Но Борис Давыдович не пережил своего поражения: он тут же скончался у двери ханского дворца!

Произошедший скандал вначале не помешал князю Ивану Московскому воспользоваться его плодами. Раздраженный Узбек-хан тут же, в присутствии придворных, распорядился выдать ему грамоту на Дмитров, а князь Иван пообещал за это выплатить солидную сумму и преподнести богатые дары, сдержав свое слово уже к вечеру.

Однако смерть несчастного старика не прошла незамеченной. Татары, несмотря на свою жестокость, строго соблюдали патриархальные обычаи, по которым старость и возрастное старшинство расценивались, как важные доводы. К старикам в Орде относились очень уважительно! Им прощались многие прегрешения: даже раздражительная злоба и хула…Вот почему хан Узбек сразу же не пресек гневные излияния седобородого князя Бориса, несмотря на то, что перед ним был христианин-неверный! Даже ханские вельможи, подкупленные в свое время московским князем, не одобрили поведения князя Ивана и, дождавшись его отъезда в Москву, стали открыто высказывать хану свои сомнения в правильности решения по Дмитрову.

– Этот Иванэ слишком хитрый и лживый, государь! – сказал на этот счет имам Ахмат. – Он говорил, казалось бы, тихо и спокойно, но продуманно довел того несчастного старца до смерти! Ты, государь, слушай этого Ивэнэ, но не забывай, что он – неверный! Этот коназ не верит в Аллаха, а, значит, не имеет совести!

Слова высшего священника произвели глубокое впечатление на считавшего себя примерным мусульманином ордынского хана. А вот высказанное сейчас, на ханском совете, слово верного Субуди, окончательно посеяло в душе хана недоверие к московскому князю.

Ученые татары разбирали оставленное Иваном Калитой хану письмо великого литовского князя Гедимина и ничего крамольного в нем не находили. – Мы видим, что Гэдэмэнэ хочет союза с Иванэ из Смулэнэ! – буркнул великий визирь Алаг-Тэмур, выслушав перевод письма. – И приплетает, без всякого смысла, к этому покойного ныне коназа Борисэ! Но хотеть не опасно! Я не вижу здесь вины ни Иванэ, ни Борисэ! Они не сделали ничего плохого!

– А может этот хитрый Гэдэмэнэ захочет Луну с неба? – поддакнул имам Ахмат. – Тогда опять будут виноваты коназы-урусы?

– Это так, – кивнул головой хан Узбек. – Только недавно Иванэ из Смулэнэ прислал нам достаточно серебра и богатые подарки! Он же признал свою вину и расплатился за нанесенную нам обиду…А вот сам сюда не приехал! И даже не прислал своего сына, а только одного болярэ! И все из-за Ивэнэ, коназа Мосикэ! Теперь тот Иванэ из Смулэнэ боится меня и не верит в нашу правду! А его болярэ жаловался мне, обливаясь слезами, что у его коназа не было ни дружбы, ни союза с той беспокойной Лэтвэ! И что он любит меня, своего государя, всей душой. Но вот боится сюда приезжать потому, что мы слушаем доводы только одного Иванэ из Мосикэ!

– А может, пошлем еще одно войско на Смулэнэ? – сказал вдруг сидевший прямо перед ханским троном мурза Ахмыл. – И больше, чем в прошлый раз! Надо бы смирить неуемную гордость этого Иванэ! Пусть не отсиживается за своими стенами, а сам, как другие коназы, возит к нам свой «выход»!

– Что ты на это скажешь, Субуди? – повернулся к своему, стоявшему слева от его трона советнику, хан Узбек. – Неужели следует послать туда войско?

– Это сомнительное дело, славный государь, – ответил Субуди. – Есть ли смысл наказывать коназа Иванэ за то, что он тебя боится? Он же все-таки прислал сюда немало серебра! Пусть себе отсидится в Смулэнэ и успокоится! Время покажет…Мы уже послушали коназа Мосикэ и до смерти напугали того старого Борисэ…Кому это было выгодно? Разве не понятно, что тот коварный Гэдэмэнэ продуманно подбросил письмо в Мосикэ, чтобы поссорить нас с покорными коназами! У нас будет распря, а Гэдэмэнэ, тем временем, прихватит всю землю урусов, или Залесскую Орду! Пора нам увидеть, что коназы-урусы не напрасно так зло и крикливо защищают свою правду? Неужели они все обманщики, а Иванэ из Мосикэ – правдолюбец? Вот смотри, государь, он опять, хитро, обдуманно зацепил коназа Дэмитрэ из Брэнэ-бузурга! И сказал, как бы невзначай, что будто этот Дэмитрэ сам передал ему то крамольное письмо…Или даже продал его людям за приличную мзду…Однако это не похоже на Дэмитрэ! К тому же, тот лесной Брэнэ всегда был недругом для коварных князей Мосикэ! Или возьми престарелого коназа Вэсилэ из Корачи! Его опять обвиняют в неведомых преступлениях…И только потому, что сын Гэдэмэнэ Монэвэд назван в письме коназом Корачи! А значит, старый Вэсилэ – тоже наш враг! И опять это со слов Иванэ из Мосикэ!

– Да, ты, пожалуй, прав! – кивнул головой Узбек-хан. – Я вижу, что это – козни Гэдэмэнэ и выгодные тому оговоры от коназа Мосикэ!

– А может, этот Иванэ из Мосикэ в сговоре с Гэдэмэнэ? – спросил вдруг имам Ахмат. – Я не верю гяурам-урусам! От них идут только ложь и злоба!

– Так этот Вэсилэ из Корачи нынче здесь, в Сарае! – громко сказал ханский денежник Дзаган, сидевший рядом с имамом. До этого он тихо дремал, а когда услышал имя карачевского князя, сразу же оживился и только ждал возможности вмешаться в разговор. – Он сидит в гостевой юрте и ждет твоего приема, государь!

– Я думаю, что он пришел не с пустыми руками? – вопросил, прищурив глаза, хан.

– Этого еще не было! – ответил Дзаган, поморщившись. – Корачи никогда не задерживал серебро! Этот коназ всегда покорен тебе и выгоден нашей казне! Какое нам дело, что приписывает ему Лэтвэ?! Лишь бы наша казна полнилась серебром и никогда не иссякала!

– Это правильно! – кивнул головой ордынский повелитель. – Ты знаешь свое дело, Дзаган. А почему бы нам сейчас не позвать сюда этого Вэсилэ из Корачи и не послушать его мнение о делах коварных лэтвэ? Эй, Улуй! – хан хлопнул в ладоши. Откуда-то из-за ханского трона выбежал верный раб и предстал перед своим господином. – Беги-ка, Улуй, – распорядился хан Узбек, – и приведи сюда скорей того коназа из Корачи! Повторяю: скорей! Понял?

– Молчание и повиновение! – крикнул Улуй и, быстро повернувшись к хану спиной, выбежал из дворца.

Ордынский хан молча сидел на троне и размышлял про себя. Его подданные тоже молчали и ждали слова своего повелителя. В дворцовой приемной царила полная тишина.

Когда карачевский князь Василий тихо вошел и медленно, на четвереньках, пополз к ханскому трону, его, казалось, даже не заметили. Но как только Василий Пантелеевич коснулся губами золоченых ступенек трона, Узбек хан открыл глаза и глянул вниз. – Салям галяйкюм, коназ Вэсилэ! – угрюмо сказал он.

– Вагаляйкюм ассалям, государь! – ответил, не поднимая головы, карачевский князь.

– Вставай, Вэсилэ, – улыбнулся ордынский хан, – и садись рядом с моим троном!

Князь Василий приподнялся и присел на корточки возле влиятельных ордынских людей.

– А теперь скажи мне, старый Вэсилэ, – поднял руку Узбек-хан, – почему сын моего лютого врага Гэдэмэнэ называет себя коназом Корачи? Неужели ты передал свою землю моим врагам?

– Нет, государь! – покачал головой князь Василий. – Когда-то литовцы приходили в мой удел и требовали себе дани…Но я тебе говорил об этом со всеми подробностями. Я не имел с ними никаких союзов и только однажды уплатил скромную дань, чтобы от них отделаться! Литовец Монвид нагло присвоил себе титул карачевского князя, даже не спросив на то моего согласия! Это самозванство!

– Ну, тогда скажи нам, Вэсилэ, что ты думаешь о письме Гэдэмэнэ, – сказал, как бы раздумывая, Узбек-хан. – Недавно Иванэ из Мосикэ привез нам одно любопытное письмо…Оно написано Гэдэмэнэ и отправлено старому коназу в Смулэнэ…Иван из Мосикэ уверял нас, что купил эту бумагу у Дэмитрэ, сына Ромэнэ, за приличную мзду! Ты веришь, что это правда?

– Это неприкрытая ложь, государь! – покачал головой, улыбаясь, князь Василий. – Здесь нет ни слова правды! Я никогда не поверю, чтобы Дмитрий Брянский унизился до того, чтобы торговать письмами! И еще перед кем – Иваном Московским! К тому же, между ними – жестокая вражда, которая тянется с давних времен! Это все козни, государь, Ивана Данилыча! Он просто хочет поссорить князя Дмитрия с Иваном Смоленским! Не верь его змеиным словам, славный государь!

– А зачем этому Иванэ из Мосикэ строить такие козни? – прищурился в презрительной улыбке ордынский хан. – Вы только и знаете вражду между собой, коназы урусы!

– Это правда, государь! – кивнул головой Василий Пантелеевич. – Я не понимаю этого человека, Ивана Московского! Разве он обижает только одного князя Дмитрия? Я не хотел тебе жаловаться, но сейчас скажу все! Этот Иван Данилыч стравливает теперь со мной моих молодых дядек, Андрея и Тита! И подсылает своих людей в мой городок Козельск, где сидят те дядьки, подговаривая их к мятежу! Он не хочет признать моего законного права на карачевский удел, полученного мной у тебя, государь, в твоей золотой столице!? А я – твой верный подданный, готовый отдать за тебя свою жизнь! Я всегда вовремя привожу сюда свой карачевский «выход», глубоко почитаю и люблю тебя, государь!

– Это плохо, что этот мерзкий Иванэ добрался до твоего Корачи! – пробормотал Узбек-хан, глядя на своих приближенных. – Надо бы отнять у него ярлык на Уладэ-бузург…Я подумаю об этом…Но скажи мне, Вэсилэ Корачи, кого бы ты хотел видеть на месте главного коназа в Уладэ-бузурге?

– Не знаю, государь…, – растерялся князь Василий. – Хотелось бы Дмитрия Брянского…Он честен не только словами, но и делами…Дмитрий храбр в сражениях и не приемлет ложь!

– А если я назначу того непокорного Алэсандэ Тферы? – усмехнулся ордынский хан. – Будет ли это плохо?

– Я слышал, что князь Александр нынче в бегах…, – пробормотал в смущении князь Василий. – Но говорят, что он стал таким непокорным из-за доносов Ивана Московского!

– Что ж, – блеснул глазами хан Узбек. – Тогда надо позвать сюда этого Алэсандэ! А дела Иванэ из Мосикэ стали уже опасными! Не мудрено, что он вскоре так усилится, благодаря своим хитростям, что перестанет нам повиноваться! Иди же, Вэсилэ, и сообщи всем прочим коназам, что у меня нет гнева на своих преданных данников и беспокойного Алэсандэ! Если этот коназ хочет вернуться в свою Тферы и получить еще большую милость, пусть приезжает сюда с искренними извинениями!