Руперт тоже приехал в Лондон на коронацию. Ему уже исполнилось пятнадцать, и он был невероятно похож на своего великого деда, так что Дадли переводил взгляд с него на Аннунсиату со все растущими подозрениями. Как и ожидала Аннунсиата, сын вырос красивым и высоким. Увидев его одетым в торжественный костюм по случаю коронации, она почувствовала благоговейный трепет от того, что смогла произвести на свет такое чудо. Занятия в Оксфорде у Руперта шли хорошо, он был всеобщим любимцем, а его манеры были настолько безукоризненны и дружелюбны, что и Дадли, и Хьюго сразу же приняли юношу в свою компанию. Майкл тоже изменился к лучшему, хотя, конечно, не шел ни в какое сравнение с Рупертом. Он немного подрос, приобрел привычки джентльмена и, благодаря открытости и простоте, был приятным собеседником и хорошим товарищем.

Когда официальное празднование закончилось и Лондон немного успокоился, Аннунсиата занялась более неформальными визитами и развлечениями. Она не была в Лондоне с тех пор, как умер Ральф, и ей многое надлежало узнать. Дейзи и Джон Элисбери, которые тоже прибыли на коронацию, уехали через неделю, поскольку Дейзи была беременна и ее муж не хотел, чтобы она оставалась в Лондоне в такое жаркое время года. Аннунсиата попросила Джона Элисбери сопроводить младших мальчиков до Йоркшира. К ее удивлению и скрытой радости, Хьюго настоял, чтобы Каролин вернулась в Йоркшир, по той же самой причине, что и Дейзи, однако, судя по всему, он хотел заняться в Лондоне делами, которым жена явно станет помехой. Каролин же не желала так быстро расставаться с мужем, с которым давно не виделась, и, прежде чем подчиниться его воле, взяла с него обещание, что он вернется домой до конца лета и привезет с собой Эли. Арабелла тоже решила ехать с ней: верховая езда и охота в Лондоне были гораздо скучнее, чем дома. Таким образом, Аннунсиата осталась единственной женщиной в доме, полном мужчин. Такая ситуация всегда очень нравилась ей.

Она нанесла формальный визит принцессе Анне и принцу Джорджу, найдя их играющими в карты с королевой Доваджер.

Анна была горда тем, что недавно стала матерью, родив очаровательную дочь. Ей явно нравилась замужняя жизнь, и столь же явно она обожала мужа, о чьем здоровье неустанно пеклась. Аннунсиата нашла, что принц выглядит печальнее, чем в предыдущую встречу, и приписала это скуке лондонской жизни: здесь не было обожаемых им развлечений – верховой езды и военных действий. Он стал еще толще, и во время визита Аннунсиаты не переставая жевал сладости и засахаренные фрукты, стоявшие рядом с ним на маленьком столике.

Принцесса все время говорила о своей лучшей подруге Саре Черчиль, о своем друге – муже Сары, о ее детях, а когда она замолкала, все погружались в глубокую тишину, потому что ни принцу Джорджу, ни королеве Доваджер сказать было нечего. Аннунсиата пробыла у них столько, сколько требовали приличия, так как Анна была следующей на очереди к трону, особенно сейчас, когда умер король Чарльз. Выйдя в конце концов от принцессы, она испытала такое чудесное облегчение, что почти без чувств упала в свой экипаж.

Парламент собрали в мае, чтобы по просьбе короля Джеймса утрясти определенные финансовые проблемы. Это был самый слабый и лояльный парламент.

– В это невозможно поверить, – сказала однажды Аннунсиата за обедом окружавшим ее мужчинам. – Они утвердили бюджет короля до конца его жизни. Единственная причина, по которой король когда-нибудь еще раз созовет парламент, – это лишь требование денег. Так что они могут быть вполне уверены, что больше их не соберут никогда.

– Может быть, этого окажется мало, – предположил Хьюго. – По-моему, королям всегда не хватает средств.

– Он должен получать доход и с таможен, а так как торговля все время расширяется, средств должно быть более чем достаточно, – сказал Кловис. – Конечно, до тех пор, пока он не ввяжется в какую-нибудь войну.

– Не думаю, что он будет таким же транжирой, как король Чарльз, – улыбнулся Мартин. – Разве не Джеймс очистил дворец от прихлебателей? Я понял, что он выгнал даже миссис Седли.

– На нескольких лошадей и собак не уйдет много денег, – согласилась Аннунсиата.

При дворе было хорошо известно, что король Джеймс изо всех сил пытается обуздать тот аппетит к женщинам, который мог себе позволить герцог Йоркский, хотя почти каждую ночь можно было заметить закутанную в плащ фигуру, пробирающуюся в покои короля. Королева рыдала, король чувствовал себя виноватым, что постоянно давало придворным повод для удивления и сплетен. Кэтрин Седли, его нынешняя любовница, дочь поэта Чарльза Седли, была настолько проста, что имела неосторожность полностью посвятить себя королю, и Аннунсиата вспомнила, как однажды король Чарльз говорил, что Джеймс всегда выбирает в любовницы уродин, вероятно, чтобы меньше чувствовать вину перед женой. Кроме того, он всегда имел дело с протестантками, вероятно по той же причине.

– Тем не менее, – продолжала Аннунсиата, – просто удивительно, что парламент был так лоялен по отношению к католическому королю.

– Во-первых, он пообещал им поддерживать англиканскую церковь, – заметил Дадли. – В конце концов, если он останется верен своей религии, не афишируя этого, как делал и раньше... Они с моим отцом были большими друзьями, хотя отец был ярым протестантом.

– Да, это правда, – согласилась Аннунсиата, не считая нужным упомянуть о том, что накануне узнала у принцессы Анны. Король Джеймс потревожил ее и вручил католический памфлет, настаивающий на том, чтобы она перешла в другую веру. И это случается каждый раз, когда он приходит к принцессе.

– Кроме того, – добавил Кловис, – хотя король Джеймс и католик, ему уже пятьдесят один год, и похоже, что такое положение вещей долго не продержится. Следующей наследницей является принцесса Мэри, а она протестантка, и ее муж протестант, а за ней идет принцесса Анна, к которой это тоже относится. Вот почему Лондон с такой радостью приветствовал нового короля, который по праву получил трон – именно за это так яростно сражался король Чарльз, хотя после короля Джеймса протестантская монархия вступит в свои права.

– Если королева не родит сына, – сказала Аннунсиата, пытаясь немного расшевелить их.

Кловис остановил ее твердым, но добрым взглядом:

– Королева уже третий год не беременеет. И, ради покоя Англии, всем нам следует надеяться, что этого не случится. Сейчас все счастливы и процветают. Торговля на подъеме, лондонская гавань забита кораблями с товарами со всех концов света, а народ спокоен...

– Король Луи уже проглотил Страсбург и Люксембург, а теперь беспрепятственно движется к Рейну, – тихо вставил Дадли.

Наступило короткое молчание, а потом Хьюго хлопнул друга по плечу:

– Не бери в голову, Пэлгрейв. Скоро мы вернемся назад, будем сражаться и выкинем Луи обратно в Париж. Такие хорошие солдаты, как мы, освободят Европу для протестантов.

Дадли неохотно улыбнулся.

– Разве не мы одолели турок и варваров? Как только я получу здесь все тридцать три удовольствия, мы возвращаемся в Европу, – заключил Хьюго.

– Пока он вволю нагуляется, ты состаришься, – прошептал Руперт.

– В точку попал, братец! – сказал Хьюго, пока все смеялись. – Без сомнения, ты просто завидуешь мне.

Аннунсиата, взглянув на младшего сына, поняла, что это правда. Руперт завидовал солдатской жизни, о которой вот уже две недели рассказывали Хьюго и Дадли. Внезапно острая боль пронзила ее сердце.

– Хьюго, ты ведь не собираешься уехать немедленно? – спросила она, пытаясь не выдать волнения. – Я так надеялась, что ты попадешь домой, если не навсегда, то хотя бы на пару лет.

Краем глаза она заметила одобрительный взгляд Мартина. Хьюго сказал:

– Мы приехали сюда с прошениями – и Дадли, и я. Он хочет получить назад свой дом, оставленный ему отцом, который потом украли. А я хочу получить свои ирландские земли, украденные Кромвелем. Может быть, новый король из чувства справедливости вернет их мне? Потом я хочу немного повеселиться и развлечься, а потом, – он попытался выглядеть виноватым, но не сумел, – придется возвращаться. Кампания еще не закончена. Мы там нужны.

– Ты просто хочешь уехать, – обреченно выговорила Аннунсиата.

– Мы пробудем здесь месяц или два, – как бы извиняясь, сказал Хьюго.

Кловис бросал на Аннунсиату предупреждающие взгляды, а Мартин тихонько подошел к ней и взял за руку. Она заставила себя улыбнуться:

– Вот и хорошо. Мы будем наслаждаться вашей компанией, пока ты и Дадли здесь. Надеюсь, вы останетесь в этом доме? Он на любой срок в вашем распоряжении.

– Спасибо, мадам, – сказал Дадли. – Для меня большая честь быть вашим гостем.

Аннунсиата, помня о своих обязанностях хозяйки, повернула беседу в другое русло.


Хьюго и Дадли были призваны к оружию раньше, чем ожидали. В мае этого же года герцог Аргиль, испытывавший личную неприязнь к королю Джеймсу и уже несколько лет находившийся в ссылке, собрал в Шотландии банду разбойников, чтобы поднять восстание против короля. К клану Аргиля в этом мятеже присоединились люди, недовольные политикой короля Джеймса. Однако план не был тщательно продуман и подготовлен, а все стихийное рано или поздно обречено на провал. Так было и в этом случае. Поскольку в восстание были вовлечены земли, территориально удаленные друг от друга, а жители юго-восточных земель, поддержавшие мятеж, были слабы духом, королевская армия сумела взять в окружение отряды Аргиля, отсечь подкрепление, подавить восстание, пленить самого Аргиля и наказать его.

Но, когда в Лондоне праздновали успешное подавление мятежа, стало известно, что герцог Монмаут, уже два года находившийся в ссылке в Голландии, 11 июня появился в Лайм Регис и поднял крестьянство Дорсета и Сомерсета на восстание с целью свержения короля Джеймса, чтобы заполучить его трон и корону. Благодаря помощи двух лояльно настроенных и влиятельных особ, эта новость достигла Лондона и короля уже через тридцать шесть часов. Король, имея достаточный жизненный опыт, отдал распоряжения лордам-лейтенантам и начальникам ополчения в Девоне, Дорсете, Сомерсете и Глауцестершире. Он приказал немедленно созвать ополчение, патрулировать и охранять главные города графств, запретить въезд и выезд без достаточно веских на то причин.