Лаура Вульф - Дневник безумной мамаши

Но это было неважно. Потому что мы со Стивеном решили, что не желаем знать пол ребенка. Хотели по-старомодному дождаться того момента в родильной палате, который так часто показывают в кино, когда врач восторженно восклицает: «Это мальчик!» или: «Это девочка!» (Хотя, если вспомнить шепот Заклинателя, придется мне, наверное, наклониться и самой посмотреть.)

В мире, где всем нужно знать все, где ни предпочтения Джулии Робертс в части эпиляции, ни последние слова Кеннеди ни для кого уже не тайна, нам хотелось до поры до времени сохранить в секрете пол ребенка. И в наше последнее посещение мы ясно дали это понять.

Так какого черта эта сорока все растрещала?! Неужели администраторши в гинекологической клинике не проходят специального обучения по медицинской этике? Неужели в их контракте нет пункта, обязывающего не раскрывать варежку? Болтун — находка для шпиона. Если бы сейчас была война, нас всех бы из-за нее поубивали!

Слава богу, что я ее не обматерила, а предпочла действовать осторожно.

Я. Откуда вы знаете, что это мальчик?

Она. Наверняка не знаю. По анализам не скажешь.

Я. Тогда откуда вы взяли?

(По звездам, что ли, прочитала? По гороскопу? По сельскохозяйственному циклу?)

Она. Не знаю. Мне просто кажется.

Кажется? Что значит «кажется»? Определила по походке, что ли? Может, я накреняюсь влево? Или источаю мужественный аромат одеколона «Арамис» или «Брут»? Бредятина какая-то!

Или нет?

Утренняя тошнота преследует тебя, как маньяк из психушки. Ходишь и все время боишься чего-то, одним глазом высматривая ближайший выход из комнаты.

Сегодняшний день не исключение.

Группа сотрудников «Бринкман и Бэйнс» собралась пораскинуть мозгами, что же нам делать с нашим клиентом Александром Хастингсом, едва достигшим половой зрелости членом городского совета. Недавно его видели на рок-концерте в Центральном парке: он напился и нырял со сцены в толпу. Стелла, представитель советника Хастингса в «Бринкман и Бэйнс», не понимала, что он такого натворил. Ясность мысли и тем более оценка общественного мнения — вещи, недоступные обкуренной двадцатилетке. Почувствовав, что молодежь не в теме, мистер Нили вызвал на совещание нас с Эдди.

Прежде всего требовалось представить скандальное происшествие в положительном свете, пока оппоненты советника на предстоящих выборах не облили его грязью. Был ли он пьян? Или это всего лишь юношеский всплеск эмоций? Общался он с избирателями или отрывался с друзьями? Может, это был символичный акт в преддверии выборов: советник Хастингс идет в народ.

Только мы придумали сей гениальный лозунг, как в животе у меня все перевернулось. Совпадение? Может, и нет. Короче, мой желудок конвульсивно сжимался, рвотный рефлекс грозил проявить себя в действии. Не подумав, я сглотнула комок и потерла виски.

К несчастью, именно в этот момент Стелла решила поставить диагноз: «Что, опять отходняк?»

Не желая раскрывать мистеру Нили правду (я еще матери-то не рассказала) и ставить под угрозу свою карьеру, я решила поддакивать. Прикинулась смущенной, промямлила, что опять танцевала всю ночь. И как бы невзначай обронила название клуба, о котором слышала от Николь. Как старший (относительно) сотрудник пиар-конторы, я подумала, что это не повредит мне в глазах шефа.

Увы, из всех клубов в городе я выбрала именно тот, что, по уверениям Стеллы, закрылся две недели назад: «Моя соседка по комнате говорила, там уже все досками заколочено».

Заткнись!

Но прежде чем я вылила Стелле на голову бутылку минералки, на помощь пришел Эдди: «Это старое помещение закрыли. Теперь они переехали в Нолиту. Рядом с Хьюстон-стрит. Сходи как-нибудь».

Я была сражена наповал. Ему подвернулся прекрасный шанс унизить меня, выставить дурой в глазах мистера Нили. Но вместо того чтобы подольститься к шефу, Эдди, мой смазливый напарник, спас мою задницу. Ну просто рыцарь в сверкающих доспехах, пардон, в сверкающей атласной рубашке. Неужели есть еще чудеса на свете?

Нет.

Потому что после совещания Эдди последовал за мной в кабинку и придвинулся очень близко. В какой-то момент мне показалось, что он попытается меня подловить. Вместо этого напарник тихонько прошептал мне в ухо: «Понимаю, это не мое дело, но ты что, беременна?»

Челюсть у меня отвисла. Шарики в голове завертелись. И мое умение врать, оттачиваемое с детства, чтобы прогуливать школу, нарушать комендантский час и ходить на свидания со старшими мальчиками, вдруг меня подвело. Не осознавая, что губы мои двигаются, я сказала «да». Столько недель молчания — и вот мой секрет вырвался из клетки. Если бы я проболталась не Эдди, а кому-то другому, это было бы потрясающее ощущение.

Но не успела я пожалеть о содеянном, как Эдди радостно заплескал ладошками, как Флиппер плавниками. Или как заводная игрушка со сломанной пружиной. Неважно. Все равно странно смотреть, как взрослый мужчина, который уже самостоятельно бреется (или, в случае Эдди, делает эпиляцию) выкидывает такие фокусы. Успокоившись наконец, он вызвался угостить меня ланчем.

В чудесном сэндвич-баре всего в четырех кварталах от нашего офиса Эдди неустанно рассыпался в поздравлениях по случаю радостного события. Сначала я думала, что он, по примеру Иуды, готовится меня продать, но потом почему-то поверила в искренность всех этих рукоплесканий и объятий. Не ограничась тем звездным выступлением в мою поддержку, он предложил соединить усилия и придумать, как сохранить мое положение в секрете до тех пор, пока я не буду готова поведать о нем людям. Так что вскоре я убедилась, что Эдди действительно рад моей беременности.

Он даже похвалил мой внешний вид.

Может, это компенсация за ужасный опыт общения с Барри в «Раундап»? Барри, мой подлый коллега, готов был удушить любого между перегородками офисных кабинок, если бы это пошло на пользу его карьере. Может, Эдди, с его мелированной шевелюрой и подкрашенными ресницами, похожий на мужчину-модель, станет моей новой офисной подружкой? Это вполне возможно. Представляете, он даже порекомендовал оптовую точку продажи витаминов для будущих мам!

Никогда бы не подумала, что первым самую потрясающую новость в моей жизни узнает парень, с которым я знакома меньше пяти месяцев!

Сегодня, несмотря на дикую утреннюю тошноту, мне впервые нестерпимо захотелось есть. И потянуло меня вовсе не на соленые огурчики, мороженое или арахисовое масло. Меня пробило на американский сыр. Да-да, на ту желтую резиновую массу, что продается отдельными ломтиками, завернутыми в пленку.

Это самый гнусный из сыров, и, если характер ребенка как-то зависит от того, что ты ела во время беременности, мой малыш даст жару — ведь я поглощаю эту гадость тоннами.

Эдди просто прелесть. Мало того, что хранит мою тайну, так еще дает всякие классные советы. Насчет витаминов и даже особого имбирного чая из Индии. Наверное, у него много сестер.

Самой ценной была рекомендация записаться на йогу для беременных в клубе «Сбалансированное дыхание» в Нижнем Ист-Сайде. Я никогда не увлекалась йогой; более того, у меня вызывали отвращение богатенькие белые люди, которые пытаются обрести в себе внутреннего индуса. Но Эдди говорит, что йога помогает размять суставы перед родами и навсегда выработать позитивное отношение к жизни.

Разве можно отказаться, когда тебе обещают такое?

Одиннадцать долгих мучительных недель я молчала о ребенке. (Если не считать разговоров со Стивеном, Эдди, Заклинателем и его медсестрой.) Так вот, больше я ждать не могу! Если сейчас же не начну делиться новостью, просто лопну. Ведь лучше ее не было в моей жизни. Неужели непонятно, почему мне так хочется оповестить всех и каждого?

Конечно понятно.

Поэтому мы со Стивеном отменили все дела, чтобы поехать за город и лично сообщить известие нашим родителям. Ведь иначе такие вещи рассказывать нельзя. И первым человеком, с которым мне хотелось разделить радость, была моя мать. Все-таки она произвела меня на свет — то ли быстро, за шесть часов, то ли после мучительных девятнадцати часов в схватках. Эта история в ее изложении то и дело меняется в зависимости от того, злится она на меня или нет.

Чтобы наверняка застать всю семью, мы сели на дневную электричку и приехали в дом моих родителей как раз к началу фильма «Диагноз — убийство», который транслировали для Среднего Запада по новому папиному спутниковому телевидению. Так что у меня появился шанс поговорить с мамой наедине, пока Стивен и папа сидели в бывшей детской, которую отец переделал в свою берлогу. Правда, наша с Николь двухъярусная кровать все еще там, и в чулане все так же пахнет взбитым плавленым сыром из баллончика.

Даже не спрашивайте почему.

Благодаря обострившемуся нюху я также учуяла, что в духовке тушится рагу с тунцом. И что вчера на ужин была жареная курица, остатки которой лежат в помойном ведре. Здорово, правда?

Моя мать, ярая противница телевизора, сидела на кухне и проверяла диктанты своих четвероклашек. Судя по всему, слово «грузовик» озадачило полкласса, а «желтый» правильно не написал никто, включая ученика, прибывшего по обмену с Филиппин и считавшегося вундеркиндом. Недовольная столь убогими результатами, мама раздраженно постукивала большим красным карандашом по пластиковой столешнице. Я даже подумала, не повременить ли мне с новостями. Кому хочется, чтобы известие о его беременности было подпорчено кучкой десятилеток, которым хватило глупости написать «грузавик»?