Князь Дмитрий Романович тяжело воспринял горькое известие. – Сам Господь не пожелал породнить меня с Москвой, – решил он, – но и я виноват в этой беде! Почему я не сговорился тогда с Михаилом Асовицким! Пусть его сын Роман был моложе моей дочери на четыре года, но мы бы подождали…И дочь была бы жива…Отказали бы тому Ивану по причине ее помолвки, и никто бы нас не осудил. Здесь в Брянске чистый воздух! Сосны, ели! Никакие хвори не пристают! Да и лекари у меня отменные!

В самом деле, княжеский лекарь Овсень Велимилович и его брат Третьяк, известный городской знахарь, пользовавший простонародье, внесли свой большой вклад в дело предотвращения эпидемии.

– Сейчас нельзя пускать в наш город торговых людей, – говорил Овсень Велимилович. – Пусть пока живут в гостевых домах на окраине. А мои люди посмотрят за ними и узнают, есть ли у них опасная зараза!

Князь пытался отговориться: – Только один Господь ведает о людском здоровье и посылает на нас кару за грехи! Если человек грешен, он сразу же заболеет и умрет волей Господа…

Но Овсень Велимилович проявил упорство и объяснил своему князю, что «Господь не посылает зла, а несет только добро и благодать, и все болезни исходят только от лукавого! Поэтому мы должны вести жестокую борьбу с болезнями, а складывать руки – великий грех!»

И владыка Иоанн поддержал княжеского лекаря. – Он сказал правду! Где есть Господь – там только благодать! – молвил мудрый священник. – Пусть твой лекарь устанавливает правильные порядки!

Благодаря воле брянского епископа и согласия князя ни город Брянск, ни удел от «великого мора» не пострадали.

Бывали случаи, когда в Брянск приезжали люди, страдавшие теми или иными недугами, но брянские врачи, не допускавшие больных до общения с горожанами, успешно их излечивали.

Когда же пришло известие о смерти в Москве дочери, князь Дмитрий окончательно уверовал в правоту лекаря Овсеня: он не мог считать грешницей свою молоденькую, ласковую, покорную отцовской воле Феодосию!

Князь Дмитрий сидел на боярских советах мрачный, потерянный и почти не вникал в суть разбираемых дел.

Вот и сегодня он грустно глядел перед собой и думал про себя «тягостную думу».

– Зачем так биться за земную власть, – рассуждал он в разгар самых яростных боярских споров по земельным владениям, – копить серебро и прочие богатства? Все это – тлен и прах! Для чего я езжу в поганую Орду со щедрыми подарками и унижаю свое достоинство? Зачем мне все это, если нет душевного утешения?

Последняя поездка в Орду не была для брянского князя трудной. Новый ордынский хан Джанибек принял его уже на следующий день по приезду в Сарай. Князь подполз к ханскому трону и вдруг услышал мягкий, дружеский голос хана Джанибека.

– Салям, Дэмитрэ! – сказал новый хан. – Я жалую тебе всю землю Брэнэ до самой смерти! Мои люди выдадут тебе законный ярлык! Я узнал, что покойный коназ Мосикэ оговаривал тебя и обманывал моего великого батюшку! Теперь у тебя нет врагов! Спокойно привози сюда свое серебро каждый год и не ведай горя!

Так ордынский хан дал понять, что интриги прочих русских князей, их хула и ссоры ему совершенно безразличны, если в Сарай вовремя и в достаточном количестве притекает серебро. Рассуждения и действия нового хана были довольно мудрыми: он сумел справиться с задачей, которую ставил перед собой его отец, Узбек-хан, но так до самой смерти не разрешил. С задачей, связанной с усилением Москвы! Хан Джанибек воспользовался ссорами между князьями, их доносами друг на друга, и периодически «дарил» то одному из них, то другому право на самостоятельный отвоз дани в Сарай. Постепенно такие права получили Тверь, Рязань, Суздаль. Москва теряла на этом немало! И не только серебро, но и власть!

– Какой хитрый этот новый царь! – думал Дмитрий Романович, слушая речь Джанибека и извлекая из нее нужные сведения. – Но это моему Брянску – на пользу!

Наконец, в заключение, ордынский хан, все еще улыбаясь, сказал: – Надо бы тебе, Дэмитрэ, съездить в Смулэнэ, к старому коназу Иванэ или послать к нему своих людей, чтобы пригласить этого запуганного моим батюшкой коназа сюда, в Сарай! Или, если он слишком стар и немощен, пусть приезжает его сын Святэславэ, и привозит в мою казну серебро! Мне сказал мой денежник, что вот уже четыре года тот Иванэ не присылает серебра. Он даже подружился с Лэтвэ! Но пусть дружит с кем хочет, особенно с соседями! Я не вижу здесь ничего пагубного!

Князь Дмитрий был поражен услышанным. – Значит, новый царь не хочет враждовать с Литвой, – подумал он, но тут же вздрогнул: – А может, он прощупывает меня, чтобы узнать о моей дружбе с Гедимином?

– Так ты поедешь, Дэмитрэ? – вопросил Джанибек. – Подними башку и ответь!

Дмитрий Романович встал на колени и глянул вверх. – Он сильно похож на покойного государя, только вот лицом покруглей и шире в плечах, – рассудил он. – А глаза, как у батюшки: черные и пронзительные…

– Ну, говори, Дэмитрэ, – пробормотал в нетерпении хан. – Что ты молчишь?

– Я могу поехать в Смоленск, государь, и поговорить с этим престарелым Иваном, – ответил брянский князь, обдумывая каждое слово, – однако у меня очень плохие с ним отношения. Мы поссорились после того, как я ходил с войском твоего батюшки на Смоленск. И это случилось по вине покойного Ивана Московского. Тот перехватил опасную грамотку литовского князя Гедимина Ивану Смоленскому и объявил, что это я ее продал московским людям! Поэтому моя поездка в Смоленск может еще больше разгневать старого князя! Нет, государь, если ты хочешь добиться от Ивана Смоленского покорности, туда следует отправить другого посланника. А я только все испорчу!

Ордынский хан покачал головой и задумался. – Неужели он разгадает мой обман? – размышлял про себя напрягшийся от волнения князь Дмитрий. – Тогда не миновать беды!

Однако Джанибек в этот день был в хорошем настроении. – Ладно, Дэмитрэ, – сказал он, наконец, вновь улыбнувшись, – если ты сказал правду, мне нечего на тебя гневаться! Если ты в ссоре с тем коназом по вине покойного Иванэ из Мосикэ, тебе не следует туда ехать! Сиди себе спокойно в Брэнэ-бузурге и вовремя привози сюда свое серебро! А теперь отправляйся домой и благодари меня за заботу!

Так бы все спокойно и завершилось в это лето, но вот одно происшествие изрядно испортило брянскому князю настроение.

Как всегда он побывал в гостях у своего друга Сатая, и тот со своими, поседевшими, умудренными жизнью приятелями, навестил князя Дмитрия в его гостевой юрте.

Брянский князь уже собирался отъезжать, благо, получил на это ханское разрешение, но Сатай отговорил его и предложил пожить еще в Сарае недельку-другую. – Отдохни душой, друг моего детства, – говорил богатый татарин, – и познай многих красивых женок.

Дмитрий Романович не устоял от соблазна, и они вновь всей ватагой посетили веселый дом, где пробыли целых пять дней.

Затем Сатай повел своего русского друга к мурзе Товлубею, с которым подружился, и предложил Дмитрию Брянскому «купить у славного Товлубея ладных девок».

Люди упомянутого татарского военачальника с мурзой Киндяком и князем Ярославом Александровичем Пронским недавно ходили на Рязань.

Князь Ярослав жаждал отомстить своему врагу Ивану Рязанскому, прозванному Коротополом, за гибель отца, и вот ему удалось этого добиться. Получив богатые подарки и серебро, ордынский хан удовлетворил его просьбу, подвернув жестокому разгрому Рязанское княжество. У стен столицы – Переяславля-Рязанского – Иван Коротопол отчаянно сражался, но видя превосходство врагов, «затворился» в городе, а ночью бежал.

Татары разграбили Переяславль и захватили множество пленников. Часть из них досталась мурзе Товлубею, и он теперь их успешно продавал. Хитрый татарин умел извлечь из этого свою выгоду! Зная, что цены на рабов после удачных набегов невелики, он выжидал и сбывал их только тогда, когда имел большой барыш. Особенно выгодно ему было иметь дело с русскими князьями, большинство из которых покупали у него рабов по той цене, которую устанавливал сам знатный татарин.

Зная высокое положение мурзы Товлубея, русские предпочитали расплачиваться не столько потому, что им нравились рабы или рабыни, сколько из-за нежелания «сердить важного человека».

На этот раз мурза Товлубей решил воспользоваться приходом к нему в гости Сатая с князем Дмитрием и выгодно продать оставшихся у него русских пленниц.

Брянский князь же вовсе не хотел покупать женщин: его люди уже побывали на сарайском базаре и подешевке добыли два десятка русских рабов, растратив все выделенное на эти цели серебро. Конечно, князь Дмитрий имел еще деньги, и мурза Товлубей в этом нисколько не сомневался.

Вот почему, воспользовавшись пиром в своей юрте, веселым настроением гостей, Товлубей вывел перед ним трех прекрасных белокурых девушек. – Смотри, коназ-урус! – говорил он, тыча пальцем в едва укрытых тонкой индийской кисеей полуобнаженных красавиц. – Ты нигде не добудешь такой товар за скромную цену! Какие тугие и округлые груди! А зады? Они у них больше, чем у моих кобылиц!

Девушки в самом деле приглянулись брянскому князю. – Какова их цена, славный Товлубей? – вздохнул он, чувствуя находящее на него волнение.

– По две сотни денег за каждую! – весело ответил мурза. – Ты только взгляни. – Он подошел к невольницам и сорвал с них прозрачные покрывала. – Ну-ка, неверные девки, разведите ноги!

– Этого не надо делать! – вскричал брянский князь, увидев обнаженные женские прелести. – Нет сил, чтобы это вытерпеть! Но дорого, славный мурза! Каждая потянет на серебряную гривну! И у меня сейчас нет столько серебра! – Он вытер со лба пот и встал из-за стола, громко рыгнув: без этого нельзя было отказываться от приема хозяйской пищи. – Нам пора уходить!

Мурза Товлубей был сильно разочарован русским князем и даже разгневан. – Я отомщу ему за такую обиду! – сказал он в сердцах, как только его гости ушли. – Какой жадный коназ! Однако его подарки неплохи…Значит, надо его как-то по-другому растрясти…И зачем мне гневаться: я всегда выужу свое серебро! – И татарский мурза, обладавший невероятным хитроумием, уселся на свой мягкий топчан, обдумывая возможное дело.