– Подожди-ка, Злотко, – бросил князь Дмитрий и поднял руку. – Я расскажу нашим боярам суть дела. Вот что приключилось, мои лучшие люди, – нахмурился он. – После долгого и бессмысленного стояния под Смоленском я пошел к старому князю Ивану Александрычу в Смоленск, чтобы заключить с ним вечный нерушимый мир и восстановить нашу дружбу…Но князь Иван встретил меня с гневом и яростью! Он едва согласился на татарские условия, а когда я потребовал объяснения причин его немилости, смоленские бояре сообщили, что недавно к ним приезжали московские посланники с копией какого-то литовского письма, в котором Гедимин Литовский склонял смолян к военному союзу и приплел еще туда дмитровского князя Бориса…И те московские бояре сказали, что подлинное письмо их князь Иван Данилыч якобы купил у меня, брянского князя, за огромную мзду! – Бояре заохали, закряхтели, выражая тем свое возмущение. – Вот поэтому Иван Смоленский, мой кровный родственник, не хотел говорить со мной о мире! Я с превеликим трудом убедил его, что это московская ложь и клевета…Но у меня осталось чувство, что Иван Александрыч не до конца мне поверил и затаил на меня обиду! И когда мы вернулись назад в Брянск, я поручил Злотко Лисичу, чтобы он опросил наших горожан и узнал, кто из брянцев ездил в Москву и позорил мое честное имя! А также, кто из наших брянских людей видел литовцев или слышал о каких-нибудь письмах…

Бояре насторожились, внимательно слушая каждое княжеское слово. Наконец, он замолчал и, кивнув головой своему мечнику, вновь уселся в кресло.

– Я выполнил твое распоряжение, княже, – сказал Злотко, – и опросил всех торговых людей, наших доносчиков и жалобщиков, но пока, не получив твоих дополнительных указаний, ничего не делал! Я узнал, что в Москве за последнее время побывал только один наш купец – Мордат Нечаич…Прочие наши купцы в Москву не ездят…

– Что? – вздрогнул князь. – Когда же этот жирный Мордат туда ездил?

– А в прошлом году, батюшка, – кивнул головой княжеский мечник. – И якобы там торговал, распродав за неделю четыре воза товаров и получив немалый барыш!

– Удивительно! – усмехнулся брянский князь. – Все знают, что князь Иван не очень-то жалует чужих купцов! Там очень большие, можно сказать, жестокие налоги, пошлины и другие поборы! А тут – барыш! Неужели это плата за ту литовскую грамоту?! – Бояре загудели, заволновались. – А почему ты не схватил этого Мордата, – нахмурил брови князь Дмитрий, – и не бросил его в темницу? Его бы уже следовало строго допросить! Ты, случаем, не спугнул его?

– Он – батюшка твоей ключницы, княже, – развел руками Злотко, – той самой Беляны Мордатовны! Разве мог я схватить его без твоей воли? И никто не спугнул этого Мордата, потому что все проводилось в тайне! Я говорю обо всем этом только сейчас, в твоей думе…Я немедленно задержу этого купца, если ты прикажешь!

– Ладно, Злотко, – кивнул головой князь, – тогда я приказываю тебе взять с собой ратных людей и быстро пойти на усадьбу этого бесстыжего Мордата! И быстрей тащи его сюда, но чтобы без шума и криков!

– Слушаюсь, княже! – поклонился Злотко Лисович. – Все будет сделано!

– А теперь поговорим о других делах, – сказал князь, как только его мечник удалился. – Пусть наш огнищанин поведает нам о доходах казны.

– Значит, так, батюшка, – встал Бермята Милкович. – Сначала я скажу о серебре… – И он начал долгое, нудное перечисление всех последних данных о доходах, расходах, убытках.

Пока он говорил, бояре молча сидели и зевали. Они привыкли, что князь периодически заслушивал отчет своего управляющего хозяйством, но, зная, что от их мнения здесь ничего не зависит, предпочитали в это дело не вмешиваться.

Бермята Милкович уже подводил свое сообщение к концу, как вдруг в простенке княжеского терема раздался шум, топот тяжелых шагов и, наконец, дверь в думную светлицу широко распахнулась.

– Садись, Бермята! – махнул рукой князь и с острым любопытством посмотрел в сторону двери. В светлицу вошел, шатаясь, как пьяный, багровый, напуганный толстяк. За ним следовали два княжеских пристава, а замыкал шествие мечник Злотко.

– Здравствуй, пресветлый князь! – вскричал купец Мордат, падая на колени у княжеского кресла и с силой ударяясь головой об пол. – Зачем ты меня вызвал?

– Неужели ты, Мордат, бился головой и перед злобным князем Иваном?! – вопросил, подняв брови, князь Дмитрий. – Говори же всю правду!

– Бился, батюшка-князь! – пробормотал оцепеневший от ужаса купец. – Но только я выпрашивал у него льготы на торговлю!

– Не лги, Мордат! – рассердился брянский князь. – За что ты получил московские льготы?

– Да так,…батюшка, – заплакал купец, – только за добрые слова…

– За добрые слова? – усмехнулся Дмитрий Романович. – Я не слышал о такой доброте Ивана Данилыча! Говори-ка одну правду, злодей! – князь встал и бросил презрительный взгляд на скорчившегося перед ним на полу купца. – Зачем ты продал Ивану литовскую грамотку? Ты думаешь, мы ничего не знаем?! И зачем ты соврал, будто это я, брянский князь, прислал князю Ивану ту грамоту за изрядную мзду?! – князь покраснел и, выпучив от гнева глаза, закричал: – Так вот откуда у тебя московский барыш! Ты торговал моим честным именем! Признавайся же, негодяй, и подробно рассказывай обо всем! И запомни: нам нужна только правда! Может нам еще удастся уменьшить причиненный тобой вред!

– Князь-батюшка, ясное солнышко! – завопил, катаясь по полу, купец. – Я не позорил твое славное имя! Клянусь своей головой! Это нечестный Иван оговорил меня! Я не взял ни одной мортки за ту грамотку, но получил только послабление в пошлинах… – И он, сбивчиво, рыдая и трясясь, поведал князю и его боярам обо всем, что натворил.

– Почему же ты не доставил это письмо мне?! – сказал, выслушав преступника, брянский князь. – Я бы наградил тебя! Разве я такой жадный и не жалую купцов?

– Жалуешь, жалуешь, батюшка! – запричитал купец. – Бес меня попутал, враг рода человеческого! Я натворил столько зла, что сам теперь пребываю в ужасе! Пощади меня, батюшка! Забирай все мои богатства, но только оставь мне мою жалкую жизнь!

– А ты знаешь, мерзкий Мордат, что это письмо погубило князя Бориса Дмитровского? А разве не из-за него началась та смоленская война? Я только расскажу об этом брянцам, потерявшим своих кормильцев! Да от тебя одни клочья останутся!

– Спаси меня, славный князь! – взвыл, обезумев от страха, купец. – Я не виноват в той смоленской войне!

– Что вы скажете об этом, мои славные бояре? – спросил князь, подняв голову и глядя перед собой.

– Его следует безжалостно казнить! – громко сказал боярин Брежко Стойкович. – Надо созвать народ на Красную площадь и отдать этого злодея людям на расправу!

– А-а-а! – завопил, катаясь по полу, купец Мордат. – Не надо, пощадите!

– Бросьте его пока в сырую темницу! – буркнул молодой боярин Жирята Михайлович. – А там – соберем суровый суд!

– А может отсечь ему голову, прилюдно, на Красной площади! – бросил его двоюродный брат, воевода Супоня Борисович. – Зачем устраивать суд, если и так все ясно: казнить злодея – и дело с концом!

– А может, его следует сжечь на костре? – предложил боярин Кручина Миркович. – При всем народе, чтобы брянцы увидели нашу доброту и справедливость!

– Я хочу услышать трезвые, спокойные слова, – покачал головой успокоившийся брянский князь, вновь усаживаясь в свое кресло. – Нам, конечно, выгодно показать народу справедливое возмездие и успокоить горожан! Но давайте послушаем мнение человека святой церкви…Пусть нам даст совет ученик владыки, мудрый Нафанаил!

– Мне хотелось бы сказать, княже, – произнес своим чистым, проникновенным басом, отец Нафанаил, – что не следует в этом деле горячиться! Этот несчастный купец, в самом деле, натворил немало бед, но не по своей воле! Такая глупость – только от лукавого! Жалкий Мордат не хотел опорочить своего князя и не желал смерти несчастному Борису Дмитровскому! Поэтому я бы посоветовал поместить пока этого бестолкового Мордата в темницу, а потом, когда пройдут гнев и душевное возмущение, подвергнуть его справедливому суду!

– Это правильно! – махнул рукой брянский князь. – Эй, слуги! – он хлопнул в ладоши. Стоявшие у стены приставы быстро подошли, подняли лежавшего купца, оторвав его от пола, и подхватили под мышки. – Отведите этого злодея в темницу! – распорядился князь. – И не сводите глаз с этого мерзкого борова, чтобы не сбежал!

Княжеские слуги быстро, развернув оцепеневшего от страха толстяка, потащили его в простенок.

Лишь поздно вечером завершился совет княжеской знати, и брянский князь, приняв скромный ужин, отправился почивать. Но едва он разделся с помощью своих верных слуг и прилег на край постели, как теплые женские руки обняли его. – Целуй меня, милый князь! – проворковала нежным голосом княжеская любовница. – И скорей заводи в меня свой дрын! И поглубже!

– Это – ты, Беляна, – прошептал, чувствуя привычное волнение, брянский князь. – А почему ты пришла сейчас? Ведь нынче не твоя очередь?

– Сегодня – моя, сладкий князь, – сказала красавица, обхватывая его руками. – Давай, люби же меня!

– Ох, ах, – закряхтел князь Дмитрий, оказавшись верхом на прелестнице. – И чего ты сегодня такая славная? Ах, ох…

Долго в эту ночь князь познавал свою ключницу: ее умелые ласки были такие сладкие! Только под утро он, наконец, успокоился и уже собирался заснуть, как вдруг его возлюбленная заплакала и, повернувшись к нему спиной, запричитала: – Прости, мой любимый, моего глупого батюшку! Он совсем не хотел тебе зла! Не лишай его жизни, мой сладкий!

Словно холодный душ окатил брянского князя. – Так вот отчего ты была такой ласковой…, – пробормотал он, чувствуя дурноту. – Выгораживаешь своего батьку, бессовестного Мордата!

– Нет, княже, – зарыдала молодая женщина. – Я всегда тебя любила и без лишних слов отдала тебе мое девичество! Ничего для тебя не жалела…Моя душа только с тобой! Пощади моего батюшку!