– Могу из старославянской литературы, – важно сказала Ольга, – вот, пожалуйста, «Житие» протопопа Аввакума. Там одна женщина плыла на судне по Оке. И один человек на этом судне имел помысел от лукавого беса – он ее вожделел. И когда эта женщина уразумела, что он ее вожделеет, она велела ему: «Зачерпни воду с левого борта и испей. А потом с правого. Равна ли вода есть?» Он говорит – нет никакой разницы. Тогда она ему объяснила, что так же и с женщинами. Что едино существо женское есть. Между женщинами разницы нет – если без любви. А если есть любовь, то появляется эта очень большая разница и тогда, кроме любимой женщины, больше никто не нужен, никакая студентка. А возраст здесь вообще ни при чем. Поняла?


Мысль, конечно, очень красивая и жизнеутверждающая, но… кого Ольга имеет в виду? Того протопопа Аввакума, который был самый главный раскольник, не принял церковные реформы патриарха Никона?.. Спросить неудобно, она уверена, что я знаю… но если это тот протопоп Аввакум, о котором я думаю, то он мне не подходит!.. Тот протопоп Аввакум, о котором я думаю, был очень строгий и далекий от реальной жизни человек. Он проповедовал безгрешную жизнь и всякие правила поведения, которые делают людей чище, – всюду, где он встречал людей, он им обязательно проповедовал. На первый взгляд это хорошо, но только на первый, потому что он чересчур своими проповедями увлекался, а это уже плохо. Например, он стал протопопом одного небольшого городка, где люди до него жили пусть немного в грехе, но зато нормально и весело, – мужчины играли в карты, мылись вместе с женщинами в бане, а некоторые пары жили невенчанными. И этим горожанам ни дня не было от него покоя, он их все время обличал, воспитывал и наказывал, – он был очень принципиальный человек, совсем нетерпимый к людским порокам. И что же – эти бедные горожане, у которых вообще уже не осталось никаких радостей жизни, выдержали всего месяца два, а потом взяли и выгнали его из городка… Потом он тоже был очень принципиальным, требовал обратной реформы церкви и ни за что пошел на компромисс со своими убеждениями… Но, по-моему, такой своей принципиальностью он подавал людям плохой пример, потому что из-за него люди сотнями приносили себя в жертву старой вере, сжигали себя в скитах вместе с детьми… ужас! И все это – для того, чтобы креститься двумя пальцами, а не тремя, да еще произносить «аллилуйя» дважды, а не трижды… ох, нет, мне этот литературный пример не подходит!.. и я все равно буду переживать из-за моей студентки, вот.

– Ты все поняла? – покровительственно спросила Ольга.

– Да, но…

– Никаких «но»! Что бы ты без меня делала, даже страшно себе представить. Теперь у меня к тебе вопрос. Вернее, не вопрос, а завтра в три часа.

– К директору или к завучу? – спросила я.

– А?.. – рассеянно спросила Ольга. – К директору. Нас с тобой вызвали к директору. Антон и еще мальчики курили на территории школы.

– Ну и что? – удивилась я. – Скажем, что больше не будем, и делу конец. Хочешь, я прямо сейчас позвоню директору и скажу, что больше никогда не буду курить? Подумаешь, проблема.

Оказалось, проблема есть. Курили на территории школы, во дворе, направо у помойки, – втроем. И поймали всех вместе – мальчиков и Антона. Все мальчики написали объяснительную записку, что они больше никогда не будут. Все, кроме нашего. А наш мальчик написал, что он хочет увидеть своими глазами закон, в котором сказано, что директору школы можно курить во дворе, направо у помойки, а Антону нет, нельзя.

– Тогда… – задумалась я, – тогда мы скажем – он у нас очень живой ребенок и хочет быть юристом, поэтому интересуется различными законами… Скажем, что он пойдет учиться на юридический.

– Ах вот ты как со мной, – обиделась Ольга, – ты, наверное, хочешь, чтобы у меня был инфаркт? Никакого юридического! Антон пойдет на филфак.

А все потому, что Ольга три года подряд поступала на филфак. Три года недобирала баллов и наконец поступила на вечерний. Училась на вечернем и работала секретарем в деканате филфака. Поэтому ей кажется, что на земле нет места лучше, чем филологический факультет нашего питерского университета.

Поздно вечером опять позвонила Ольга.

– Произошло ужасное.

– Антоша? – испугалась я.

– Нет, я. Что-то с головой… Ужасно, ужасно, – твердила Ольга, – ужасно, ужасно…

У Ольги бывают мигрени, тогда она целый день лежит в темной комнате совершенно одна с головой под одеялом.

– Мне приехать? Я сейчас, я уже одеваюсь…

– Боже мой, боже мой… С головой что-то ужасное!.. Я все перепутала. Пересказала тебе не «Житие» протопопа Аввакума, а «Повесть о Петре и Февронии». Это была Святая Феврония, жена князя Петра, это она плыла на судне по Оке…

– Ох… ну хорошо, ну успокойся… А можно я тогда не приеду?

– Можно. Повтори – «Повесть о Петре и Февронии», 1547 год.

…Хорошо, что это не протопоп Аввакум, которому я не доверяю, а Святая Феврония. Тогда этот литературный пример мне подходит и я могу больше не переживать из-за своей студентки. Надеюсь, что Андрей тоже понимает, что едино существо женское есть, что все дело в любви, и любимая женщина может быть вообще древней старухой, и что ему никто не нужен, кроме меня.

Полина

Завод находится рядом с нашим домом, за Витебским вокзалом.

В мой первый день на заводе у меня был шок. Мне казалось, что здесь, в Петербурге, повсюду такая новая нарядная жизнь, на каждом шагу «мерседесы» и бутики. Так, да не так! На заводе, за проходной, совсем другая жизнь, там загаженная территория, убогие строения, свалки мусора. Как будто дома, как будто двадцать лет назад.

В моем кабинете нет компьютера! Секретарша директора долго и нудно спрашивала, какой именно компьютер мне нужен. Когда я сказала какой, оказалось, что «можно» только тот, который у них есть, стоит на шкафу.

Еще секретарша подробно выясняла, какой мне нужен мобильный телефон. Я думала, он у них тоже лежит на шкафу, но мне дали каталоги. Очевидно, мобильный телефон – это у них самый главный предмет престижа. Я сказала – мне любой.

– Да вы что, Полина Никитична? Нужно выбрать. А какой вам в нем нужен фотоаппарат?..

– Мне нужно, чтобы телефон звонил, и все.

Дура-секретарша предложила заказать по каталогу ручки и другую канцелярию, скрепки…

– Ой, самое главное забыли, – вскричала она, – мы же вам чайник не купили!

Я удивилась, и она удивилась, что я такая глупая и не понимаю, почему чайник самое главное.

– Как можно работать без чайника!.. Кстати, вам повезло! Тут от прежнего владельца остались дивные чашечки.

Чашечки щербатые, в цветочек, как дома.

– Спасибо.

– Да, самое главное. Продовольственный ларек работает три часа, с двенадцати до трех. Там печенье, чай, вафли. По сниженным ценам.

Когда я собиралась в Россию, я специально прочитала несколько экономических детективов. Так вот, у меня дальше все было как в экономическом детективе. Директора я так и не увидела, и юриста тоже. Зато ко мне пришел главный инженер, как будто тайком, оглядываясь. Жаловался на директора. Сказал «на него есть уголовное дело, он это скрывает… так что вы, лапочка, лучше имейте дело со мной».

В течение первой недели директор и юрист так и не появились. Почему в рабочее время никого нет?

Ко мне в кабинет все время заглядывали разные люди, представлялись специалистами. Предлагали помочь осмотреться. Также предлагали показать город, свозить в Пушкин, в Павловск, сходить вечером в ресторан. Я записывала все фамилии и должности, а они подозрительно спрашивали – зачем вы меня записываете?

На заводе два женских туалета на все здание, один на втором этаже, другой на пятом. Унитазы без стульчаков, из крана течет ржавая вода.

В одном туалете (на втором этаже) я увидела объявление: «Уважаемые дамы, дирекция нашего завода устраивает выездную торговлю женским трикотажем в актовом зале». Я поднялась из любопытства. В актовом зале были развешены коричневые чулки в резинку, панталоны трех видов: фиолетовые, розовые и серые с начесом за 18 рублей и носки без резинки за три рубля. Это все было из Белоруссии. Интересно, из какого города? Я посмотрела бирки – из какого города, не написано.

В столовой на первом этаже алюминиевые вилки, ножей нет. А вот пахнет потрясающе! Котлеты с пюре и кусочками соленого огурца, как в детстве. И шпроты, я вообще полжизни не ела шпроты!

Я каждый день беру себе тарелочку с кабачковой икрой и шпроты. В Цинциннати нет кабачковой икры. Видели бы меня мои американские коллеги в этой столовой, вот бы они посмеялись! Я в корпоративном костюме, на каблуках, с тарелкой шпрот и алюминиевой вилкой.

За все это время, что я здесь, мне удалось увидеть директора всего один раз, на совещании, в субботу, в 8 утра. Директор завода, Виктор Иванович, в мятом костюме, несвежей рубашке, немодный галстук, хамоватые манеры. Он точно убежден, что завод – его личная собственность. В общем, директор как директор, наверное, у них все такие.


Почему они проводят совещание в субботу в восемь утра? Это для меня загадка.

На совещание пришли мужики в костюмах и галстуках, на вид все с перепоя, с остекленевшими глазами. Это была рабочая группа для обсуждения нашего контракта!

Когда я делаю контракт в Америке и мне не хватает технической или коммерческой информации, я запрашиваю ее заранее в отделах. А тут всех собрали сидеть. Каждому раздали экземпляр контракта на английском. Английский, кроме меня, никто не знает. Переводчик не пришел. Посидели с мужиками, познакомились. Совещание закончилось обедом с коньяком. Зачем все это было?.. Максим сказал, что все это – таинственная советская душа.

Я изучаю документы, это займет еще некоторое время. Странно, что больше пока ничего не происходит. Неужели тут все так медленно делается? Как все это дико после Америки… Максим говорит, чтобы я не обольщалась понапрасну, что мой стопроцентный бонус достанется мне не стопроцентно. Ему хорошо шутить, сам-то он ничего не делает, отвезет Юльку к родителям и шляется без дела по городу…