– Ну, тогда ладно! – кивнул головой изборский воевода. – Собирайтесь, ребята, и надевайте боевые доспехи!

Воины, стоявшие подле закрытых на засов огромных, обитых железом городских ворот, засуетились. Одни побежали в башню за доспехами, другие – звать остальных воинов. Лишь через час перед городскими воротами столпились пешие, одетые в броню или кольчуги изборские воины. Еще с полчаса ожидали прибытия коней, на которых прискакали из военных конюшен слуги-конюхи. Наконец, ополчение было готово к выезду. Поход возглавил молодой псковский князь Юрий Витовтович со своим отрядом в полсотни копий. Рядом с ним ехал изборский разведчик, сообщивший в свое время о появлении в окрестностях Изборска немцев.

Князь, выехав за ворота, глянул вперед. С одной стороны он видел отдаленный лес, с другой – скалы, многочисленные валуны и небольшой дымок, стлавшийся откуда-то из-за нагромождения камней. – Что-то не видно этих немцев? – задумчиво сказал он. – Неужели ускакали? Далеко еше?

– Надо пройти версты четыре, княже! – сказал молодой разведчик. – Они вон там, где стелется дымок, – он вытянул руку. – За теми валунами, где стоит убогая деревня! Мы предупреждали смердов о немецкой угрозе, но эта белоглазая чудь не верит словам! А сейчас там хозяйничают немцы и жгут их избы!

– Тогда вперед! – вскричал с горячностью князь Юрий. – Мы покажем этим злобным немцам, как грабить несчастный люд! Пусть же наши лютые враги найдут беспощадную смерть на этих черных камнях! – И все воинство, повинуясь словам своего князя, быстро устремилось вперед на врага.

Немцы тем временем безжалостно грабили избы нещастных туземцев. Их военачальник, молодой рыцарь, сидел на мягком походном стуле и спокойно наблюдал, как солдаты, одетые в длинные белые льняные платья с большими черными крестами на груди сновали взад-вперед, вынося из изб мешки с зерном, домотканое полотно и даже деревянную утварь: посуду, скамьи, столы. Все это складывалось на большие походные телеги, предназначенные для перевозки военной добычи. Неподалеку, у огромного валуна стояли, охраняемые слугами, немецкие лошади, числом до полутораста.

– Небогатая добыча, – думал, глядя перед собой немецкий рыцарь, – и мы напрасно сюда нагрянули! Я зря прислушивался к советам бывалых воинов! Зачем мы надели на себя эти тяжелые доспехи? В Изборске нет достаточных сил, чтобы сопротивляться нашему отряду. – Он снял с белокурой головы свой большой черный шлем, увенчанный длинными орлиными перьями и положил его на землю у ног. В это время послышались крики: женские причитания, визг и плач. Из-за валуна выходила большая толпа плененных немцами поселенцев, сопровождаемых солдатами, державшими в руках тяжелые мечи. – А это неплохо! – улыбнулся немецкий военачальник. – Пусть невелико имущество, зато предостаточно пленников!

– Господин барон! – к нему подошел рослый молодой воин. – Здесь будет больше трех сотен бестолковых русов! И все хороши: и мужи, и женки! Нам повезло с пленниками!

– А их дома подожгли? – сдвинул брови военачальник. – Не забыли?

– Подожгли, мой славный господин, – ответил белокурый воин. – Мы не оставили там, за камнем, ни одного дома в целости!

– Хорошо, – кивнул головой молодой барон. – Надо и эти избы, – он махнул перед собой рукой, – также поджечь, как только наши люди вынесут весь скарб. А потом загонишь всех пленников на телеги! А есть там красивые девки?

– Есть, господин барон! – пробормотал солдат. – Их немало, а одна – совсем хороша!

– Веди-ка ее сюда, – заволновался знатный немец. – Я сам ее прямо сейчас спознаю!

Услужливый вояка побежал выполнять приказ и под громкие крики напуганной толпы вытащил за руку, подводя к своему командиру, рослую, белокурую и голубоглазую девушку.

– О, какая фройлейн! – засмеялся немецкий барон. – Ну, уж не обессудь! – И он, проворно соскочив со своего стула, стремительно бросился на девушку, срывая с нее длинное белое платье, под которым ничего, кроме юного тела, не было.

Девушка пронзительно закричала, пытаясь вырваться из цепких объятий обезумевшего от похоти немца. – Крак! – платье несчастной разорвалось пополам, обнажив перед насильником прекрасную полную грудь девушки. – Ратуйте! – закричала изо всех сил несчастная. – Я не дамся тебе, жестокий мучитель! – И она закрыла обнаженную грудь руками.

– А, русише швайн! – буркнул знатный немец. – Мне не нужна твоя грудь! – Он сорвал с девушки остатки разорванного платья, отбросил тряпицу в сторону и, спустив свои короткие кожаные штаны, навалился на свою жертву всей тяжестью сильного молодого тела, пытаясь раздвинуть ей ноги.

В это время толпа пленников заволновалась. Здоровенные мужики, стоявшие до этого в покорном молчании, увидев сцену насилия, дружно закричали и попытались вырваться из вражеского оцепления. Но немецкие копейщики быстро выскочили откуда-то из-за ограбленного ими дома и, выставив перед собой копья, прижали их острые наконечники к телам возможных бунтовщиков. Шум и гам от этого не прекратились, но наоборот усилились. Как раз в это время немецкий барон, преодолев сопротивление девушки, овладел ею. – А-а-а!!! – пронзительно вскрикнула та, ощутив острую боль. Ее крик смешался с дружными воплями пленников и хохотом наблюдавших за насилием немецких солдат, и враги не услышали из-за шума цокота копыт литовско-русской конницы.

– Ох, шайзе! – взвыл зазевавшийся немецкий дозорный, увидев приближавшегося к нему русского окольчуженного всадника. – Веттер унд доннер!

– Получай же, рыжий скот! – крикнул изборский воин, взмахнув мечом. Голова незадачливого часового с брызгами крови отлетела в кусты.

В это же время князь со своей дружиной ворвался в самую середину горевшей деревни и, подскакав к онемевшему от страха и неожиданности насильнику, лежавшему на своей жертве, молниеносно снес ему белокурую голову. Вражеская кровь обагрила обнаженное тело лежавшей в беспамятстве девушки. Она очнулась и завизжала, отбрасывая от себя дергавшееся в агонии тело барона, а затем, схватив разорванное платье, прижала его к груди и, подпрыгнув, устремилась в кустарник.

Между тем в разоренное село прискакали изборские воины, которые принялись безжалостно расправляться с остальными немцами, пытавшимися в панике убежать.

Часть вражеских солдат успели вскочить на коней, а другие, захваченные врасплох, сразу же полегли под мечами и копьями русско-литовского отряда. Но и сидевшие на конях враги не смогли спастись от возмездия: к их ужасу, пути отступления были перекрыты со всех сторон выскочившей из-за камней тяжелой изборской конницей.

Жалобные крики убиваемых, стоны, проклятья слышались далеко за селом!

Только сотня конных немцев оказалась способной сражаться в окружении, но, постепенно, под ударами врага все больше и больше редела. Звон мечей, стук копий о щиты, треск ломаемых древков слились с общим шумом…

Князь Юрий Витовтович сражался в первых рядах своих воинов и поразил уже не одного врага, когда вдруг резко ощутил усталость: сказались молодость, телесная хрупкость и отсутствие большого боевого опыта.

– Выходи из битвы, княже! – крикнул ему, замечая, как медленно поднимался и опускался княжеский меч, изборский тысяцкий Олех. – Мы сами добьем этих злодеев!

Но упрямый князь не послушался слов опытного военачальника и за это был жестоко наказан: рослый седовласый немец неожиданно, воспользовавшись его медлительностью, вонзил князю в незащищенное кольчугой место у самого горла смертоносный кинжал. Князь рванулся, подскочил и рухнул, как подкошенный, обливаясь кровью.

– Ах вы, лютые враги! – дико вскричал воевода Олех. – Смерть вам! Беспощадная смерть!

Разъяренные воины с удвоенной силой набросились на немецких захватчиков и в короткий срок безжалостно их перебили. Освобожденные из плена обозлившиеся сельчане бросились добивать раненых и умиравших врагов.

Тело убитого князя Юрия, покоившееся на походной телеге, везли в мрачной тишине в Изборск. Праздник освящения церкви превратился в скорбное отпевание несчастного князя. Весь город в мгновение погрузился в «страдание и печаль». Ни слова не говорили о разгроме захватчиков, все в один голос проклинали этот день, унесший в могилу молодого, всем полюбившегося князя.

На другой день тело несчастного Юрия Витовтовича отвезли в Псков, где также стояли «стон и превеликий плач».

Так нелепо лишился Псков своего очередного князя. Вдова покойного с малыми детьми уехала, похоронив супруга, назад в Литву. А псковичи вновь прибыли к князю Андрею Ольгердовичу с просьбой прислать еще одного князя в их город.

– Я же дал вам молодого и доброго господина?! – возмутился князь Андрей. – Это был мой наместник! Но вы не сумели уберечь его от вражеского меча! Теперь никто не захочет идти к вам! Остался только я один – ваш верный защитник! И если на вас пойдут немцы, вы сразу же присылайте гонца ко мне, в Литву. Тогда я приду к вам на помощь!

Пришлось псковичам возвращаться назад, «не солоно хлебавши».

Но тут неожиданно вновь возникла угроза со стороны немцев: в Псков поступили сведения, что сам магистр немецкого Ордена принял решение пойти на Псков! Напуганные псковичи опять послали своих людей к князю Андрею с решением псковских бояр: «если ты не будешь жить в нашем городе, мы откажемся признавать тебя своим князем»!

К счастью, тревога о походе немцев оказалась ложной и военная помощь князя Андрея не понадобилась, но, тем не менее, литовцы были сильно обижены низложением князя Андрея Ольгердовича. Сам великий князь Ольгерд, разгневавшись, приказал осуществить блокаду псковской земли: все псковские купцы, пребывавшие в это время в Литве, были задержаны, а южные торговые пути пресечены. Пскову остался лишь единственный путь – в сторону Великого Новгорода, товары которого были очень дороги.

Но псковичи, привыкшие к трудностям, не унывали.

Вот и собрали они боярский совет для того, чтобы найти выход из создавшегося положения. Они долго молчали, ожидая, что кто-нибудь из них окажется посмелей: ведь, порой, даже мудрый совет, не принесший пользы, был опасен для жизни советчика!