Константин Сычев - Дмитрий Красивый

Князь Александр, услышав его слова, поморщился и возразил: – А почему я должен бояться татар? У меня есть союз с самим Гедимином Литовским! А он не слабее татар!

Князья ехали бок о бок на своих крупных откормленных жеребцах вслед за новосильскими охотниками. Однако завязалась беседа, и они несколько отстали от «охочих людей», медленно двигаясь в сторону леса.

– Гедимин не поможет тебе, брат! – Дмитрий Романович укоризненно глянул на новосильского князя. – В прошлом году он был беспощадно разбит царскими войсками! Говорили, что знатные литовцы спрятались за стенами больших городов и только хлопали своими трусливыми глазами, когда татары разоряли их земли и забирали в плен несчастных людей! Стыд и позор! От литовских сел не осталось ни деревяшки, ни колышка! Татары безжалостно разорили и многие городки! Неужели тебе нужен столь ненадежный союзник?

– Все это только слухи о литовском позоре! – усмехнулся князь Александр. – Поганые татары не победили ни одного литовского отряда. Там не было никаких сражений, но только неожиданный набег! И татары пришли не как отважные воины, а как ночные разбойники! И как только увидели настоящую силу могучих литовцев, сразу же убежали восвояси!

– Это не так, брат, – покачал головой князь Дмитрий. – Царь Узбек послал на них столь многочисленное воинство, что литовцы побоялись выходить на битву! Куда Новосилю до такой татарской силы? Великий царь так на тебя рассердился, что даже нахмурил брови! – И брянский князь подробно рассказал о своей беседе с ордынским ханом.

Князь Александр его внимательно выслушал, но нисколько не испугался! – Теперь нет того подлого князя Юрия! – весело сказал он. – Ты же знаешь о подвиге Дмитрия Михалыча?

– Знаю! – кивнул головой брянский князь. – Но какая от этого польза? Теперь в Москве другой князь – Иван Данилыч. Говорят, что он похлеще того несчастного Юрия в сто раз! И хорошо ли теперь Дмитрию Грозные Очи? Мне недавно рассказали люди нашей святой церкви, которые приходили в Брянск из Сарая, что царские люди схватили Дмитрия Михалыча и бросили его в сырую темницу – ждать там царского суда!

– Этот славный Дмитрий будет жить и здравствовать! – уверенно сказал князь Александр. – Царь только пожурит его и с миром отпустит!

– Дал бы Господь! – кивнул головой Дмитрий Брянский. – Хотя уже одно пребывание в холодной татарской темнице есть огромное несчастье! И все же запомни мои слова, брат: это дело плохо кончится для Дмитрия Тверского! Не сносить ему головы! А тебе следовало бы учесть этот тяжелый пример и не вызывать беду на свою голову! Это тебе не Литва! От татар не откупишься одним серебром! И себя погубишь, и свою землю разоришь!

– А почему Литва – не союзник? – усмехнулся новосильский князь. – Они владеют половиной русских земель! И недавно взяли Киев и Чернигов…

– Однако в Киеве сидит татарский данник, князь Федор, – покачал головой князь Дмитрий, – и татары туда вернулись! В Брянск недавно приезжал один черниговский монах, к нашему владыке Арсению, и говорил, что татар теперь намного больше в Чернигове, чем до литовского похода!

– А что такое Киев и Чернигов! – махнул рукой князь Александр. – Разве это большие города? Одни пепелища и жалкие деревни! Но даже этот бессильный князь, Федор Киевский, водит дружбу с Литвой…Он, между прочим, поставлен на княжение Гедимином Литовским!

– А татары говорят, что этот Федор – их князь! – возразил Дмитрий Брянский. – И он каждый год возит в Сарай дань, путь бедную и скромную, но с великим почтением к государю!

– А я слышал, что он посылает дань и славному Гедимину, – не согласился князь Александр, – и значительно больше, чем в Орду!

– Ну, это только домыслы, – покачал головой князь Дмитрий. – Известно, что даже не вся Волынь покорилась Гедимину. Многие волынские князья еще платят дань царю Узбеку…А какие другие города покорились Литве?

– Разве ты не знаешь? – поднял руку князь Александр. – Могучие литовцы заняли всю Северщину: Новгород, Трубчевск, Стародуб, Радогощ…

– Новгород и Трубчевск давно брошены русскими князьями! – буркнул Дмитрий Брянский. – Они достались литовцам без борьбы…А вот Радогощ и Стародуб – древние города, когда-то управляемые известными князьями. Особенно Стародуб! Этот деревянный город очень велик и хорошо укреплен дубовыми стенами! Еще прежние брянские князья, Роман Михалыч и Василий Храбрый, хотели взять стародубцев под свою руку…Но горожане не захотели им покориться! Они привыкли к своим вольностям с тех пор как освободились от княжеской опеки в лихие годы! Это вечный город, который станет тяжелой обузой для литовцев! Если люди Гедимина не захотят разорять этот славный город, он даже под их видимой властью сохранит свои вольности! Но вернемся к твоим делам, брат мой…Ты не собираешься ехать в Орду? Пора бы тебе наладить отношения с татарским царем!

– Пока не собираюсь! – покачал головой новосильский князь. – У меня нет ни серебра, ни мехов, чтобы рассчитаться с бусурманским царем! Все досталось Литве…

– Совсем нет запасов? – вздрогнул князь Дмитрий.

– Нет, брат! – опустил глаза князь Александр.

– Ну, тогда возьмешь у меня, Александр, – прижал руку к сердцу брянский гость. – А вернешь тогда, когда сможешь!

– Мне не нало твое добро, брат! – гордо ответил князь Александр, и в его глазах промелькнули злые искорки. – Я скоро пойду в Орду и сам отыщу нужное мне серебро! Благодарю за участие!

– Что ж, – вздохнул брянский князь, – поступай, как знаешь. Если сам изыщешь, тогда хорошо…А я завтра отправлюсь к себе в Брянск и после отдыха уеду в Орду!

Князь Иван Даниилович Калита стоял у дверей ханского дворца в ожидании. В этот сентябрьский день 1326 года он был приглашен ханскими людьми на прием к ордынскому повелителю. Сентябрь был теплым месяцем в Сарае. Еще не пожухла степная трава, зеленая листва богатых фруктовых садов татарской знати, раскинувшихся на берегу Волги, не спешила желтеть и опадать. Пряный запах мяты и многих неведомых степных трав манил, отвлекал от тяжелых, грустных мыслей.

– Какая свежесть! – думал, закрывая, порой, глаза, московский князь. – Еще бы жить и жить! – И он вспомнил своего старшего брата Юрия, погибшего в расцвете лет здесь, в татарской столице. – Зачем он раздражал этого Дмитрия, – думал он, – и вызывал беду на свою голову? И даже не взял с собой дружинников! Какая беспечность! Вот и сгинул по нелепости, мой любимый брат! Даже не оставил после себя детей…Впрочем, это – к лучшему! Что бы ни сделал наш Господь – все правильно!

Новый московский князь, в отличие от погибшего Юрия Данииловича, имел довольно большое потомство: несколько дочерей, сына Симеона, а вот совсем недавно, 30 марта, у него родился еще один сын – Иван.

– Московский «стол» достанется моим детям, – думал князь Иван Даниилович, – а если Господь будет на нашей стороне, то к нам перейдет в скором будущем и Владимир! Давно пора вернуть себе великокняжеский «стол»! Москва теперь больше и сильней Твери! Сейчас у нас живет и славный святитель, митрополит Петр! Однако что-то он занедужил…

Святитель Петр, в самом деле, серьезно захворал. В последнее время он сильно исхудал и чувствовал приближение смерти. По его просьбе московский князь заложил в Кремле каменную церковь Успения Богородицы, а митрополит собственными руками выложил себе фундамент будущей гробницы в алтаре строящегося храма.

– Эх, пожил бы еще славный митрополит, – размышлял про себя князь Иван, – на благо нашей Руси…Он совершил немало добрых дел. Вот недавно поставил в Новгород нового владыку – Моисея…Дал бы Господь здоровья нашему митрополиту! Молю тебя за это, Господи! – И московский князь энергично, с чувством, перекрестился.

В это время открылась дверь ханского дворца, и наружу выскочил чернокожий раб. – Эй, Иванэ! – крикнул он. – Входи же в государевы покои!

Четыре дворцовых стражника подняли вверх свои длинные пики. – Айда, коназ урус! – сказал самый старший из них.

Князь Иван Даниилович, согнувшись, прошмыгнул через длинный дворцовый коридор, приблизился к еще одной – легкой камышовой двери, которую распахнули перед ним двое стражников, и, осторожно перейдя порог, упал на колени.

В просторном приемном помещении ордынского хана царила полная тишина.

Московский князь подполз, как обычно, к золоченым ступеням ханского трона и молча лег перед ханом, не поднимая головы.

– Салям галяйкюм, Иванэ! – раздался громкий, но без суровых тонов, ханский голос.

– Вагаляйкюм ассалям! – ответил князь Иван с некоторым акцентом. В отличие от старшего брата, он с трудом освоил татарский язык и, хотя хорошо понимал татарскую речь, сам говорил еще недостаточно внятно, а потому попросил накануне ханского приема, чтобы во дворце на всякий случай присутствовал толмач – переводчик, который и стоял нынче рядом с советником Субуди по левую руку Узбек-хана.

– Садись, Иванэ! – приказал ордынский хан. – По нашему обычаю!

Московский князь приподнял свое рослое, грузное тело и уселся на корточки на том же месте, где лежал, окруженный сарайской знатью.

– Ну, а теперь говори, – распорядился хан, – что у тебя за просьба? Впрочем, я знаю и без твоих слов: ты хочешь мести за своего брата, убитого бестолковым Дэмитрэ!

– О, мудрый из мудрых, о, солнце из солнц, великий и всемогущий государь! – сказал, как пропел, князь Иван, путая татарские слова с русскими. – Я пришел не за этим. У меня нет на сердце злобы к тому непутевому Дмитрию…

– Ты уж лучше говори на своем языке! – буркнул раздраженный хан. – А я приставлю к тебе книжного человека, чтобы научить хорошему татарскому…А пока говори через толмача, чтобы можно было понять твою бестолковую речь!

– Хорошо, государь, – сказал по-русски князь Иван, вновь повторив свои славословия и неожиданный для хана ответ.

Ордынский повелитель, выслушав переводчика, удивился. – Неужели это так, – промолвил он, не веря своим ушам, – и ты не хочешь расправы над Дэмитрэ?