Константин Сычев - Дмитрий Красивый

– Ну, тогда – до завтра! – улыбнулся старый князь. – Будем готовиться ко сну!

На другой день брянский боярин отправился к царскому казначею с брянскими серебром и дарами. Уже к полудню он вернулся назад и сразу же вошел в княжескую юрту. Князь в это время играл со своим сыном в татарские шашки и так увлекся, что не заметил прихода верного боярина.

– Я с хорошей вестью, мой господин! – сказал Мирко Стойкович так громко, что князь Роман вздрогнул. – Здравствуйте, княже и славный Дмитрий!

– Ох, да ты уже вернулся? – вздохнул, глядя на боярина, князь Роман. – Так скоро! Как там государь, когда меня примет?

– Я только что сдал всю нашу казну государеву денежнику, – весело молвил боярин, – и получил от него тамгу! А тут вдруг к нам, в казенное хранилище, пришел Субуди и передал мне слова государя. – Пусть же коназ Ромэнэ, – сказал ему молодой царь, – возвращается к себе в Брэнэ! Похвально, что он вовремя привез свой «выход», но я не вижу необходимости принимать его!

– Слава тебе, Господи! – вскричал, ликуя, Роман Глебович, вскакивая из-за стола и обнимая сына. – Собирайтесь же, мои люди, мы немедленно уезжаем! Поспешите!

Князь Юрий Московский возвращался из Орды домой в сопровождении большого конного войска татар. Шел крупный снег, но было довольно холодно.

Русские и татары, почти не останавливаясь, шли вперед. Лишь один раз, под вечер, как это было принято в стане степняков, делался привал, и воины принимали пищу.

Ночью же русские лежали в телегах, и лишь только дозорные, охранявшие спящих, ехали конно. Татары же катили пустые арбы, но с коней не слезали: на них же они спали, прижавшись к холке лошади, довольно чутко. По малейшему шуму или неясному звуку степные воины были готовы вступить в бой с любым врагом. Возглавлял татарское войско мурза Ахмыл, один из самых больших ненавистников князя Юрия.

– Вот какая неудача и царская немилость! – думал московский князь, глядя на дремлющего в седле рядом с ним татарского темника. – За что царь так на меня разгневался? – И он, откинувшись в тряском седле, погрузился в тягостные, мучительные размышления.

А все в этот год, казалось, благоприятствовало Юрию Данииловичу. Ему удалось успешно женить князя Константина Тверского на своей дочери Софье. Последняя охотно согласилась на этот брак, едва только увидев красивого молодого князя.

– Он хорош лицом, тонок станом, – подумала она, – и ростом удался: повыше моего батюшки! Будет крепким супругом: не даст мне пребывать в тоске и телесном томлении!

Князь же Юрий со своей дочерью совсем не церемонился. – Это моя воля! – сказал он ей перед знакомством с будущим женихом. – Поэтому я хочу иметь твое твердое согласие без пустых слов! Нечего сидеть в девках: давно пора принимать в себя дрын и получать от этого удовольствие!

Особенно понравился княжне Софье жених, когда он с ней заговорил. Это удивило князя Юрия, который знал о косноязычии молодого тверского князя.

– Э-э-э…м-э-э-э…, – бурчал, прежде чем сказать слово, князь Константин, – уж надо бы нам…тут, дивная Софьюшка, в любви…э-э-э…соединиться и с женитьбой поспешить! – Это и было любовное признание, услышанное невестой и сказанное князем Константином в присутствии ее отца. – Не нашел других слов! – подумал тогда с досадой князь Юрий Даниилович.

Софья Юрьевна, тем не менее, расценила высказывание своего будущего мужа иначе. – Константин не богат на слова, – подумала она, – но мягок душой и ласков! Пусть себе кряхтит и бурчит, лишь бы был тих и послушен! Я возьму этого недотепу в свои крепкие руки и заставлю его во всем мне повиноваться!

Князь же Константин на самом деле не горел желанием обвенчаться с дочерью лютого врага его отца да и внешность московской княжны его не радовала. – Пошла в своего батюшку, – рассуждал он про себя, разглядывая невесту. – Какой большой нос и какие толстые щеки! И телом велика…А если разжиреет? Тогда задавит меня на супружеском ложе! Однако нельзя противиться желанию этого Юрия! – решил он, наконец, до смерти боясь своего будущего тестя, и взглянул на невесту другими глазами. – Ничего, что крупна, матушка, зато породиста…И груди у нее большие, и зад хорош, как у кобылы – есть за что подержаться! Да и лицом непротивна, со здоровым румянцем! Сгодится для ложа: я чувствую в ней крепкую женку, и мой дрын перед ней волнуется – зараз встанет!

– Ну, как тебе моя дочь? – спросил своего будущего зятя сразу же после первого знакомства князь Юрий. – Как ты, согласен?

– Как же, батюшка! – ответил тогда князь Константин. – Э-э-э, надо бы нам тогда там…э-э-э…обвенчаться!

– А, сразу распознал настоящую красоту! – весело сказал на это Юрий Московский. – Значит, ты – хороший муж! Пусть она и не красавица, но для ложа хороша! Ты еще меня вспомнишь, когда загонишь ей свой дрын в тайное место! Вот когда тебе будет хорошо! – И он громко, во все горло, захохотал, не обращая внимания ни на смущенного жениха, ни на лукаво переглянувшихся слуг.

Свадьбу, правда, играли не в Москве, а в Костроме. Ни князь Юрий, ни его будущий зять не хотели показывать вынужденность этой свадьбы, зависимость запуганного в Орде и Москве князя Константина от своего тестя. – Пусть думают, что молодые сами обо всем договорились, а я так – сторона, – рассудил князь Юрий. – Вот они и уехали в Кострому, в законный удел Константина! Он-де сам увез невесту к себе!

Молодые венчались в костромской церкви святого Федора и сразу же после этого отправились в княжеский терем на скромный свадебный пир. Никто не хотел большого шума и веселья, поскольку в памяти людей еще жили события, связанные с жестокой гибелью отца жениха – Михаила Ярославовича.

Так князь Юрий Даниилович добился осуществления одной из своих целей на пути к установлению контроля Москвы над Тверью. Пусть не сразу, не сейчас, но хотя бы при власти Константина. – Это ничего, что Константин пока не тверской князь, – рассудил князь Юрий. – Мы подождем, мы терпеливые!

Завершив это дело, Юрий Московский отправился в Орду, однако здесь не преуспел. Бывший ханский вельможа и личный приятель Юрия Кавгадый пребывал в ханской темнице, отвечая за вину своего сына. Что только не делал князь Юрий, кого только не просил за Кавгадыя, ничего не помогало! Потратив целую телегу серебра на подкуп ханских приближенных и ничего не добившись, московский князь решил явиться на прием к самому хану Узбеку. Однако и за это следовало заплатить! Русские князья так разбаловали подачками ханских вельмож, что приходилось едва ли не на каждом шагу извлекать из постепенно худеющего мешка серебряные слитки.

Наконец, уже глубокой осенью, ордынский хан соблаговолил принять московского князя. Но едва только князь Юрий переступил порог ханского дворца и упал на мохнатые персидские ковры, униженно подползая к золотым ступенькам трона, он, даже не глядя на хана и его придворных, почувствовал гнетущую обстановку.

– Салям тебе, Юрке-коназ! – коротко поприветствовал его Узбек-хан, в голосе которого слышались недобрые нотки.

– Вагаляйкюм ассалям! – прохрипел простуженным голосом князь Юрий. – Да восславится твое имя, да будет у тебя здоровье и долгая жизнь со славой и богатством, любимый государь!

– Так уж любимый! – усмехнулся хан Узбек и оглядел своих, сидевших на корточках, многочисленных вельмож. Повернувшись к стоявшему внизу, слева от трона, советнику Субуди, он покачал неодобрительно головой. – Однако же ты зол, Юрке, как собака во время течки! Ты не только довел до смерти своего брата Мыхаыла, но хотел бросить его тело мерзким псам!

– Это не так, государь! – вскричал Юрий Даниилович. – Я не только не бросил его тело на съедение нечистым животным, но даже самолично отдал его для почетного захоронения!

– За что же почет? – вскинул свои красивые брови молодой хан. – Разве ты не обличал его жестокие преступления?

– Обличал! – кивнул головой Юрий Даниилович. – Но только до смерти! А покойника я ничем не обидел: наша вера этого не разрешает!

– Также и наша вера! – сурово молвил хан Узбек. – Но я слышал об этом другое…Однако погоди, Юрке, и скажи мне: зачем ты напросился ко мне на прием? Ты уже побывал у меня, когда отчитывался о привезенной дани? Почему же не спросил меня тогда о своем деле?

– Так уж получилось, государь, – смиренно простонал напуганный московский князь, – что я не знал о горе Кавгадыя!

– Неужели? – усмехнулся хан Узбек. – Скажи честно: ты ходил к моим вельможам и давал им щедрый бакшиш? Разве не так?

– Так, государь, – заплакал Юрий Даниилович. – Прости меня, прости мое прегрешение!

– Ну, это не прегрешение, – кивнул головой ордынский повелитель, – если ты одариваешь людей…Это еще ладно. Твоя грубость состоит в том, что ты сразу же не обратился ко мне! А пошел к моим эмирам! Мне надоели просьбы со всем сторон о помиловании этого непутевого Кавгадыя! Его вина в том деле полностью доказана: его старший сын совершил неслыханное для правоверных злодейство! К этому примешалось еще много других грехов…Это все и погубило Кавгадыя! Поэтому – нечего защищать своего преступного кунака! Разве ханская воля тебе не указ?

– Не только указ, великий государь, – проговорил, как молитву, князь Юрий, – но божественные и сладчайшие слова великой мудрости! О, самый мудрый государь! О, величайший из величайших! Ты видишь насквозь все наши бесстыжие грехи и легко их обличаешь! О, солнце из солнц, о, сверкающая звезда, о, величайший адамант, о, самый великий мудрец…

– Будет тебе! – рассмеялся довольный Узбек-хан. – Этими правдивыми словами и скромностью ты спас свою жизнь и сохранил у себя данный мной ярлык…А я уже хотел отнять у тебя ярлык и отдать его другому коназу! Радуйся, глупый Юрке, моей милости!

– Я радуюсь, пресветлый, мудрейший государь! – вскричал московский князь, целуя золотые ступеньки трона. – Это такое счастье – видеть тебя и слышать твои божественные слова! Ты позволишь мне, государь, сказать слова правды?