Лаура Вульф - Дневник безумной мамаши

Для справки: на мою новую работу всем было наплевать.

На кулинарные традиции тоже. Переваренная рыба и рис быстрого приготовления, даже без приправ — такую убогую кухню я могу попробовать и дома у своей матери.

Сегодня — мой первый рабочий день в «Бринкман и Бэйнс». К счастью, меня не особенно беспокоит, что большинство сотрудников фирмы лет на десять меня моложе.

Гораздо больше меня беспокоит то, что все они метили на мое место.

Вы не ослышались: все-все, начиная с секретарши мистера Нили до четырех младших менеджеров по работе с клиентами, хотели стать старшим менеджером по работе с клиентами. Почему? Потому что только старший менеджер и мистер Нили работают со звездами.

Похоже, для тех, кто лишь недавно бросил читать «Тайгер бит»[5], перспектива общения со знаменитостями, пусть даже эти знаменитости ведут «Магазин на диване» или участвуют в «Голливудских крестиках-ноликах»[6], предел мечтаний. Даже если вакансия не предусматривает личного секретаря или оплаты расходов. Моя вакансия этого не предусматривает. И вот я поеживаюсь от ужаса при мысли, что придется иметь дело с людьми, которые при помощи хирургических операций увеличивают грудь, губы, щеки и попы, а мои коллеги бесятся со злости, оплакивая упущенные возможности. И еще у меня своя отдельная кабинка.

И какие подвиги я совершаю, чтобы заслужить эту кабинку?

Мое первое задание — написать речь для актера Дага Такера. Ну, вы его знаете. Его всегда первым убивают в боевиках. Обычно после того, как он сморозит какую-нибудь глупость. Судя по его интервью, которые я читала, в жизни он такой же, как на экране. Так вот, это один из моих клиентов. То есть он отваливает кучу бабок, а «Бринкман и Бэйнс» работают над его имиджем. Пока моей предшественнице удалось лишь выбить ему место официального спикера Национальной ассоциации эректильной дисфункции пениса. Странно, а мне всегда казалось, что с этим у Дага Такера все в порядке. Короче, Даг приглашен ведущим на ежегодную благотворительную акцию ассоциации, а я должна сделать так, чтобы он показался всем умным и обаятельным. Задача не из легких.

В этом году ассоциация проводит благотворительный турнир по пинг-понгу. Приветственная реплика?

«Друзья, берегите свои мячики!»

Ну наконец-то я делаю что-то стоящее.

Решив потратить первую зарплату еще до того, как «Бринкман и Бэйнс» выпишут чек, я иду делать маникюр вместе с Мэнди в ее любимый салон.

Салон «Ногти от кутюр» отличают от любого из сотни других на Манхэттене такса (двойная), интерьер (чуть менее пошлый, чем везде) и специфика (французский маникюр вместо корейского). (Любой, кто хоть семестр изучал язык Золя и Мопассана, поймет, что знакомство этих «французских» маникюрш со страной галлов ограничивается багетами из булочной «О-Бон-Пан» на Центральном вокзале.) Но Мэнди жутко любит, когда ее называют «мадемуазель», поэтому «Ногти от кутюр» — ее слабость. К тому же ей необходима некоторая релаксация, после того как в прошлом году она чуть не откинулась на сеансе ароматерапии, — оказалось, что у нее аллергия на цветочные эссенции доктора Баха[7]. Теперь Мэнди приносит жертвы на алтарь «Ногтей от кутюр», пахнущий парафином.

И я с ней заодно.

И хотя я люблю модные красивые ногти, на самом деле мне просто хотелось, чтобы кто-то смыл грязь с моих рук. Тысячу раз, потому что спустя неделю в «Бринкман и Бэйнс» моя невинность запятнана, я по уши в грязи.

Оказывается, пиар на один процент состоит из сбора информации и на девяносто девять — из дерьма. Теперь я понимаю, почему Анита подарила мне лопату. Помните, мистер Нили разглагольствовал о творческом потенциале во время собеседования? Так вот, без творческого потенциала здесь никуда — ведь мне приходится выдумывать всякую чушь, от начала до конца фабриковать истории, поступки и целые жизни. И я не просто приукрашиваю — я нагло вру. Сплошные враки, и ни капельки правды. Я утопаю в дерьме.

Конечно, каждый из нас подозревает, что в мире полно лжи и обмана, но я столько лет редактировала статьи, основанные на фактах и реальности — финансовые выгоды от содержания пригородного кладбища или скрытые опасности подтяжки лица, — а теперь очутилась в самом сердце империи зла, которая сама придумывает реальность. Это страшно, это отвратительно, и — ладно, боже мой, так уж и быть, признаюсь — это захватывающе.

Уверена, крупные пиар-компании или те, у кого клиентура поприличнее: писатели, ученые, танцовщицы из Вегаса, — не ведут себя так низко. Но «Бринкман и Бэйнс» находится в самом низу пищевой цепочки. Мне платят за то, чтобы я вкладывала речи в чужие уста, сочиняла чужие личности, даже подсказывала, с кем хорошо бы ходить на свидания! Я не разгребаю дерьмо — я сама его произвожу. Восхитительное, извращенное могущество. Как будто я вдруг превратилась в Волшебника страны Оз. В Лиз Смит[8]. Или в Билла Гейтса. Маленькая поправочка: стоит облажаться, рассердить клиента или опозорить фирму, как меня выкинут на улицу быстрее, чем новый наркотик.

Поэтому надо ли удивляться, что мне хотелось вымыть руки? Конечно нет.

К тому же Мэнди посчитала, что мои верхние конечности просто неприличны: «Послушай, Эми, я понимаю, ты много работаешь, но с такими кутикулами на люди страшно показаться».

Сегодня я отправилась на ежемесячный ужин с моими родственниками. К несчастью, Стивен задержался на деловой встрече и не смог приехать.

Мои родители и бабушка — по маминой линии — живут в тихом пригороде, где я выросла. Там так скучно, что от одной мысли о визите туда бросает в дрожь. Самое захватывающее событие тамошней культурной жизни — конкурс запеченного цыпленка, который спонсирует местный филиал организации «Худеем вместе». Лучший цыпленок прошлого года был начинен солью и сыром «Велвита». Понятно, почему Николь, осевшая в родном городе после того, как вышла за милого, но до оскомины нудного Чета, теперь каждые выходные ночует на моем диване. Случайный секс в большом городе куда приятнее.

По совпадению городок, где вырос Стивен и где до сих пор живут его родители, всего в паре миль. Это местечко побогаче, но такое же тихое, старомодное — идеальное прибежище для тех, кто одной ногой уже в могиле. Несмотря на то что наши родители живут почти по соседству, мы редко устраиваем совместные семейные посиделки. Из соображений безопасности, потому что наши семейки ненормальные. Это не сразу бросается в глаза. Но ядовитый плющ тоже такой симпатичненький — так и хочется потрогать, — а потом месяц чешешься. Поэтому оба наши семейства собирать можно только по большим праздникам и на похороны. На свой страх и риск.

Мои родители, Боб и Терри Томас, практичные и консервативные люди. Папа — менеджер среднего звена в сети продуктовых супермаркетов, мама — учительница начальной школы. Последние двадцать пять лет они ни разу не переезжали и только один раз делали ремонт. Ужинают они тем, что окажется в холодильнике, всегда ровно в шесть тридцать после местных новостей. Хотя все мы взрослеем и умнеем — в разной степени, конечно, — эти ужины всегда проходят одинаково, что внушает спокойствие. Список гостей за последние годы изменился: муж Николь больше не приходит (и хорошо — вряд ли это понравилось бы его новой жене), зато являются Стивен и бабушка, которая переехала к моим родителям. Но в основном мало что изменилось с тех пор, как мы с Николь были детьми.

Даже разговоры.

Что бы ни происходило в нашей жизни или в мире, семейный ужин непременно подразумевает семейные сплетни. Радости и несчастья. Победы и унижения. Дяде Лео удалили подозрительную опухоль (доброкачественную), кузина Лидия встречается с бывшим уголовником. Все равно что ужины с Мэнди и Анитой в «Фрутто ди соль», только в параллельном мире и без разговоров о сексе. И хотя я все время жалуюсь, что каждый месяц приходится ехать за город, на самом деле мне это нравится. Напоминает, откуда я родом (или о том, как хорошо, что я оттуда свалила) и как важно иметь семью. Даже если кое у кого из семейки крыша поехала.

Так оно и есть. Если кто-то и убежден в существовании «нормальных» людей, моя семья навсегда развеет его иллюзии. У моих практичных и консервативных родителей есть свои практичные и консервативные заскоки. Отец страдает противоестественной привязанностью к телесериалу «Диагноз — убийство», а мама после тридцати лет работы в начальной школе не может спокойно смотреть на человека, у которого насморк, — она должна вытереть ему нос. Неважно, чей это нос. Недавнее превращение Николь из Бетти Крокер[9] в Марию Магдалину говорит само за себя. А еще есть бабушка.

У меня были идеальные, просто сказочные отношения с моей восьмидесятилетней бабулей — ровно до того дня, как я решила выйти замуж. После серии шпилек и подковырок, попыток манипулировать мной, пассивных и активных демаршей, невиданных выкрутасов я наконец прозрела и поняла, что эта милая, любящая старушка в жизни не позволит, чтобы всеобщее внимание переключилось с нее на меня. Ей было не вынести, что внучка узурпировала положение самого популярного члена семьи. Поэтому она и делала все, что в ее силах, чтобы сорвать свадьбу. Да, эта энергичная старушенция — метр пятьдесят семь в наимоднейших ортопедических туфлях — использовала несколько отвлекающих маневров. В том числе за тридцать пять дней до свадьбы заявила, что она, а следовательно, все ее потомство по женской линии — еврейки и поэтому о венчании в пресвитерианской церкви не может быть и речи. Когда я решила все же не отменять венчание, она назвала меня антисемиткой и рванула из комнаты. (На соревнования по игре в бинго, но Бог явно был не на ее стороне: она так и не выиграла ежемесячный чек от социальной службы.)