— Это ненормально, что ты возбуждаешь меня перед походом на похороны? — спросил он рядом с моим ухом и показал, что имеет в виду, прижавшись бёдрами к моей попе.

Думаю, свадьбы и похороны часто так действуют на людей. Первые — потому что они романтичны и полны надежд, последние — потому что напоминают о быстротечности жизни и необходимости получать от неё как можно больше хорошего, пока есть время.

— Думаю, это нормально, — сказала я.

Его ладонь покружила вокруг моего соска, и это было так приятно, что моя голова сама собой откинулась ему на плечо. Но всё-таки я выговорила:

— Колт, помнишь? Мы опаздываем.

— Чёрт, — пробормотал он мне в шею и отпустил.

Он прошёл в ванную, а я начала одеваться. Через открытую дверь я видела, как он, стоя перед зеркалом, застегнул оставшиеся пуговицы на воротнике рубашки, затем поднял голову и завязал галстук. Мне пришлось заставить себя не глазеть, потому что это было для меня восхитительно необычным, и мне вдруг пришло в голову, что все эти годы я пряталась именно от этого. От осознания того, что я потеряла жизнь, в которой могла бы смотреть, как Колт привычно одевается в ванной. Мне не нужны были сказки про принцесс и замки, потому что я всегда знала: мой принц — Колт и мне не нужен замок. Я буду счастлива в любом месте — в типовом домике или в картонной коробке, — если только Колт будет рядом.

И все эти годы Колта рядом не было.

Я прогнала грустные мысли и успела натянуть пару чёрных колготок, которые так давно не носила, что позабыла, насколько не люблю их и процесс их надевания, и втиснуться в юбку-карандаш Джесси, которую выбрала, потому что она налезала на меня, но еле-еле, когда Колт вышел из ванной. Я надевала чёрную атласную блузку, которая также была впритык, когда Колт подошёл ближе.

— Я подожду в гостиной, — сказал он, и я кивнула.

Некоторое время он наблюдал, как я застёгиваю пуговки, прежде чем подойти к гардеробной, взять пиджак от костюма и выйти за дверь.

Я закончила одеваться и подумала, сколько пройдёт времени, прежде чем новые шпильки начнут меня убивать. Две секунды спустя я получила свой ответ. Я надела часы и вставила в уши пару гвоздиков с бриллиантами, которые купил мне Рис. Тогда я подумала, что это был минутный порыв, потому что Рис, как обычно, вёл себя так, словно это было не важно, хотя они стоили довольно серьёзную сумму. Теперь я поняла, что это был знак, который ни он, ни я не хотели замечать, пока не стало слишком поздно.

Я вошла в гостиную и увидела, что Колт стоит рядом с барной стойкой на кухне. Он уже надел пиджак, и теперь выглядел ещё лучше, чем раньше. Он смотрел на столешницу, но поднял голову, заметив моё движение, и я едва не подвернула каблук, когда его взгляд остановился на мне.

— Готова, — объявила я, и он усмехнулся.

— Вижу.

Я остановилась в гостиной, но он не шевельнулся и не отвёл от меня глаз.

— Мы идём или как?

— Дай мне минуту, Феб. Нечасто мне доводится видеть такое. На самом деле, никогда.

— Это просто юбка, — сказала я.

— И каблуки.

— Это просто юбка и каблуки.

— Узкая юбка.

— Джесси меньше меня.

— И высокие каблуки.

— Колт...

— Чертовски сексуальные каблуки.

Я упёрла руки в бёдра, отчего блузка на груди натянулась ещё сильнее, и я поняла, что Колт это заметил, потому что его взгляд переместился прямиком туда.

— Мы идём на похороны, — напомнила я.

Он поднял глаза обратно к моему лицу, но надо сказать, с заметным усилием.

— Когда мы пойдём в «Коста», ты оставишь джинсовую юбку и наденешь это.

— Это слишком шикарно, даже для «Коста».

— Мне плевать.

— Если я буду есть в этом наряде, он разорвётся на мне, как на Халке.

Колту эта идея понравилась, потому что он улыбнулся, медленно и сексуально.

Чтобы всё-таки отправиться, я решила пойти на уступки.

— Для похода в «Коста» я купила новые ботинки.

— На это мне тоже плевать.

— Они тебе понравятся, они на высоком каблуке, и даже я, девочка, считаю их сексуальными.

— «Коста», завтра вечером, — тут же сказал Колт, и я не удержалась от улыбки.

— Тебе ни за что не заказать столик в «Коста» в субботу вечером.

— Увидишь.

Моя улыбка стала ещё шире, но я поторопила:

— Мы идём?

Он кивнул головой в сторону столешницы.

— Что это?

— Что? — спросила я.

— Похоже на гору твоей почты.

— Мама, папа, Джесси и я начали собирать мои вещи. Пока мы были там, я захватила почту.

Он снова посмотрел на столешницу и, кажется, ускользнул в место, которое ему не нравилось, так что я подошла к стойке.

— Колт?

Он поднял голову и сказал:

— Мы не трогали твою почту, просто не подумали. Он мог связаться с тобой.

Хотя призрак Денни постоянно присутствовал в моей жизни, я всё же могла не обращать на него внимания достаточно, чтобы свыкнуться с его существованием, и мне нравилось, пока всё шло таким образом. Перегнувшись через стойку, я глянула на стопку почты, в которой лежал небольшой свёрток. Я даже не разбирала её, потому что никогда не получала ничего стоящего. Я положила её на стойку, чтобы просмотреть, когда у меня появится свободное время. Теперь мне казалось, что я смотрю на тикающую бомбу, и отсчёт стремительно приближается к нулю.

Я посмотрела обратно на Колта и тихо спросила:

— Можно мы сначала закончим с Эми, а потом займёмся этим?

Мне нужно было, чтобы он ответил «да». Я не смогу встретиться с родителями Эми и присутствовать на её похоронах, если буду знать, что по почте пришло что-то от Денни. Я и так еле держала себя в руках.

— Да, малыш, — сказал Колт, и меня охватило облегчение. — Идём.

Я кивнула, и мы пошли к машине. Я совсем забыла про машину, ведь если бы не забыла, то выбрала бы другой наряд, что-нибудь растягивающееся. Стоя у пассажирской двери я перебирала в уме способы забраться на сиденье, не порвав юбку по швам.

— Феб, милая, садись, — сказал Колт, стоя у водительской двери и глядя на меня слегка раздраженно из-за ещё одной задержки.

Я посмотрела на него и сказала:

— Не могу.

— Малыш, нам надо...

— Нет, — перебила я, — я хочу сказать, что моя юбка слишком узкая, а каблуки слишком высокие, я не могу...

Я замолчала, когда он покачал головой и направился ко мне.

Наклонившись, он сунул одну руку мне под колени, а второй обнял меня за талию, поднял меня и посадил на место. Я задержала дыхание по двум причинам. Во-первых, в надежде, что материя не порвется пополам, если я замру, а во-вторых, потому что не слишком рассчитывала, что это сработает. Надежда победила, и ткань не порвалась.

— Спасибо, — сказала я, когда Колт убрал руки.

Он смотрел на меня и улыбался, и я поняла, что он считает меня сумасшедшей.

— Тебе весело? — спросила я.

— Да, — ответил он и отошёл.

Он сдал назад, и мы выехали на дорогу, когда мой разум отправился в места, куда я не хотела. В места, которые будут мучать меня, и места, из-за которых моё объявление о том, что у нас с Колтом всё серьёзно, будет ложью. Я знала, что всё это дерьмо насчёт Денни, насчёт того, что мы узнали и что мы потеряли, будет выносить мне мозг. Я просто не знала, как с этим бороться.

Я смотрела в окно и прокручивала в голосе мысли, которые — я знала — должна отпустить, когда почувствовала, что Колт взял меня за руку. Он переплёл наши пальцы и притянул наши руки на своё бедро.

— О чём ты думаешь? — спросил он, и я посмотрела на него.

— Ни о чём, — соврала я.

— Враньё, — ответил он. Это не было грубостью, это была правда, и я подумала, настанет ли когда-нибудь день, когда я успешно смогу ему соврать. Сомневаюсь.

— Ни о чём, — повторила я, и он сжал мою ладонь.

— Об Эми? — спросил он.

— Нет.

Хотя некоторым образом и о ней.

— О почте?

— Нет.

Хотя частично и о ней тоже.

Он снова сжал мою ладонь и сказал:

— Феб...

Я вздохнула. Он не отстанет, и дни, когда я держала всё в себе, давно прошли. И я поняла, что они должны были пройти давным-давно.

Так что я ответила:

— Просто... всё это слишком.

— Я знаю, малыш.

— Потребуется время, чтобы привыкнуть.

— Знаю.

— И перестать думать о том, что мы потеряли.

Он снова сжал мою руку и сказал:

— Милая...

— Колт, ты же меня на самом деле не знаешь.

— Я знаю тебя.

— Не совсем.

— Я знаю тебя, Феб.

Я отвернулась к окну и попыталась вытянуть свою ладонь из его руки, но его хватка только стала сильнее, так что я сдалась.

Потом я сказала:

— У тебя есть хорошая работа, дом, жизнь. Пока я была в разъездах, я не создала ничего.

— И что?

Я снова посмотрела на него:

— Это не слишком хорошо меня характеризует.

— Каким образом?

— Просто.

Он отпустил мою ладонь, но только чтобы въехать на стоянку позади похоронного бюро и встать на свободное место. Потом он заглушил двигатель и повернулся ко мне.

— Как мне помочь тебе?

Да, он спросил, напрямую.

— Что?

— Ты копаешься у себя в голове, как мне это остановить?

Я покачала головой, не зная, что ответить.

— Я... я не знаю, — запинаясь, пробормотала я.

— Ты сама знаешь и тебе не понравится, что я напоминаю об этом, но всё это дерьмо случалось со мной дважды. Ты напридумывала себе всякой хрени и не рассказала мне, и Мелани напридумывала себе всякой хрени и не рассказала. Вы обе позволили этому изводить себя, и вы обе отдалились от меня. Теперь я больше не собираюсь с этим мириться и пытаться понять. Так что я спрашиваю единственного человека, который может мне сказать: как мне это остановить?