Я вытащила блокнот и внимательно перелистала все страницы.


Отем: Никакой записки.

Дженна: Тайна раскрыта! Блокнот – подарок тебе от Эдди, а не от папы. Просто у нее не в порядке с головой, и она все перепутала.

Отем: Да. Наверное.

Дженна: Но ты все же пиши в нем.

Отем:?!?!?!

Дженна: В ответ на «черный список» ты можешь вести в нем свой собственный. «Белый». Список желаемого.

Отем: Возможно. Только ведь все равно придется писать.


Она права насчет Эдди. Конечно, она не в себе. Она была с приветом еще до инсульта. А теперь совсем свихнулась. Если бы она говорила правду, это бы означало, что папа заранее знал, что умрет, и ничего не мог с этим поделать.

Кошмар.

Но если он и вправду знал, что погибнет, и … если он и вправду ничего не мог с этим поделать, то… здорово было бы получить от него последний подарок. Даже такой необдуманный, которым я и воспользоваться-то толком не смогу.

– Слушай, мам, – спрашиваю я за ужином. – А у папы были когда-нибудь … предчувствия?

– О боже, – стонет мама. – Что тебе сказала Эдди?

– Предчувствия? – переспрашивает Эрик. – Это как у экстрасенсов?

– Она мне ничего не говорила, – отвечаю я, делая глоток молока. – Она… ну… намекнула, что ли.

Эрик прижимает ладони к вискам.

– Я чувствую, что Шмидт попросит сейчас кусочек мяса. – Естественно, Шмидт начинает поскуливать. – Это наследственное. Я – гений!

– Ты неудачник, – отвечаю я. – Собака клянчит с тех пор, как мы сели за стол.

– У твоей бабушки всегда были дикие фантазии еще до того, как ее хватил удар, – замечает мама. – Не стоит обращать внимание на ее слова. Твой папа был одарен очень во многих областях, но дара, в который хочет верить Эдди, у него не было.

Я больше не обсуждаю эту тему. Но, когда я поднимаюсь к себе, я достаю блокнот и плюхаюсь с ним на кровать. Я разглядываю странный треугольник с лицом на обложке. Такое странное изображение. Как будто его нацарапал ребенок. Напоминает иероглиф.

Я открываю блокнот. Ничего особенного внутри. Если хорошо поискать, можно найти точно такой же в канцелярском магазине. Возможно, именно там Эдди его и откопала, когда постояльцев «Сенчури Акрз» возили в торговый центр.

И все же…

Я беру ручку.

Я не собираюсь вести дневник. Я не из тех людей. Идея Дженны записывать свои пожелания тоже мне не нравится. Поскольку этот блокнот интересен мне только по одной причине, мне кажется правильным использовать его только для одной цели.

«Дорогой папочка,

я знаю, ты не имеешь к этой вещи никакого отношения и не можешь прочитать того, что здесь написано, но я так по тебе скучаю. Ужасно. Настолько, что даже решилась написать. Думаю, ты можешь чувствовать себя польщенным…»

Я всегда пишу очень медленно, поэтому на эту запись уходит масса времени. К тому же, уверена, большинство слов написаны неверно, но я сказала ему то, что хотела. Это больше, чем я написала за всю свою жизнь.

И мне хорошо.

Хотя и не должно быть: это же не папа, а просто блокнот, и какая-то часть меня считает это занятие слишком утомительным… Но я не буду обращать на это внимания: мне нравится писать ему. Я задумываюсь над идеей Дженны о списке пожеланий. На этот раз она вызывает во мне улыбку, и я добавляю еще одну строку:

«Пусть хоть что-нибудь станет проще. Хотя бы что-нибудь одно!»

Я закрываю блокнот и чувствую себя просто прекрасно… ровно одну минуту, пока не бросаю взгляд на часы.

Уже полночь, а я даже не приступала к урокам.

Я идиотка.

Я идиотка-предсказательница, потому что в следующие две недели именно что-то одно становится проще. Я умудряюсь сдать сложнейший зачет по французскому, потому что он проходит в устной форме. И хотя отвечать нужно перед всем классом, но зато хотя бы не письменно!

Все остальное в моей жизни – один колоссальный стресс.

Учиться в Авентуре в миллион раз сложнее, чем в Стиллвотере, а читать нужно столько, что я каждую ночь засиживаюсь допоздна. Амалита и Джей-Джей очень помогают мне. Иногда кто-нибудь из них ждет меня после школы, чтобы вместе позаниматься либо на свежем воздухе во внутреннем дворе торгового центра, либо у кого-нибудь дома. Джек тоже изредка присоединяется к нам, хотя он больше мешает, чем помогает. Джек – настоящий гений. Он успевает сделать все уроки еще в школе и, когда мы корпим над своими, постоянно отвлекает нас любимыми цитатами из комиксов.

Что касается блокнота, у меня не было времени добавить в него ничего нового с той первой записи. Тем не менее я ношу его с собой на случай, если все-таки выдастся минутка что-нибудь написать. Я понимаю, что носить с собой блокнот – значит напрашиваться на неприятности, но ничего не могу поделать. Мне нравится держать его под рукой.

Еще одна вещь страшно нервирует меня, и наконец я решаюсь заговорить об этом за обедом.

– Представляете, – говорю я, – она на меня таращится.

– Кто она? – спрашивает Джей-Джей.

– Ну кто, Ринзи!

Они все проследили за моим взглядом и тоже посмотрели на Ринзи.

– Прекратите, – прошипела я.

– Понятно, – замечает Джек. – Ты боишься смотреть ей в глаза, чтобы она не превратила тебя в камень.

– Смотри-ка, ты в курсе про Медузу горгону, – говорит Джей-Джей. – Ты прочел о ней в комиксах на тему греческой мифологии?

– Ущипните меня, – просит Джек, когда мимо нас дефилирует хорошенькая блондиночка с хвостиками.

– Dios mio[27], – бормочет Амалита. – В чем проблема, Отем? Ты боишься mal de ojo[28]? Дай-ка я с ней побеседую. – Она встает на ноги и успевает крикнуть: «Эй!», прежде чем я резко усаживаю ее обратно.

– Не надо! Ты этим только хуже сделаешь. Ничего страшного, – говорю я. – Просто она всегда так делает: смотрит на меня, как будто убить хочет. С того самого дня в магазине.

– Когда она поняла, что ты нравишься ее парню, – заявляет Амалита.

– Но Шон не ее парень, – отвечаю я. – Ты сама мне сказала, что он не хочет с ней связываться.

– И мы не можем быть уверены, что Отем ему нравится, – замечает Джей-Джей. – Он ведь не приглашал тебя на свидание или что-нибудь в этом роде?

Джек фыркает.

– Нет, – говорю я. – Он просто приветлив. Болтает со мной, когда мы встречаемся в классе. Иногда мы вместе переходим из аудитории в аудиторию. И все.

– То есть ничего, – заключает Джей-Джей.

– Если только он не говорит о тебе в твое отсутствие, но в присутствии Ринзи, – говорит Амалита.

– Как бы то ни было, – продолжает Джей-Джей, – думаю, не стоит обращать внимание. Хочет таращиться, пусть таращится. У тебя что, мало других переживаний? Не позволяй Ринзи нагнетать ситуацию. Она того не стоит.

– Ты прав, – соглашаюсь я. – Только вот… У меня такое чувство, будто она что-то замышляет.

Обеденный перерыв подходит к концу, но мрачные мысли никак не выходят у меня из головы. Я прошу разрешения выйти в туалет, беру с собой свою сумку и нахожу пустой кабинет. Там я вытаскиваю свой блокнот и насколько могу быстро пишу: «Дорогой папочка, кое-что меня очень волнует, и, думаю, мне станет легче, если я просто расскажу тебе…»

Я рассказываю ему о моих переживаниях и заканчиваю запись пожеланием:

«Если Ринзи против меня что-то замышляет, пусть уже сделает это, чтобы мне не пришлось мучиться в ожидании».

Я закрываю блокнот и глубоко вздыхаю.

Мне полегчало.

Остаток дня пролетает незаметно. После школы я делаю уроки, потом ужинаю и немножко смотрю телевизор, а после ухожу к себе наверх, чтобы там продираться сквозь бесконечные страницы книг.

Сообщение от Амалиты приходит в одиннадцать.


Амалита: Если ты не спишь, ни в коем случае НЕ заходи на сайт школы.


Естественно, я тут же захожу.

О! Мой!! Бог!!!

7

Сайт Авентурской средней школы мало чем отличается от сайтов других школ. Ты заходишь на него, вводишь свое имя и пароль, выбираешь свой класс и попадаешь на страницу, где учителя расписывают ученикам задания надолго вперед, дают список вспомогательной литературы по темам, выкладывают учебные материалы, размещают объявления и прочую административную информацию.

По крайней мере, обычно на сайте размещено именно это. Сейчас же, стоило мне на него зайти и найти второй год обучения, как я увидела свой портрет на весь экран.

Меня сфотографировали крупным планом, должно быть, в мой самый первый день в школе, потому что огромная раздвоенная шишка горой вздулась у меня на лбу. Очевидно, что я не вижу, как меня снимают. Рот у меня странным образом перекошен, веки полуприкрыты. Скорее всего, в этот момент я что-то говорю, но на снимке я похожа на обдолбанного торчка. Фотография не в фокусе, как если бы снимали издалека, а потом просто увеличили изображение. Но нет сомнений, что это именно я.

Я судорожно кликаю на экран и жму на все кнопки клавиатуры, но картинка не исчезает.

Я вся дрожу. Мне хочется набрать Амалиту, но уже слишком поздно для звонка, и я отсылаю ей сообщение.


Отем: Я ее убью.

Амалита: Я же тебя предупреждала, не смотри.

Отем: Как ты думаешь, можно убрать фото, пока его не увидели все?

Амалита: Я слышала, Кэрри Амерник говорила, что это была общая рассылка. Слишком поздно.


Я не знаю, как мне быть. Я в такой ярости, что меня потряхивает. Нужно закрыть сайт, но я этого не делаю. Мое уродливое лицо пялится на меня.

Какого черта, что же мне делать? Можно разбудить маму. От этого я уж точно не умру.

Я чувствую, что мои нервы на пределе. Я нарезаю круги по комнате, перелезая каждый раз через свою кровать, как будто бы это бег с препятствиями. Я почти в голос смеюсь, когда вспоминаю, как хотела, чтобы Ринзи скорее сделала то, что собиралась. Я ведь так и написала папе в блокнот. Бойтесь своих желаний, как говорится.