Константин Сычев - Дмитрий Красивый

Между тем звуки кричавших, улюлюкавших загонщиков и звон металлических гонгов все приближались. Наконец, стали появляться в облачках серой пыли и напуганные загонщиками дикие животные: степные антилопы-джейраны, небольшие лошадки, какие во множестве обитали в поволжских степях. Однако крупных животных было немного: не больше двух десятков.

– Это недобычливая охота! – сказал с раздражением мурза Товлубей, сидевший на лошади рядом со смоленскими князьями. – Государь будет недоволен! Нет ни одного быка! Зато зайцев, лис и волков – премного! Придется заниматься лучной стрельбой!

Степные звери, поднимая над собой пыль, со всех сторон устремились к холму.

– Стреляйте, люди мои! – крикнул хан, стремясь перекричать степной шум. – Пора приступать к делу! – Он сам выхватил лук и, вставив стрелу, пустил ее в сторону метавшегося вокруг людей джейрана. Выстрел был удачный, и несчастное животное рухнуло, завертевшись, на землю: из шеи степной антилопы торчала ханская золоченая стрела.

– А теперь мы, государь! – крикнул Товлубей и последовал примеру хана. Его стрела также поразила мчавшуюся неподалеку антилопу.

Ханские вельможи тоже не зевали: они с азартом стали выпускать стрелу за стрелой, убивая все двигавшиеся вокруг них живые мишени.

Неожиданно, в тот самый момент, когда перед глазами смоленских князей показались загонщики, быстро сближавшиеся и образовавшие замкнутый, ощетинившийся копьями круг, к холму, опустив рога и грозно мыча, устремился огромный дикий бык, напуганный шумом и разъяренный преследованием.

– Это – тур! Вот уж удача! – вскричал князь Иван, забывший про свою старость. – Вот уж не думал, что увижу живого, древнего тура! Вперед же, сынок! Вспомним древние времена и не посрамим славу русского охотника! – И великий смоленский князь, выхватив свое боевое копье, решительно поскакал прямо навстречу рогатому чудовищу.

– Куда же ты, батюшка! – бросил ему вслед растерявшийся Святослав Иванович. – Не в твои годы идти на этого грозного зверя! – И он, вытащив из ножен меч, помчался за отцом.

Княжеские дружинники, стоявшие до этого рядом со своими князьями, даже не успели опомниться, как старый князь Иван смело набросился на разъяренного быка и с силой вонзил ему в бок тяжелое копье. – У-у-х!!! – вздохнул степной исполин, ощутив смертельный удар. Он попытался развернуться к своему обидчику и, поскользнувшись, рухнул в лужу собственной крови на княжеское копье, вбивая его еще глубже в собственное тело. Этот промах спас жизнь старого князя и привел к мгновенной смерти огромного зверя. Бык заверещал, испуская из горла потоки густой, почти черной крови, и, наконец, затих, выпучив остекленевшие глаза.

Знатные татары, с интересом наблюдавшие за быстрым поединком русского князя с диким туром, даже опустили на время луки.

Тем временем остальные охотники, ханские слуги и русские дружинники, быстро рассыпавшись по всему замкнутому кольцу, завершали побоище, добивая загнанных животных.

Татарский хан спокойно стоял на холме и молча наблюдал за всем происходившим. Наконец, он махнул рукой, что-то крикнул и быстро поскакал вниз.

– Как птица взлетел и как птица спускается! – сказал сыну князь Иван, глядя, как Узбек-хан приближается к нему.

Подскакав к смоленским воинам, ордынский повелитель улыбнулся. – Так, коназ-урус, – сказал он, – теперь я вижу, какой ты старый! Надо же, так легко и быстро одолел огромного быка! Я не ожидал от тебя такой прыти! Что ж, ты – отменный охотник! Поехали же рядом в Сарай! Я хочу с тобой поговорить…

И хан Узбек, сопровождаемый смоленскими князьями, медленно, раскачиваясь в седле, двинулся в сторону своей столицы. За ними, также неспеша, поехали ханские телохранители. Все прочие участники охоты остались в степи. Слуги и рабы – подбирать добычу, а знатные татары – присматривать за ними.

Княжеские дружинники и старик-переводчик не осмелились присоединиться к ханской свите и ждали, пока важные татары и смоленские князья не исчезнут из виду, после чего поехали вслед.

– Я люблю храбрых людей, коназ-урус! – сказал, подумав, молодой хан. – И особенно – сильных воинов! Ты меня сегодня порадовал своей смелой охотой! За это я прощаю тебе серьезные проступки!

– Какие проступки, государь?! – пробормотал в изумлении князь Иван. – Я всегда хранил верность тебе!

– Я слышал о твоей дружбе с Гэдэмэнэ из Лэтвэ, – сказал хан Узбек, – и о твоем желании перейти к нему на службу…

– Это неправда, государь, – перебил его растерявшийся Иван Смоленский. – Между мной и Гедимином нет дружбы!

– А как же переговоры? – возмутился хан Узбек. – Разве не было переговоров?

– Были переговоры, государь, – опустил глаза князь Иван, – но дружбы у нас нет! Литовцы приходили в Смоленск и предлагали мне союз…Но я на это не пошел!

– А ты не давал Лэтвэ серебро? – грозно вопросил ордынский хан. – Это тоже ложь?

– Это не ложь, государь, – признался потрясенный ханской осведомленностью Иван Смоленский. – Я, в самом деле, дал Гедимину немного серебра на войну с крестовыми немцами…

– Вот и признался, Иванэ, – задумчиво промолвил Узбек-хан. – Значит, ты виноват передо мной?

– Виноват, государь, – пробормотал, не зная, что говорить, князь Иван. – Мне не хотелось самому воевать с немцами, растрачивать казну и подвергать смоленские земли их нашествию…Пусть литовцы сражаются с нашими лютыми врагами!

– Ладно, Иванэ, – покачал головой хан Узбек. – Но больше так не делай! Если у тебя есть лишнее серебро, ты лучше привози его сюда, в Сарай. И я окажу тебе помощь как против лэтвэ, так и против нэмцэ! Понял?

– Понял, государь-батюшка! – склонил голову старый князь.

– Тогда пусть все остается по-старому! – буркнул молодой хан. – Сам привози к нам серебро и не отдавай пока своей власти сыну! Рановато…

– Но государь! – взмолился князь Иван. – Я так состарился, что едва добираюсь до Сарая! Что тут плохого, если мой сын Святослав будет привозить наш «выход»? А я отойду на отдых!

– Я не хочу этого, коназ-урус! – возразил хан Узбек. – Я думал о тебе и хотел тебя наказать. Если бы не эта охота и твое раскаяние…Я доверял и Дэмитрэ из Брэнэ…Но узнал, что он тоже давал серебро моему врагу Гэдэмэнэ! Вы постоянно лжете, бестолковые урусы! Хотите служить двум господам! А это не приносит удачу! Поэтому я решил тебя примерно наказать и не слушать твоих просьб. Продолжай приезжать сюда каждый год и не жалуйся на старость! А с Дэмитрэ из Брэнэ я еще поговорю!

– Вот беда-то, – подумал великий смоленский князь. – Опять меня оклеветали! И того несчастного Дмитрия! Неужели все это идет от Ивана Московского? – И он, огорченный и уставший, уныло опустил голову.

Зимой 1332 года в Брянск неожиданно приехал престарелый карачевский князь Василий Пантелеевич. Дмитрий Романович принял его наедине, «затворившись в княжеском тереме». Князьям было о чем поговорить.

Князь Дмитрий недавно вернулся из Орды и был сильно расстроен: ордынский хан долго не принимал его, а потом, после приема, держал в Сарае почти две недели.

С первых дней своего пребывания в ордынской столице брянский князь понял: его оговорили и на этот раз серьезно!

Только благодаря дружбе брянского боярина Кручины Мирковича с ханским советником Субуди, князь Дмитрий узнал о причине ханского гнева. – Тебя заложил Иван Московский, княже! – сказал ему боярин Кручина. – Да так хитро и ловко, что царь Узбек поверил ему без доказательств! Он оговорил и великого князя Ивана Александрыча! И не уважил его просьбу об освобождении от личных поездок в Сарай. Иван Смоленский едва не погиб! Видимо, Иван Данилыч узнал о твоей дружбе с Гедимином и переданном ему серебре…

– Так я же оправдался перед государем! – возразил тогда брянский князь. – И царь не рассердился и отпустил меня, как обычно, без задержки, в Брянск!

– А вот недавно злобный Иван Калита опять напомнил государю о том серебре и рассказал, что ты снова связывался с литовцами…

Тут князь Дмитрий вспомнил, как он еще по весне послал в Литву по просьбе великого князя Гедимина, высказанной его посланником, целый обоз с серебром и мехами. Он даже не мог предположить, что об этом станет известно в Москве! Расстроенный брянский князь понял, что у Ивана Московского есть «верные люди» либо в Брянске, либо при великом литовском князе. И он стал лихорадочно думать, как выпутаться из трудного положения. Признаться хану о «литовском серебре», как это сделал князь Иван Смоленский? Но за это ордынский хан отказал в его просьбе…Брянский князь был не из робкого десятка и за свою жизнь не боялся. Но ловчить и обманывать царя Дмитрий Романович не хотел! Да и что можно было придумать в его положении?

Князь Дмитрий долго размышлял над своей бедой, советовался с боярами, но выхода все никак не находил.

Помог, как ни странно, старый знакомец брянского князя мурза Сатай, сын казненного в свое время ханом вельможи Кавгадыя.

Пожив несколько лет в отдаленных кочевьях, Сатай дождался, когда хан Узбек забыл его прегрешения и отцовскую опалу и тихо, скромно, вернулся в Сарай. За время своей вынужденной ссылки Сатай разбогател: отцовские овцы, которых он угнал на сочные пастбища, так расплодились, что ему пришлось закупать большое число рабов и нанимать целое войско, чтобы иметь не только чабанов, но и защитников своих отар.

Люди Сатая частенько наведывались в Сарай и, приобретая на рынках ордынской столицы рабов, узнавали все последние новости о ханском дворе. Помимо этого, они подносили сарайским вельможам богатые подарки, поддерживали связи с многочисленными друзьями Сатая, пока, наконец, не добились восстановления доброго имени своего господина.

Впрочем, ходили и другие слухи. Не все верили в законное происхождение богатства Сатая. Недружественно настроенные еще к его покойному отцу Кавгадыю вельможи знали, насколько тот был чужд скотоводству. – Степной волк не будет подражать овце и пожирать траву! – считали они. – Этот Сатай добыл свои богатства разбоем!