Моя новая жизнь в данный момент представлена:

1. Морковским.

2. Кисулей Сергеевичем.

3. И это только начало.


Поздно вечером позвонил Боба. Послал мне диск какой-то оперной певицы. Ни за что не буду слушать.

— Особенно хороши номера 5, 7, 10, 15 и все после 15.

— Так много?

Скажу, что больше всего мне понравились номера 4, 6 и 13 — покажу, что у меня независимый вкус.


26 марта, пятница

11.25, в университете, в курилке.

Подошла Наташка с первого курса. Грустная, какая-то полинявшая. Задала мне странный вопрос:

— А как вы думаете, можно без спонсора?

Наташка влюбилась. И теперь ей не нравится ее спонсор.

— Я влюбилась навсегда, — торжественно произнесла Наташка, — как в книжке, понимаете? В Сережу со второго курса, он у вас учится. Правда, он необыкновенный?

— Правда. Сережа куда лучше любого спонсора.

Видела я этого Сережу — одни уши. Как у спаниеля. Хороший мальчик.


14.30, на лекции. Звонок.

— Срочно приезжайте домой, — раздался мужской голос в трубке. — У вас сработала сигнализация.

Я засмеялась, понимая, что это шутка, потому что у меня не было никакой сигнализации. Но мне было интересно, чья именно шутка, поэтому я быстренько закончила лекцию и поехала домой.

У меня дома сидели полковник ФСГДД Кисуля Сергеевич, Ирка-хомяк и ПетрИваныч, почему?..

Оказалось, что утром, когда я ушла в университет, мне поставили сигнализацию.

— Это ваша совместная шутка? — спросила я. — Смешно.

Оказалось, никакой шутки.

— Так жить нельзя, поняла, Кисуля? Вот у тебя на тумбочке валяются ключи — приходи и бери кто хочешь. Я вчера взял один, а ты даже и не заметила.

Кисуля Сергеевич сделал мне подарок — поставил сигнализацию. Вчера за разгадыванием кроссвордов ему не понравился призрак Ирки-хомяка.

И вот около двух часов дня, пока я читала лекцию, Ирка-хомяк зашла ко мне.

— Я хотела взять свой белый шелковый шарфик. К синей блузке, понимаете, Сергей Сергеевич? — возбужденно пояснила Ирка.

По-моему, она была в шоке — зачем Кисуле Сергеевичу эта наша девичья возня с белыми шарфиками? Кстати, белый шарфик я от Ирки спрятала в ящик письменного стола. Посадила пятно и боялась ей сказать.

Так вот, пока ничего не подозревающий Хомяк искала шарфик, приехала группа захвата.

Группа захвата велела Ирке принести паспорт. Заплаканная Ирка нашла шарфик в ящике письменного стола («вечно ты ничего не кладешь на место!»), вызвала с работы Петр Иваныча и отправилась за паспортом.

— А тут я, — довольно сказал Кисуля Сергеевич, — заглянул к тебе, Кисуля, по дороге. Думал, может, ты уже дома.

Кисуля Сергеевич спас Ирку от группы захвата. Сказал: «Все в порядке, ребята, езжайте, я сам все проверю».

И тут приехала я.

— Вы паспорт-то проверьте, Сергей Сергеевич, — сказал Петр Иваныч.

Кисуля Сергеевич удивленно посмотрел на него и молча пролистал Иркин паспорт. Все в порядке.

— Вот видишь, все в порядке, Сергей Сергеевич проверил, — сказала мне Ирка-хомяк.

Петр Иваныч с Иркой ушли домой, и мы остались одни.

Кисуля Сергеевич проследовал на кухню и привычно достал коньяк. Если я каждый день буду вести с ним приятную беседу за коньяком, я могу опять стать алкоголиком (позор в Коробицыне).

Оказывается, в тот день, когда я нечаянно наехала на его фару, Кисуля Сергеевич был очень растерян, иначе мне ни за что не удалось бы так ловко его окрутить, — так он сказал. В тот день он развелся с женой.

Я сидела и профессионально кивала, как китайский болванчик, и, видимо, мой профессионализм и послужил причиной того, что Кисуля Сергеевич рассказал мне свою жизнь. Не всю жизнь, только личную.

Неужели он считает, что мы уже состоим в таких отношениях, когда мне нужно все про него знать?..

Так вот. Он вообще не верит женщинам. Например, в 90-м году в Сингапуре он впервые попал к проститутке — было интересно, как там у них. У них было так: 50 долларов и большая очередь. Ну и наконец наступила его очередь.

— Знаешь, что она мне сказала? — спросил Кисуля Сергеевич. — Мне, говорит, так с тобой хорошо! А я ей не поверил.

Я засмеялась — думала, он рассказывает анекдот. Оказалось, нет.

Кисуля Сергеевич ни разу не встретил близкую душу, с которой ему было бы хорошо долгое время. А те кратковременные души, которыми он вынужден был пользоваться, только подрывали его здоровье и моральный авторитет.

Я молчала. Как печально. Смотришь на кого-то важного и думаешь про него: вот он какой важный, и жизнь у него важная. А присмотришься поближе — вовсе он не важный, а такой, как все, со слабостями, с комплексами всякими… Это как «для камердинера нет великих людей». Но ведь я же не собиралась быть камердинером полковника!..

— А вот ты не врешь, — тяжело произнес Кисуля Сергеевич.

— Я вру, вру, еще как вру! — горячо сказала я. — Про прабабушку Зинаиду Райх наврала!..

— Это я понял. Ты что же, Кисуля, думаешь, я совсем дикий?

Ой!

— Ты только смотри не покушайся на мою независимость! — важно сказал полковник, как будто у нас с ним все уже было решено. — Поняла, Кисуля? Кармен умрет свободной.


Иногда бывает такая односторонняя ситуация. Вот, к примеру, Мура, когда ей было два года, очень увлекалась игрой в прятки. И с каждым гостем играла в прятки. Сама от себя пряталась и сама себя находила, а гость, пока Мура сама с собой играла, просто сидел и пил чай. Вот и я просто сижу и пью чай.

Полковник поднялся и закряхтел:

— Ох, черт… спину схватило… Прострел.

— Старые раны? — понимающе спросила я. Кармен с прострелом хмыкнула и двинулась к выходу.


Вопросы дня:

1. Как отключить сигнализацию навсегда?

2. Петр Иваныч сказал: то, что Сергей Сергеевич поставил сигнализацию против Ирки, убедительно свидетельствует о его серьезных намерениях. Исходя из вышесказанного, он, Петр Иваныч, надеется, что я не упущу свой редкий шанс. А если я воображаю, будто полковники с такими номерами, что даже страшно сказать, валяются на моем пути и ждут, пока я на них наеду, то он снимает с себя всякую ответственность за мое будущее.

3. Понимаю, что мы с Кисулей Сергеевичем стали очень близкими людьми по части кроссвордов, но эта его манера «заехать по дороге»… хм… я ведь не знаю его маршрутов. Может быть, я всегда буду у него по дороге под колпаком?


Оставшееся сегодня от Кисули небольшое пространство занял Морковский с букетом нарциссов (откуда он знает, что я ужасно люблю нарциссы?) и тортом.

Играли в буриме, наслаждались покоем и отсутствием коньяка. Нашли провод от сигнализации и откусили его кусачками из чемоданчика с инструментами. Морковский немного поранился кусачками. Никакой тоски при виде чемоданчика Андрея у меня больше нет: просто чемоданчик, просто кусачки.

Вечером пили чай. На столе нарциссы, на торте фантастически вкусные марципановые розы и фиалки. Мура худеет, Морковский стеснялся, так что я съела все розы и все фиалки.

— Не ешь нарцисс! — закричала Мура.

Что?.. Человек не виноват, если нарцисс из вазы склонился прямо к нему в тарелку, каждый может перепутать.

Потом Мура отправилась учить историю, а я пошла спать.


27 марта, суббота

Этот день — наказание мне за то, что я слишком много о себе воображаю.


Я все утро считала, что Мурка в школе, а она, оказывается, завалялась в своей комнате и притворилась, что ее нет.

Мурка не пошла в школу, потому что, когда я вчера ушла спать, произошел жуткий, леденящий душу случай из Муриной жизни.

Мура села учить историю, а антицеллюлитную банку присосала к себе, чтобы банка пока вытягивала из нее целлюлит. А сама Мура буквально сразу же задремала — такая интересная была история. Утром Мура проснулась, а на целлюлите синяк. И вот теперь Мура не может сидеть на уроках, а дома она ничего, может сидеть.

Как только я вышла из дома (решила, что нам с Мурой не помешает шоколадный тортик), на мобильник позвонила мама:

— Что случилось?! Почему Мура дома?

— Проспала.

— Не обманывай меня! У ребенка синяк!


Когда я вернулась домой, мама была уже у нас, а обмотанная шарфами Мура сидела с градусником под мышкой и ватными палочками в носу. Мама считает, что мазь от насморка сначала нужно намазать на палочки, потом вставить в нос и долго так сидеть, только тогда помогает.

— Зачем? — спросила я. — У нее же просто синяк на попе…

— Как зачем?! Если ребенок не пошел в школу, его нужно лечить.


К шести вечера Мура уже не могла сидеть даже дома.

— Ребенку положена культурная жизнь: один раз в неделю театр, один раз Филармония, один раз музей, — сказала она.

— Мура, пойдем, пойдем скорей в Филармонию, — обрадовалась я, отложив в сторону бутерброд с колбасой, сыром и соленым огурцом.

Мура кивнула головой.

— Когда-нибудь обязательно пойдем. А сейчас я предлагаю провести монетизацию моих культурных льгот и дать мне триста рублей. Мы с девочками идем на дискотеку.

— Почему именно триста? Сто тоже будет хорошо.

Лев Евгеньич просительно тявкнул насчет сыра с моего бутерброда, и Мура тоже просительно тявкнула.

— Ты мне предлагаешь на сто рублей жить-проживать? — возмущенно сказала Мура.

Лев Евгеньич тявкнул и протянул лапу, и Мура тоже протянула лапу.

Решила так: Льву Евгеньичу не дам сыра, Муру не пущу на дискотеку. Тем более не дам триста рублей и не разрешу возвращаться с дискотеки позже половины одиннадцатого.

Лев Евгеньич доел сыр с моего бутерброда и положил на меня лапу в смысле колбасы.