Константин Сычев - Дмитрий Красивый

– Я с удивлением тебя слушаю! – покачал головой хан Узбек. – Неужели, Иванэ, твое сердце не жаждет мести?

– Не жаждет, государь! – тихо молвил Иван Даниилович, подняв голову. – Зачем мне думать о мести, если мой государь этого не велит?

– Ну, тогда якши, Иванэ, – весело сказал хан Узбек. – Ты не похож на своего хитрого брата! Что ж, значит, на этом все…Поезжай к себе домой хоть сегодня! Я отпускаю тебя, потому что у меня сейчас много важных дел. Иди же, Иванэ, но не забывай о своем долге перед нами!

В солнечный сентябрьский день 1331 года к Брянску подъехала большая группа знатных людей со слугами и воинами. Возглавляли шествие новгородский архиепископ Василий, по прозвищу «Калика», одетый в скромную, подбитую беличьим мехом черную рясу, с большим золотым владычным крестом, висевшим на тяжелой золотой цепи на его худенькой шее, и новгородские «лучшие люди» – Кузьма Твердиславович, важный седобородый старец, Варфоломей Остафьев, молодой, стройный сын новгородского тысяцкого и другие бояре, одетые в богатые парчовые одежды с длинными бобровыми шапками на головах.

Брянский князь Дмитрий Романович только что вернувшийся со своими людьми из очередной поездки в Орду, был чрезвычайно удивлен: еще ни разу, как ему говорил черниговский епископ Арсений, такие знатные новгородцы в Брянск не приезжали.

Брянцы даже растерялись и не встретили неожиданных гостей «хлебом-солью». Сам же князь Дмитрий узнал об их приезде лишь из слов своего молодого слуги, вбежавшего в княжескую думную светлицу как раз в то время, когда князь рассказывал о своей поездке в Сарай. Это путешествие, как всегда, прошло успешно, и ордынский хан, несмотря на то, что потерял своего любимого сына Тимура, умершего от неведомой болезни, принял брянского князя уже на второй день его пребывания в Сарае. Благосклонно выслушав соболезнования из уст русского князя и осмотрев дорогие подарки, привезенные Дмитрием Романовичем, хан остался доволен и сразу же отпустил его назад домой. Дорогой также не случилось никаких происшествий: при хане Узбеке в степи установился относительный порядок, разбойничьи отряды исчезли, и некоторые беспечные купцы, сберегая деньги, нанимали в свои торговые караваны все меньше и меньше воинов.

Рассказ уже подходил к концу, и князь был сильно раздражен вторжением слуги, который, не обращая внимания на тишину в светлице, перебил его речь и быстро доложил о гостях.

– Ах, ты, бесстыжий стручок! – буркнул Дмитрий Романович, уставясь своими сердитыми, потемневшими от гнева глазами на слугу. – Тебе уже перевалило за тридцать, а ты так и не понял, что нельзя перебивать своего князя! Пора уж тебе, Бенко, в мою дружину или на другую, более важную работу! Засиделся ты в отроках, имея жену и детей! Я как-то упустил тебя из виду!

Напуганный Бенко упал на колени. – Пощади меня, княже, за верную службу тебе и твоему славному батюшке! – взвыл он, катаясь на полу перед сидевшим в кресле князем.

– Ладно, Бенко, – усмехнулся князь, – прощаю тебя, глумного! Однако же от моей светлицы отрешу! Эй, Бермята! – Седовласый княжеский огнищанин встал со скамьи и приблизился к князю. – Подумай потом, Бермята Милкович, и подыщи мне холопа помоложе…И дай место при дворе этому непутевому Бенко. Но не обижай его – пусть себе безбедно живет!

– Так и будет, батюшка, – склонился в поясном поклоне огнищанин. – Все сделаю, как ты приказал!

– Ну, тогда садись, Бермята, – кивнул головой князь, а ты, Бенко, иди в простенок и жди себе замену!

– Благодарю, батюшка, – промычал, вытирая слезы, здоровенный бородатый мужик. – Я буду трудиться, не покладая рук, чтобы оправдать твое доверие!

– А теперь ты, мой славный воевода Супоня, доложи об этих новгородцах! – нахмурил брови брянский князь. – Я назначил тебя, такого молодого, на высокую должность по настоятельной просьбе твоего батюшки! И я надеюсь, что ты вскоре станешь достойным своего места! В твоих жилах течет княжеская кровь! Самого великого Романа Михалыча! Говори же, почему меня заранее не предупредили о приезде знатных гостей? Неужели на наших дорогах уже нет ни застав, ни дозоров?

– Не знаю, батюшка князь, – развел руками двадцативосьмилетний рослый, под стать самому князю, красавец. Старики говорили, что именно он очень сильно был похож на своего славного предка! – Но я проведу тщательное расследование! Мне не верится, что на дорогах не было дозоров! Думаю, что наши люди встретили этих новгородцев, но не придали значения их знатности, приняв за обычных купцов…Видимо, они по этой причине не прислали к нам гонца!

– Ладно, Супоня, – сказал, успокоившись, князь. – А как там твой больной батюшка, Борис Романыч?

– Пока еще жив, пресветлый князь, – кивнул головой воевода Супоня Борисович, – но он сильно страдает от ран, полученных под Киевом! Если бы не лекарь Велемил…

– Ох, я тут заговорился и совсем забыл о новгородцах! – вскричал, схватившись за голову, князь. – Бегите же, мои славные бояре, за владыкой и встречайте этих нежданных гостей! Да ведите их быстрей сюда, в нашу думную светлицу!

Все бояре подскочили со скамей и помчались, сломя голову, к выходу. Перед князем остался лишь один воевода.

– Да, Велемил – именитый лекарь…, – пробормотал брянский князь, успокоившись. – Небось, он уже дряхлый старик?

– Ему больше ста лет, княже! – кивнул головой воевода. – Горожане говорят, что он – бессмертный колдун! И его сыновья – Овсень и Третьяк – уже не молоды: давно перешагнули за шестьдесят! Даже внуки Велемила постарше нас будут! Чудесны Божьи дела!

– Это так, Супоня, – улыбнулся князь Дмитрий. – Эти знатные лекари именно от Господа! Тогда тебе нечего бояться за жизнь своего батюшки…

– Но этот древний Велемил говорил, княже, – молвил, едва не плача, княжеский воевода, – что нет надежды на долгую жизнь батюшки…Он жив только благодаря лекарским травам и припаркам!

В это время хлопнула дверь, и в княжескую светлицу вошел епископ Арсений, державший под руку новгородского владыку Василия. За ними следовали важные, располневшие от новгородского изобилия, знатные посланники. Архиепископ Василий был намного ниже ростом брянского владыки. Однако, будучи худеньким, даже сухощавым, он не производил впечатления убогого калеки. Приблизившись, прихрамывая, к княжескому креслу, он поднял руку и сказал: – Благослови же, всемогущий Господь, молодого и красивого брянского князя! Даруй ему здоровье, силу и долгие годы!

Перекрестив склонившего свою красивую русую голову князя, владыка Василий, сделав вместе с Арсением Черниговским шаг назад, пристально вгляделся в лицо брянского князя. Дмитрий Романович почувствовал, как его охватил какой-то теплый поток и увлек куда-то вверх! Из глаз новгородского архиепископа струилась невероятная доброта и что-то такое, что заставило князя задрожать и даже прослезиться! – Здравствуй, славный владыка! – с трудом пробормотал он. – Мы рады видеть тебя в нашем древнем городе…Садись же, святой отец…

– Теперь я понимаю, сын мой, – сказал красивым певучим голосом, лишенным басовитых ноток, которыми обладал епископ Арсений, владыка Василий, – почему тебя называют «Красивым»! Я никогда не видел такого красивого лица! Я также чувствую, что ты – превосходный воин и отменный правитель! У меня теперь нет сомнения в том, что брянцем очень повезло с таким славным князем!

– Твои слова приятны, владыка, – пришел в себя, наконец, князь Дмитрий, – и пышут горячей добротой! Однако я вижу, что не столько повезло брянцам под моей рукой, сколько новгородцам под твоим праведным благословением! Садитесь, дорогие гости, – князь указал рукой на передние скамьи. – А сейчас, пока мои люди готовят нам достойную трапезу, поведайте о своих славных делах и причинах столь далекого путешествия!

Новгородцы уселись на переднюю скамью рядом с высшими священниками. Брянские бояре поспешно заняли свои места за их спинами.

И новгородский архиепископ, разгладив свою длинную седоватую бородку, начал рассказывать о своем пути и дорожных приключениях.

В июне в Новгород приехал посланец митрополита Феогноста с его приказом к только что избранному архиепископу Василию: срочно ехать к святителю на Волынь, чтобы получить законное благословение. Известно, что без «рукоположения» митрополита новгородский архиепископ лишь исполнял «владычные дела». Поэтому Василий Калика, сопровождаемый делегацией из «лучших людей», выехал на Волынь. Двинулись туда ближним путем, через Литву, однако, как оказалось, это было неудачное решение. По пути их пленили по приказу великого литовского князя Гедимина и надолго задержали. Находясь под давлением литовских властей, знатные новгородцы были вынуждены подписать «литовскую грамоту», по которой старший сын Гедимина Наримант получил «в кормление» обширные куски Новгородчины: Ладогу, Орехов городок, Карельскую землю и половину Копорья. Лишь только после этого архиепископ с сопровождавшими его людьми смогли проделать дальнейший путь. Наконец, им удалось приехать в августе во Владимир-Волынский. Туда же прибыли и послы из Пскова от князя Александра вместе с игуменом Арсением, которого псковичи хотели «поставить владыкой». Того же хотел и великий литовский князь Гедимин, приславший своих людей к митрополиту Феогносту с требованием – «утвердить святого Арсения!» Однако разгневанный митрополит с этим не согласился. Он собрал совет из видных церковных деятелей, пяти епископов – Афанасия Владимирского, Григория Полоцкого, Иоанна Холмского, Марка Перемышльского и Федора Галичского – и, поговорив с ними, отказал всем ходатаям в создании псковской епископии. – В делах церкви вам следует подчиняться Великому Новгороду, как это было с древних времен! – постановили церковные пастыри.

В этот же день, 25 августа, митрополит возвел в сан новгородского архиепископа Василия Калику. – В ту ночь над церковью стояла волшебная звезда! – подчеркнул владыка Василий, глядя, как внимательно его слушают князь Дмитрий и брянские бояре.