Вторник, 21 ноября

55,6 кг (нервы съедают жир), алкоголь: 9 (оч. плохо, слов нет), сигареты: 37 (оч. – оч. плохо), калории: 3479 (и ведь если б хоть что-то вкусное съела).


9.30. Только что открыла кастрюлю. Вместо восхитительного ароматного бульона, на который я возлагала столько надежд, передо мной предстали куски горелой курицы, покрытые желе. А вот запеченные апельсины на вид просто потрясающие, прямо как на картинке, только чуть темнее. Пора идти на работу. Отпрошусь в четыре и попытаюсь как-нибудь решить суповую проблему.


17.00. О боже. День выдался просто кошмарный. Ричард на планерке при всех на меня наорал.

– Бриджит, бога ради, отложи наконец кулинарную книгу! «Дети – жертвы пиротехники». Берем увечья. Радостный семейный праздник оборачивается катастрофой. Берем случай двадцатилетней давности. Как сейчас живет мальчик, который двадцать лет назад лишился полового члена, потому что у него в кармане взорвалась петарда? Бриджит, ты мне ищешь жертву пиротехники без члена.

Фу-ух. Сорок семь звонков я совершила, пытаясь разузнать, не существует ли где-нибудь общества помощи жертвам пиротехники, лишившимся пениса. Когда я, еле справляясь с раздражением, собралась взяться за трубку в сорок восьмой раз, телефон зазвонил сам.

– Привет, доченька, это мамуля, – говорила она визгливо и нервно.

– Привет, мама.

– Привет, доченька. Звоню с тобой попрощаться перед отъездом, надеюсь, все будет хорошо.

– Перед отъездом? Каким еще отъездом?

– Ах, ха-ха-ха. Я же говорила, мы с Жулиу на пару недель летим в Португалию, повидаться с семьей и все такое, немного подзагореть к Рождеству.

– Ты мне ничего не рассказывала.

– Не говори ерунды, доченька. Разумеется, рассказывала. Ты просто не умеешь слушать. Ну, все. Веди себя хорошо.

– Ладно.

– Ах, вот еще что, доченька.

– Что?

– Я тут так забегалась, что забыла заказать в банке дорожные чеки.

– Не волнуйся, их можно в аэропорту купить.

– Видишь ли, доченька, я сейчас как раз в аэропорт и еду, но забыла свою банковскую карту.

Я недоуменно моргнула.

– Представляешь, какая неприятность. Поэтому хочу тебя попросить… ты не дашь мне в долг? Много мне не надо, где-то пару сотен, на дорожные чеки.

Все это она произнесла в такой манере, в какой алкоголики на улице просят денег на чашку чая.

– Мам, у меня разгар рабочего дня. Тебе Жулиу одолжить не может?

Она разобиделась.

– Поверить не могу, что ты у меня такая жадина, доченька. И это благодарность за все, что я для тебя сделала? Ты обязана мне даром жизни и не хочешь одолжить матери несколько фунтов на дорожные чеки?

– Но каким образом я тебе их передам? Мне придется идти к банкомату и просить какого-нибудь таксиста тебе их отвезти. Он их украдет. Полная ерунда получится. А ты где?

– Ах, представляешь, какая удача, я как раз совсем рядом с твоей работой. Если ты выскочишь к ближайшему банкомату, я буду там через пять минут, – затараторила она. – Отлично, доченька. До встречи!

– Бриджит, куда ты, мать твою, намылилась? – заорал Ричард, когда я попыталась тихонько выскользнуть из офиса. – Ты нашла мне кастрата?

– Взяла след, – сказала я, щелкнув себя по носу, и рванула прочь.

Я стояла у банкомата, ожидая, пока свежеиспеченные тепленькие денежки вылезут из машины, и задаваясь вопросом, как же мама собирается две недели прожить в Португалии на двести фунтов, и тут заметила ее: она была в темных очках, хотя с неба лил дождь, и спешила ко мне, воровато поглядывая по сторонам.

– Ах, вот и ты, доченька. Добрая душа. Спасибо тебе огромное. Ну, мне надо бежать, а то на самолет опоздаю. Пока! – протрещала она, выхватывая у меня из рук банкноты.

– В чем дело, мама? – я заподозрила неладное. – Как ты оказалась около моей работы – это же не по пути в аэропорт? Что ты будешь делать без банковской карты? Почему Жулиу не может одолжить тебе денег? Что у тебя происходит? Что?

На мгновение вид у нее стал испуганный, и мне показалось, что она вот-вот заплачет, но потом она устремила взгляд вдаль – изобразила затуманенный взор принцессы Дианы в печали.

– Все будет в порядке, доченька, – улыбнулась она своей специальной храброй улыбкой. И, добавив дрогнувшим голосом: – Всего тебе хорошего, – торопливо меня обняла. Потом она двинулась через дорогу, знаком руки остановив машины, чтобы ее пропустили.


19.00. Пришла домой. Так. Спокойно, спокойно. Внутренний стержень. С супом все будет великолепно. Приготовлю овощи, сделаю из них пюре, как сказано в рецепте, а потом смою с курицы синее желе и – вот она, концентрация вкуса, – добавлю ее в кипящий суп вместе со сливками.


20.30. Все идет прекрасно. Гости в большой комнате. Марк Дарси очарователен, принес бутылку шампанского и коробку бельгийских шоколадных конфет. За второе блюдо еще не бралась, если не считать тушеной картошки, но, думаю, все получится быстро. Первым делом все равно суп.


20.35. О господи. Сняла с кастрюли крышку, чтобы вынуть курицу. Суп ярко-синего цвета.


21.00. Какие у меня чудные друзья. К синему супу отнеслись с юмором. Марк Дарси и Том устроили даже долгий разговор о том, что относительно цвета пищи могло бы существовать и поменьше предубеждений. Пускай, сказал Марк Дарси, нам трудно представить себе синий овощ – но почему мы должны возражать против синего супа? В конце концов, и рыбные палочки – изначально не оранжевые. (По правде говоря, все мои старания привели лишь к тому, что на вкус суп стал похож на кипяченые сливки, и на это довольно нелюбезно указал Поганец Ричард. Марк Дарси тут же задал ему вопрос, кем он работает: вышло оч. забавно, так как Поганца на прошлой неделе уволили за то, что он мухлевал в отчетах о командировочных расходах.) Ладно, ерунда. Второе блюдо будет оч. вкусным. Так, начнем с соуса из помидоров черри.


21.15. Ой, мамочки. Похоже, у меня что-то было залито в блендер, возм. жидкость для мытья посуды: пюре из помидоров как будто пенится и раза в три превышает первоначальный объем. А тушеный картофель уже десять минут как должен быть готов, но почему-то жесткий, точно дерево. Может, в микроволновку его поставить? Дьявол, дьявол. Не нахожу в холодильнике тунца. Куда он делся? Что с ним? Что?


21.30. Слава тебе, господи. На кухню пришли Джуд с Марком Дарси и помогли мне сделать большой омлет, а недоготовленную картошку размяли и поджарили на сковородке – получилось что-то вроде котлеток. Книгу с рецептами они выложили на стол в гостиной, чтобы все могли посмотреть, каким бы получился тунец-гриль. Ну, хотя бы апельсиновый десерт вкусный будет. На вид просто чудо. Том сказал, чтобы с «крем англез» я не возилась, выпьем просто «Гран-Марнье».


22.00. Оч. расстроена. Выжидающе смотрела на всех за столом, когда они поднесли ко рту ложки с десертом. Повисло неловкое молчание.

– А что это такое, зайчонок? – прервал наконец тишину Том. – Апельсиновый джем к завтраку?

Охваченная ужасом, я попробовала блюдо сама. Это и правда оказался апельсиновый джем. Результатом всех моих затрат и усилий стало следующее предложенное гостям меню:


синий суп

омлет

апельсиновый джем.


Я полная, безнадежная неудачница. Высокая ресторанная кухня? Да мне до третьесортной забегаловки еще расти и расти.

Думала, после фиаско с десертом ничего страшного уже не случится. Но не успели мы убрать со стола остатки моего позора, как зазвонил телефон. К счастью, трубку я взяла в спальне. Звонил папа.

– Ты одна? – спросил он.

– Нет, у меня гости. Джуд и все друзья. А что?

– Я… как раз хотел, чтобы ты была не одна, когда услышишь… Прости, Бриджит, но у меня, похоже, дурные новости.

– Что такое? Что?

– Маму и Жулиу разыскивает полиция.


2.00. Нортхемптоншир. В гостевой комнате у Олконбери, в кровати. Уф. После папиных слов мне пришлось сесть и отдышаться, а он тем временем, как попугай, твердил: «Бриджит? Бриджит? Бриджит?»

– Что произошло? – едва смогла я произнести.

– Похоже, они – молюсь только, что мама твоя не ведала, что творит, – мошенническим путем лишили множество людей, в том числе меня и некоторых ближайших наших друзей, больших сумм денег. Точные масштабы преступления пока неизвестны, но, судя по тому, что говорят полицейские, маму на долгий срок могут посадить в тюрьму.

– О боже, так вот почему она сбежала в Португалию с моими двумя сотнями фунтов.

– Возможно, сейчас она уже в более далекой стране.

Перед глазами моими развернулся ужасный сценарий последующих событий: Ричард Финч делает передачу под названием «Женская доля: несчастная дочь уголовницы-телеведущей», заставляет меня брать интервью у мамы в комнате посещений женской тюрьмы, а потом в прямом эфире объявляет, что доля мне выпала быть уволенной.

– И как они получали деньги?

– Похоже, Жулиу, используя маму как «вывеску» – если можно так выразиться, – выудил у Юны и Джеффри, у Найджела и Одри, у Малькольма и Элейн, – (о господи, у родителей Марка Дарси!), – весьма значительные средства, много тысяч фунтов, в качестве первых взносов за таймшеры.

– И никто из них ничего тебе не сказал?

– Нет. Видимо, у них присутствовало-таки легкое чувство стыда от того, что они ведут дела с мерзким надушенным фанфароном, который наставил рога одному из их ближайших друзей, и они предпочли в разговорах со мной ни о чем не упоминать.