Константин Сычев - Дмитрий Красивый

– Но он не советовал враждовать с Москвой! – пробормотал Евнутий. – Зачем ты это придумал, Альгирдас? Разве нам мало тех лютых врагов, крестоносцев? Хоть бы с ними управиться!

– Я понял, что ты, Евнутас, решил подружиться с Москвой! – сказал сквозь зубы князь Ольгерд. – Ты посылал людей к тому князю Семену и восхвалял его! Не ты ли рассказал его боярам о брянской помощи нам против немцев? Мне говорил об этом один брянский боярин…Теперь даже ордынский царь знает о нашей дружбе с Брянском!

– Да, я рассказывал об этом московским посланникам, – промолвил без смущения Евнутий, – и похвалил брянского князя за дружбу со мной и помощь! Что здесь тайного?

– Однако это – дела несерьезного человека! – с гневом бросил Ольгерд Гедиминович. – Значит, ты еще не созрел до решения государственных задач! Ты пустишь по миру все тайны великого княжества! Вот поэтому мы с братьями решили отстранить тебя от великого княжения и дать тебе землю…

– Какую же? – вздрогнул от страха бывший великий князь. – Неужели посмертную?

– За это не бойся! – усмехнулся князь Ольгерд. – Я не хочу проливать кровь своего брата, но наказать тебя следовало бы! Если ты не будешь перечить нашей воле, мы сегодня же отдадим тебе богатый город Изяславль и всю Жмойтскую землю! Понял?

– Понял, брат, – пробормотал дрожавший Евнутий. – И ты отпустишь меня в пожалованный мне город?

– Все зависит от тебя, – кивнул головой Ольгерд Гедиминович. – Ты сможешь уехать в свой удел, как только поправишься. Забирай с собой супругу и своих любовниц! Нам не нужны ни твои женки, ни твое имущество! Прощай! – И он встал, еще раз оглядел своего жалкого, напуганного брата и, повернувшись к двери, быстро вышел, величественно кивнув головой стоявшим у спальни стражникам.

Через две недели князь Евнутий, не дожидаясь венчания нового великого литовского князя, отъехал в Изяславль.

Князь Ольгерд долго совещался со своим братом Кейстутом и верными боярами, среди которых было немало знатных русских людей, перешедших в давние времена на литовскую службу, в том числе и служилых, не имевших собственных уделов, князей.

Наконец, князь Кейстут сказал: – Батюшкин замок принадлежит тебе, Альгирдас! Ты должен быть, как мой старший брат, великим князем! А я буду, как и прежде, твоим верным другом! А теперь смело надевай государев венец и сообщи об этом остальным братьям! Пусть они сюда немедленно приезжают и приносят тебе клятву верности!

Князь Ольгерд так и поступил, объявив о готовящемся «богатом пиршестве» и, разослав во все концы великого княжества литовского гонцов с приглашением всех князей и вельмож приезжать в Вильно на его торжественное венчание.

Однако приехали далеко не все братья: лишь Любарт Волынский и Кориат Новогродский. На венчальном пиру в основном преобладали русские бояре и служилые князья.

Венчание случилось без торжественных церемоний: князь Ольгерд, несмотря на то, что его мать была православной христианкой, не был крещен отцом-язычником и скептически относился к церкви. Поэтому за праздничным столом сидели лишь светские люди. Великий князь не пригласил даже своих языческих жрецов, считая, что стороннее благословение ему ни к чему. Он просто вышел с надетой на голову сверкавшей золотом короной к ожидавшим его гостям, сидевшим за тремя богато уставленными длинными столами, прижатыми впритык к его столу, параллельно друг другу, и уселся рядом со своей супругой в большое золоченое кресло.

– Слава великому князю Альгирдасу! – громко крикнул, вставая, князь Кейстут. – Долгих лет могучему воину и защитнику нашей древней земли!

– Слава! Слава! – закричали все сидевшие за столами. – Многих лет великому князю и королю Альгирдасу!

Великий князь Ольгерд взял из протянутых его слугой рук большую серебряную братину, полную крепкого греческого вина, сделал символический глоток и, поморщившись, передал чашу своему брату Кейстуту, сидевшему за средним столом поблизости от великого князя. Тот охотно отпил из братины и, в свою очередь, передал сосуд брату Любарту. Последний встал, поклонился сидевшему великому князю и громко сказал: – Слава тебе, великий князь Альгирдас! Я клянусь служить тебе верой и правдой! – Затем он отпил вина и передал чашу сидевшему с ним рядом брату Кориату. Тот поступил точно также и произнес такие же слова верности.

И пошла серебряная братина по кругу: обойдя средний стол, дошла до начала заднего, а затем, после отпития всеми, была доставлена на передний стол и, наконец – в руки сидевшего в самом начале стола, ближе к великому князю, молодого пятнадцатилетнего Романа Михайловича Асовицкого. Юноша встал, перекрестился и, глядя прямо в глаза новому великому литовскому князю, сказал: – Слава тебе, великий и могучий князь, долгих тебе лет и вечного процветания! Я искренне благодарен тебе за твою заботу, добро и ласку! Я никогда не забуду твоей дружбы с моим батюшкой и твоей помощи мне и моей матушке во время моего сиротства! Клянусь тебе в вечной любви и верной службе! Да благословит тебя Господь Вседержитель! – Он прильнул к серебряной чаше, выпил весь оставшийся напиток и, проведя рукой по безусому рту, поставил братину на стол. Юноша с трудом уселся на свое место, чувствуя тепло в груди и надвигавшееся опьянение.

– Вот так, мои славные люди! – весело сказал великий князь Ольгерд. – Мне отрадно слышать добрые слова молодого Романа! У моего покойного друга Михаила – достойный наследник! Что с того, что он еще молод? Зато – красив лицом и силен, как могучий князь! Все знают, что он – потомок своего великого предка – Романа Брянского! Кто знает пути всемогущих богов? Разве мог наш славный предок, великий Миндовгас, даже подумать в свое время, что прямой потомок его могучего врага будет жить у нас в Литве и служить мне, его внуку? И не просто, как слуга, но как верный князь! Благодарю тебя, молодой Роман, за добрые слова и обещаю быть тебе батюшкой вместо славного князя Михаила, сложившего свою голову за великую Литву! Я также обещаю достойно женить тебя на знатной девице и не забывать твоего благородного родства! Если нам помогут боги, ты вернешься в свое родовое гнездо и станешь брянским князем! И если…, – великий князь замолчал и уставился перед собой на вбежавшего в пиршественную залу слугу.

– Могучий князь! – закричал юноша, пробравшись между столами к великокняжескому креслу. – Сюда пришли люди из окраинных земель! Они принесли недобрые вести о твоих братьях!

– Говори же, Олуфас! – кивнул головой, покраснев, князь Ольгерд. – Неужели они ушли в мир иной вслед за покойным братом Монвидасом? Или как?

– Нет, они живы! – звонко произнес молодой слуга. – Молодой Евнутас сбежал в Псков! И говорят, что он хочет отправится в Москву, к великому князю Семену!

– А Наримантас? – усмехнулся великий князь. – Куда же он подался?

– Он уехал к татарам, славный государь, – кивнул головой слуга, – в саму Орду!

– Что ж, – вздохнул великий князь Ольгерд и встал из-за стола. – Пусть же мои братья походят по чужим землям и поищут себе заступников! Я на них не в обиде! Я всегда готов принять своих братьев назад, если они одумаются! Вот увидите, они скоро вернуться на родину, «не солоно хлебавши»! На всем свете нет лучше земли, чем наша славная Литва! А для других это будет полезным уроком!

Брянский князь Дмитрий Романович восседал в своем большом кресле в думной светлице и ждал решения бояр.

Вот уже больше года, до декабря 1345 года, тянули с делом купца Инко Вершиловича, а суда все еще не было! Посаженный в темницу подельник разбойников Инко, несмотря на «пристрастные допросы», не желал выдавать сообщников. Одни бояре считали, что у злополучного купца никаких сообщников не было, другие требовали «безжалостно искоренить» весь род купца Мордата Нечаевича, полагая, что «все они замешаны в татьбе». Княжеский мечник Сотко Злоткович сбился с ног, проводя нелегкое следствие и опрашивая многих жителей города с целью найти еще хоть какие-то улики и сообщников сидевшего в темнице «татя». Но были и такие бояре, которые не смущались говорить «правду-матку» и самому князю, требуя, чтобы он привлек к ответственности и красавицу атаманшу, подвергнув ее «правильным пыткам».

– Та Арина знает немало о злодеяниях, – говорил боярин Брежко Стойкович. – Нет сомнения, что она видела всех сообщников бесстыжего Инко! Ее следовало бы поднять на дыбу и жестоко излупить плетью! Мы тогда бы смогли переловить всех татей!

– Это правда, славный князь, – вторил ему боярин Борил Миркович. – Было бы неплохо допросить эту девку! Зачем укрывать ее от праведного суда?

– Вы напрасно обижаете эту девицу Ярину! – отрезал князь Дмитрий. – Разве ее не защищают приятное лицо и стройный стан? Такая красавица не может таить в себе зла! Это – сущий оговор! Немедленно замолчите!

Обиженные бояре что-то прогудели, но вскоре, увлекшись докладом Сотко Злотковича, затихли, внимательно слушая все его доводы по злополучному делу. Остальные бояре поняли, что князь не отдаст на расправу свою новую любовницу и решили его не сердить. Сам князь уже знал о ходе следствия и спокойно размышлял про себя о последних событиях этого года.

Как ни удивительно, но поездка в Сарай на этот раз у него получилась удачная. Хан Джанибек, получив очередную дань в серебре и мехах, долго не задерживал князя Дмитрия. У хана и без того было немало хлопот. Приход к власти в Литве князя Ольгерда беспокоил Джанибека и его вельмож. А тут еще подлил масла в огонь литовский беглец – Наримант! Последний наговорил о своем брате столько всего, что ордынский повелитель колебался между желанием немедленно послать в Литву войско и опасением нарушить сложившийся порядок из-за необоснованных подозрений.

По сообщению Нариманта, Ольгерд Литовский «захотел начать войну с Ордой, чтобы на вечные времена завладеть Киевом и Черниговом»!

Джанибек не боялся литовцев, зная о малочисленности их войска, не дорожил ни Киевом, ни Черниговом, которые пребывали «в прахе и разорении» и весомых доходов в ханскую казну не приносили. Однако его раздражали наглость нового великого князя Литвы и претензии на могущество. Ордынский хан не раз задавал вопрос своим вельможам, а не покарать ли «наглеца Лэтвэ», но те, как обычно, отвечали: – Как ты, государь, решишь, так и будет! Если скажешь идти на войну – мы всегда готовы! Слово нашего повелителя – закон!