Так обоз брянского князя Романа Глебовича достиг к концу мая ордынской столицы Сарая. Правда, непосредственно перед городом брянцев остановил большой конный отряд ордынцев. Однако их мурза, узнав русского князя и услышав из его уст о цели поездки, не препятствовал им свободно въехать в город.

Князь Роман снова поселился в привычной для него большой гостевой юрте, в которой он ежегодно останавливался, а с ним рядом – его сын. В другой большой юрте, примыкавшей к княжеской, расположились брянские дружинники. Боярин Мирко Стойкович с сыном Борилом поселились в передней комнатке молодого князя Дмитрия.

Как только все устроились, князь Роман послал боярина Мирко с подарками к всесильному ханскому вельможе Субуди. – Я возьму с собой сына, княже, – сказал, собираясь в недальний путь, брянский боярин. – Надо познакомить моего Борила со знатными ордынскими людьми. Мой сын уже не младенец. Пора ему помогать своему батюшке! – И он с гордостью посмотрел на тридцатичетырехлетнего красавца-сына, русоголового, с большущей окладистой бородой.

До самого вечера ждал князь Роман возвращения боярина, а сам, тем временем, принимал гостей.

В этот день у него побывали знатные татары – мурзы Ахмыл и Халцагай. Последние, прослышав о приезде брянского князя и зная о его щедрости, не дали ему отдохнуть с дороги и часа, нагрянув вскоре после ухода боярина Мирко. Бесцеремонно отстранив руками княжеских дружинников, охранявших юрту своего князя, они вошли в покой как раз в тот момент, когда князь задремал.

– Салям тебе, коназ Ромэнэ! – выкрикнули они. – Вот ты снова в нашем славном Сарае!

– Салям и вам, почтенный мурза Ахмыл и славный мурза Халцагай! – ответил, поднимаясь со своего ложа, князь Роман, одетый в богатый татарский, зеленого цвета, халат, расшитый павлинами. Он встал, подошел сначала к старшему – мурзе Ахмылу – и обнял его, а затем проделал то же самое и с его младшим спутником.

– Мы рады тебя видеть! – весело сказал, щуря свои и без того узенькие глаза, мурза Ахмыл. – Мы так скучали по тебе, брат!

– Также и я, мои славные гости, – кивнул головой князь Роман. – Садитесь! – Он указал рукой на большой мягкий диван и хлопнул в ладоши. В покой вбежал княжеский слуга. – А ты, Бенко, – распорядился князь, – беги к почтенному Джаруду. Пусть тащит сюда плов, доброго барашка и лучший кумыс, словом, он сам знает, что нужно для добрых гостей. На вот тебе, – князь вытащил из-за пазухи мешочек и достал из него слиток серебра, напоминавшего по форме небольшую грушу. – Отдашь этому Джаруду…

– Слушаюсь, княже! – крикнул слуга.

– И позови моего сына Дмитрия. Пусть поближе познакомится со знатными людьми! Беги же, Бенко.

– Мы слышали о твоем сыне, Ромэнэ, – усмехнулся красивый, черноусый, с небольшой, довольно густой бородкой, мурза Халцагай. – От наших сыновей! Твой Дэмитрэ – настоящий храбрец и верный кунак! Он не раз ходил в набеги с нашими сыновьями!

– Салям, славные мурзы! – громко сказал вошедший в отцовскую юрту князь Дмитрий, прижимая к груди руки и низко, поясно, кланяясь отцовским гостям.

– Салям, Дэмитрэ! – пробурчали мурзы, весело переглядываясь. – Садись рядом с нами! Вместе попируем и перекинемся добрыми словами! – И они, уютно расположившись напротив князя Романа, завели неторопливый разговор. Довольно скоро прибежали из ближайшей чайханы услужливые татары вместе с самим хозяином Джарудом. Они притащили с собой небольшой, но достаточно вместительный стол и быстро накрыли его всевозможными яствами. Не забыли они и кумыс, а княжеский слуга Бенко, откупорив большую бочку с греческим вином, привезенную из Брянска, отлив из нее целый кувшин, поставил его среди татарской снеди.

– Я оставил в твоем дворе людей, Ромэнэ! – поклонился почтенный Джаруд, завершив свое дело. – Когда тебе понадобится что-нибудь еще, ты только кликни – и мы доставим сюда любое блюдо! – И он, низко кланяясь, не поворачиваясь к знатным людям задом, вышел из юрты.

– Ну, тогда – за приезд, дорогие гости! – провозгласил князь Роман, поднимая большую серебряную чашу, в которую он сам только что налил густого греческого вина. Отпив из сосуда изрядную долю, брянский князь протянул его мурзе Ахмылу. Тот тоже отпил, но поморщился и протянул чашу мурзе Халцагаю. Последний же, попробовав напиток, передал чашу самому молодому – князю Дмитрию.

Они пировали целый день, отмечая приезд русского князя, много говорили друг другу самых лестных слов, но пока татары не захмелели, они не сказали ничего существенного. Наконец, почувствовав себя «в ударе», первым проговорился мурза Халцагай. Он особенно много выпил крепкого вина и только одну чашу кумыса. – Я так люблю твоего сына, Ромэнэ! – весело сказал он. – За его славные подвиги и щедрую душу! Мы знаем о том набеге на купеческий караван, в котором он участвовал! Это было смелое и опасное дело! Те купцы шли из Персии и были знакомцами самого ильхана! Но наши дети их не испугались!

– Лучше помолчи, Халцагай! – осадил товарища мурза Ахмыл. – Откуда они могли об этом проведать? Тогда была ночь, и они не знали персидского языка…Правда, говорили, что они слышали отчаянные крики чужеземцев, но ничего не поняли, а там уже было поздно…

– Да, вот такая неудача, – мрачно кивнул головой молодой русский князь.

– Да не горюй, сынок! – улыбнулся седовласый Ахмыл, глядя на него с сочувствием. – Тебе ничего не будет. И сам государь ничего не знает о твоем участии!

– Неужели? – вздрогнул князь Роман. – Откуда же тогда узнали ханские люди о случившемся?

– Да так уж получилось, – с горечью молвил мурза Халцагай, – что наши сыновья решили познать своих пленных девок, а потом всех беспощадно перебить! Так бы все и вышло. Они потоптали тех красавиц, а потом – бросили в реку! Но одна из тех девок спаслась и прибежала в Сарай. Среди бела дня, в наготе и сраме! В это время славный Шугуши объезжал наш город и подобрал ту бесстыдницу…И сразу же послал по кровавым следам людей. Тогда и началось это дело! Мы сами ничего не знали о бедах наших детей, потому как пребывали в стане государя!

– А когда тот бесстыжий Шигуши прислал своих людей в ставку повелителя, – продолжал захмелевший, наконец, Ахмыл, – то он страшно разгневался! Но мы еще ничего не знали об участии в том деле наших сыновей. А когда проведали о беде, так сразу же стали уговаривать и задабривать государевых людей, наших знакомцев! Из-за этого мы так потратились, что совсем обнищали! – мурза уронил голову на стол и заплакал. – Туда ушло только одного серебра…целый мешок!

– Эй, Бенко! – крикнул князь Роман, вставая. Слуга буквально вырос перед ним. – Иди же, Бенко, – приказал князь, – и достань из моего сундука мешочек…Ну, такой…с синим знаком! И неси его сюда!

Как только слуга вернулся, князь, взвесив упомянутый мешочек на руке, крякнул. – Десятка два гривен! – сказал он, протягивая подарок мурзе Ахмылу. – Прими его от меня, славный мурза, и покрой свои тяжкие расходы!

– Благодарю, брат! – весело сказал, разом успокоившись, старый мурза. – Это для меня – большое утешение! Я никогда не забуду твоей доброты!

– И я сильно пострадал, – заплакал, в свою очередь, другой татарский гость. – Растратил полмешка на подарки ханским людям!

– Эй, Бенко! – вновь крикнул князь, и мурза Халцагай получил такой же подарок.

– Ох, уж славный коназ! – радовались, уходя из гостевой юрты князя Романа, знатные татары, кланяясь и смеясь. – Мы спас нас от неминуемого разорения! – ликовал мурза Ахмыл. – Пусть же наградит тебя Аллах, верный наш кунак!

– А что случилось с Сатаем, сыном Кавгадыя?! – вскричал в нетерпении князь Дмитрий. – Неужели вы не помогли ему своим серебром?

– Конечно, помогли. Мы и «замяли» все это дело…Мы помогли всем юношам, – буркнул Халцагай, – даже Сатаю, сыну Кавгадыя! Он отделался только батогами и уехал в отдаленное кочевье. А вот его батюшка… – И татары вдруг резко замолчали, глядя друг на друга…

– Кланяемся тебе, коназ Ромэнэ! – сказал, опомнившийся первым, мурза Ахмыл. – Скоро увидимся, прощай!

Уже стемнело, и княжеский слуга зажег в юрте, где сидели Роман Глебович с сыном, большие сальные свечи. Пламя с треском и черным дымом потянулось вверх, тускло освещая следы большого пиршества.

– Поди-ка, Бенко, к людям Джаруда и позови их сюда! – распорядился князь, вспомнив о словах услужливого чайханщика. – Они еще здесь?

– Здесь, княже! – ответил Бенко. – Я сейчас!

Как только слуги татарина Джаруда убрали из княжеской юрты свой достархан и вынесли объедки, князь, с помощью слуги, начал раздеваться. Князь Дмитрий зевнул и встал, собираясь уходить. Однако в это самое время в княжеский покой вбежал веселый, запыхавшийся боярин Мирко Стойкович. – Хорошо, что успел, княже! – сказал он. – Ты ляжешь спать или выслушаешь меня?

– Выслушаю, – кивнул головой князь Роман, – а лягу потом! Я нынче сильно устал! А ты, сынок, – он махнул рукой, – иди почивать!

– Лучше я останусь, батюшка, – покачал головой князь Дмитрий. – Мне хочется послушать новости! – И он вновь уселся на мягкий диван.

– Нет смысла волноваться! – промолвил, усевшись на скамью, напротив Дмитриевого дивана, брянский боярин. – Когда мы пришли к Субуди, он был, к счастью, свободен от государевой службы: царь Узбек еще ранним утром ушел на охоту со своими людьми и Субуди не был ему нужен…

– Ну, так не томи! Все эти подробности сообщишь мне завтра! – вскричал князь Роман. – Лучше расскажи, знает ли царь о деле нашего Дмитрия?

– Знает, княже! – кивнул головой боярин Мирко. – Однако он не сердится на нашего Дмитрия!

– Это сегодня, – мрачно сказал князь Роман. – Но что будет завтра?

– Я рассказал со всеми подробностями об участии нашего молодого князя в том деле, о том, что он не грабил тех купцов и оказался там не по своей воле, а по случайности! – уверенно сказал боярин. – Славный Субуди поверил мне и пообещал замолвить за нас слово при необходимости…Он также мне поведал, что всю вину за случившееся свалили на Кавгадыя, и сам царь больше не хочет это дело ворошить! Пусть батюшка отвечает за своего сына! Государь совсем не наказал других сыновей своих мурз! Прогнали только одного сына Кавгадыя…