюда следует – речь не идет о быстром отъезде. У нас есть время, и мы можем ждать без опаски.

– Но ждать – чего?

– Прежде всего вестей из Брюсселя. Я убежден, вскоре мы сумеем узнать нечто интересное, что-то, чем сумеем поставить мисс Норманн шах.

Я попрощалась с дядей не слишком-то вдохновленная. Ждать и ждать… Ожидание не самая сильная моя сторона, и я желала бы наконец знать хотя бы что-то. Случались такие моменты, когда мне хотелось просто прийти к той женщине и с глазу на глаз прояснить ситуацию. У меня ведь есть все права на это.

Заявить ей: «Чего вы хотите от моего мужа? Зачем вы его шантажируете?! Даже если вас когда-то и правда единили чувства, вы не сумеете уговорить меня, что они все еще живы».

Интересно, что бы она сказала мне в ответ.

В любом случае у меня есть превосходство над ней. Потому что первенством она обладает только с точки зрения закона.

Пополудни приехал Яцек. Много рассказывал мне об охоте и о своих разговорах с немцами. Естественно, он не вспоминал о Черном море. Из-за этого мы даже немного поссорились. Яцек старался убедить меня, что женщины не должны интересоваться политикой, поскольку они не разбираются в ней. Смешной аргумент! Тетушка Магдалена или мама наверняка не разбираются. Но вот возьмем хотя бы Данку.

Женщины ничего не понимают в политике, надо же! Я поставила слова Яцека под сомнение, сказав:

– А кто же был бо́льшим политиком, чем Екатерина Великая, чем Елизавета Английская, чем королева Виктория? Когда они правили, их страны достигли величайшего расцвета и силы. С той лишь разницей, что на голове их были короны. Когда бы я была польской королевой, а ты, например, моим министром или даже князем-консортом[47], ты без сопротивления должен был бы выполнять мои директивы. И уверяю, результаты были бы куда лучше, чем при мужской власти.

Яцек на это заявил:

– Собственно, при женском правлении мужчины начинают слишком сильно вмешиваться в политику и потому, бывает, часто совершают ошибки. Во времена Екатерины правили ее фавориты, во времена Елизаветы – тоже мужчины, которых она, правда, умела подбирать, а с Викторией принц Альберт делал что хотел.

– И что же из этого следует? – спросила я.

– Следует то, – натянуто улыбнулся он, изображая галантность, – что вы должны царствовать над нами, а не править.

Я пожала плечами.

– Мне жаль, что ты не знаешь истории. Все эти три монархини правили, и к плюсам их в политике следует записать уже то, что они умели подбирать себе фаворитов. Будь я королевой, я бы выбрала себе…


Тут, увы, я должен прервать течение рассказа Ганки Реновицкой. Поскольку автор в этом месте перечислила несколько фамилий, принадлежащих персонам, широко известным. Я почти не сомневаюсь, что каждый из этих господ был бы рад титулу фаворита такой очаровательной королевы даже в том случае, если бы королевой она не была, – однако большинство из них люди женатые.

Читатель с легкостью поймет, что, публикуя дневник пани Ганки, я не могу ставить этих уважаемых людей в неловкое положение в их семьях. Жёны, как правило, чрезвычайно не любят, чтобы мужья их становились фаворитами, пусть бы только и на страницах книг.

Другим мотивом, который приказывал мне сократить перечисленные пани Ганкой фамилии, было то, что я не хотел бы намекать польскому обществу на необходимость этих изменений в публичной жизни, ведь это стало бы прямым продолжением мнения пани Ганки. Перемены охватили бы столь широкий круг проблем и привели бы к столь рискованным подвижкам на таких высоких постах, что это грозило бы серьезными проблемами.

Достаточно сказать, что вопросы культуры и искусства разрешались бы замечательным ротмистром одного из лучших кавалерийских полков, национальные контролировал бы некий молодой граф, хорошо владеющий несколькими языками, оборона страны была бы отдана в руки одного из лучших варшавских актеров, который так прекрасно играл Юлия Цезаря. Однако я ни в коей мере не желаю обговаривать справедливость взглядов пани Ганки и прошу у нее прощения за это небольшое сокращение в ее дневнике. (Примеч. Т. Д.-М.)


– И можешь мне поверить, – добавила я, – что под моим руководством не было бы, например, безработицы. Вы, мужчины, полагаете сложными вещами проблемы, решение которых лежит на поверхности. Что может быть проще, чем ликвидировать безработицу? Достаточно объявить, что каждый, кто не желает работать, отправится в тюрьму. Или, например, эти споры с украинцами. Вот уж будь уверен: если бы я с ними пообщалась, то наверняка сумела бы их убедить, чтобы сидели спокойно. Я уж не говорю о дипломатии. Клянусь тебе, если бы вместо Бриана Соединенные Штаты Европы организовывала, например, Даниэль Дарьё[48], мы бы давно получили эти штаты, а все войны были бы отменены.

Как всегда, он не признал моей правоты и просто отшутился. С ним невозможно говорить всерьез. Он твердо убежден насчет собственного высшего статуса в области политики. Конечно, я могу оставить для него эту иллюзию. Как видно, подобные вещи необходимы ему для счастья.

Впрочем, если быть искренней, у меня не нашлось бы достаточно терпения, чтобы ежедневно и постоянно заниматься политикой. Уже не говоря о том, что мне непросто было бы найти на нее достаточно времени. Несколько раз я слушала дискуссии в сейме. Это ужасно скучно. На трибуну выходят разные господа и часами говорят о вещах абсолютно неинтересных.

Хорошо же, что мне вспомнилась Даниэль Дарьё. Пока что я не была на ее последнем фильме, а от Мушки знаю – Тото успел побывать дважды. Она и вправду очаровательна, однако нос у нее некрасивый. Но от такого безумца, как Тото, можно ожидать всего. Он способен поехать к ней хотя бы и в Голливуд. Ему бы это нисколько не помогло, потому что я прочла в «Кино», что она замужем и любит супруга. А деньги Тото ее не привлекут. Она и сама зарабатывает миллионы.