– В ближайшие пару дней – нет, миледи. Я навещу вас на следующей неделе. Здесь очень много работы, как вы понимаете...

– Да, да, конечно.

Художник вышел, и у Аннунсиаты осталось время, чтобы до прихода Мартина привести в порядок платье, в котором она позировала. Он на секунду задержался у дверей, глядя на нее, и губы расплылись в такой знакомой улыбке, что внезапная тоска по дому охватила графиню. Мартин поклонился, но она протянула ему навстречу руки.

– Мартин, как приятно видеть тебя! Быстро обними меня.

Он пересек комнату, крепко обнял ее. Аннунсиата прижалась к нему и почувствовала запах свежего воздуха. Руки Мартина были очень сильными, а волосы мягкими и шелковистыми. Когда он, наконец, разъял объятия, в ее глазах стояли слезы.

– Ну, что такое? – мягко спросил он, прикасаясь к ее щеке пальцем, чтобы осушить слезы.

– Твои волосы пахнут листьями, – сказала она невпопад. – Я соскучилась по тебе.

– Вы не должны жить вне дома, бедная моя. Как же вам здесь печально и одиноко! Мы все думали, что вы приедете, когда принц... – он не закончил предложение, не в силах подобрать нужные слова.

– Я собиралась, но почему-то так и не смогла уехать. И потом, ты же знаешь, я здесь не одна. Со мною Руперт, время от времени приезжал Кловис и...

– По тому, как вы это говорите, вам явно было одиноко, – констатировал Мартин.

Его симпатия была столь острой, что Аннунсиата сочла необходимым прервать этот интимный разговор и весело произнесла:

– Как вышло, что ты приехал один? А остальные скоро прибудут?

– Да, очень скоро. Кловис едет в экипаже с Дейзи и двумя детьми, но мой конь не в состоянии так медленно тащиться. Наверное, он знал, что несет меня к вам, – усмехнулся Мартин.

– Ты почти прервал работу над нашим портретом, – сказала Аннунсиата. – Когда ты входил сюда, навстречу прошел мистер Виссинг.

– А я-то думал, кто это так быстро бежал отсюда, – сказал Мартин, улыбаясь глазами, и она поймала себя на том, что покраснела.

– Сэр, пожалуйста! Придержите язык. Это просто новый портрет для восточного камина.

– Прекрасно! Значит, вы снимете тот, где изображены верхом? Я никогда не любил его.

– Правда? – вскинула Аннунсиата брови.

– Вы получились не слишком удачно, правда лошадь хороша!

– Портрет перевесят в мою спальню, поэтому тебе не придется смотреть на него, – бездумно сказала Аннунсиата.

Он взял ее руку, прижал к сердцу и произнес:

– Моя леди, какие жестокие слова! Точный удар, и по заслугам.

– Ой, перестань, – Аннунсиата с трудом сдерживала смех, и от этого сразу помолодела. – Не хочешь ли вина? Я горю желанием выслушать новости.

– Давайте пойдем в сад и прогуляемся. По моему, здесь очень жарко, несмотря на ваши чудесные огромные окна.

В саду, под сенью деревьев, было немного прохладнее. Июнь был жарким, но июль – просто удушающим. В предыдущие годы к этому времени пустовали все дома высшей знати – их хозяева выезжали в загородные резиденции. Но сейчас при дворе назревали важные события, поэтому Аннунсиата послала за Карелли и Морисом. Кловис любезно согласился съездить за ними и доставить в Лондон.

– Ну, скажи мне, почему Дейзи решила ехать в Лондон? – спросила Аннунсиата. – По-моему, такая погода может повредить ей.

– Сначала дайте мне руку. Я чувствую себя неуютно, когда у моей руки нет женщины. Ну вот, так гораздо лучше. Теперь можно гулять спокойно, – он взглянул на нее ярко-синими глазами – казалось, они вобрали в себя весь свет этого солнечного летнего дня. – С вами очень удобно идти об руку, мы ведь одного роста. И Арабелла, и Дейзи гораздо выше меня.

– Я не хочу говорить об Арабелле, – прервала его Аннунсиата. – Ответь на мой вопрос.

– Ну, хорошо. Эта поездка в любом случае пойдет ей на пользу, хотя я с большим удовольствием послал бы ее в Хэроугейт или Скарборо, но точно знаю, что туда она не поедет. Я сказал, что нам необходимо сопровождать детей и я не хочу ехать один, поэтому ей пришлось согласиться. Ведь Дейзи очень много работает, и я решил любой ценой вырвать ее оттуда. Она никогда не покидала дом, работая с утра до ночи.

– А Каролин ей не помогает? – спросила Аннунсиата, заранее зная ответ.

– Каролин не привыкла заниматься хозяйством, – раздраженно сказал он. Не в его правилах обсуждать женские дела, но Каролин обращалась с Дейзи, как с горничной: подай то, принеси это, постоянно требовала то почитать ей, то развлечь ее. – А когда забеременела Арабелла, стало еще хуже. Раньше она большую часть дня отсутствовала, но теперь прикована к дому и руководит Дейзи круглые сутки.

Аннунсиата подумала, что беременность не улучшила характер дочери.

– Таким образом, ты решил предоставить ей возможность отдохнуть от домашних забот?

– Она такая худая и бледная, – сказал Мартин. – Я боюсь, что ее здоровье не совсем в порядке.

– А ведь это твоя вина, – заметила Аннунсиата.

– Моя? Почему?

– Потому, что ты должен был давным-давно выдать ее замуж. Все ее неприятности именно от того, что она сидела дома и до сих пор не пристроена.

– Отец должен был найти ей мужа!.. – ответил Мартин, но тут же осекся, понимая, что, взяв на себя все обязанности отца, должен был позаботиться и о судьбе Дейзи.

Аннунсиата смягчилась:

– Впрочем, тебя можно понять. Ты всегда был очень привязан к ней, и для тебя она всегда – твоя маленькая сестренка. Тебе очень трудно осознать, что она уже выросла. Здесь есть и моя вина. Я хозяйка Морлэнда и должна была позаботиться об экономке на время своего отсутствия, не пуская дело на самотек. Ладно, постараюсь исправить наши ошибки. Ты должен оставить Дейзи со мной, я найду ей мужа. И если не смогу сделать это здесь, при дворе, никогда больше не верь мне.

– Спасибо, моя леди, – сказал Мартин, хотя в этот момент к чувству благодарности примешивалась острая тоска: Дейзи была его единоличной собственностью.

– Значит, вы еще не собираетесь домой?

– Думаю, что в августе приеду на пару месяцев. А что? Что-то случилось?

– Отец... Он не совсем здоров. О, нет, ничего особенного. Но он теперь редко покидает свое кресло. Мне было бы гораздо спокойнее, если бы я знал, что вы ненадолго задержитесь здесь.

Аннунсиата обеспокоенно посмотрела на него.

– Ты думаешь... – и она закусила губу.

– Мадам, он уже стар, – мягко сказал Мартин.

– Ему всего пятьдесят два, король на год старше.

– Для некоторых пятьдесят не возраст, но мой отец – старик.

Некоторое время они молча шли по саду, а потом Аннунсиата попросила:

– Ну, расскажи мне остальные новости. Хоть что-нибудь хорошее есть?

– Эта зима была ужасной, зима смертей. В ноябре – принц Руперт, в январе – Анна Саймондс, в феврале Кэти и Кит потеряли единственного оставшегося в живых ребенка, болезненную дочь Хиро. В апреле Каролин на месяц раньше срока родила второго ребенка, и он не прожил и нескольких часов. Наверное, вы уже слышали, что Кэти опять беременна?

– Нет, она мне не пишет. Очень приятно слышать это, но в ее возрасте... – Аннунсиата осеклась, вспомнив, что она ровесница Кэти. – Когда должен появиться ребенок?

– Видимо, в ноябре или декабре. Дай Бог, чтобы все сложилось удачно. Ну, что еще? Ах, да! Карелли получил приз основателя школы Святого Эдуарда. Церемония была замечательной. Как бы мне хотелось, чтобы вы там были и слышали все это сами. Мы так гордимся им.

Аннунсиата недоуменно посмотрела на Мартина, потому что он говорил о Карелли, как о сыне. Он действительно гордился ребенком. Это вызвало у нее странное чувство. Мартин был ее приемным сыном, мужем дочери, но в то же время она испытывала к нему... Она быстро оборвала свои мысли, будто он мог услышать ее.

– Ну, что ж, это хорошо. При дворе тоже есть хорошие новости. Виги, наконец, успокоены. Король может немного отдохнуть. Слава Богу, у него есть несколько мирных лет. Мы так боялись, когда раскрылся заговор королевского дома. Представляешь, Монмаут был вовлечен в него. Говорят, он сам должен был выстрелить, когда король возвращался из Ньюмаркета. Конечно, когда все раскрылось, он побежал к отцу вымаливать прощение и клясться в том, будто не знал о запланированном убийстве. По словам герцога, ему было известно лишь о том, что его хотят лишить трона.

– Невозможно поверить в то, что герцог мог убить своего отца, – сказал Мартин.

Аннунсиата нахмурилась.

– Ты не знаешь герцога. Многие приходили к королю сказать, что и они, и герцог присоединились к заговору только для того, чтобы предотвратить это убийство, так что, как ни крути, он должен был обо всем знать. Герцог настолько испорчен и лишен всяких принципов, что наверняка убил бы отца не задумываясь.

– Не может быть, мадам, – обескураженно проговорил Мартин.

– Ты слишком хороший человек, поэтому не можешь поверить в такую подлость. Но король верит. Он сказал герцогу, что прощает его и не станет наказывать, однако решил отправить сыночка с глаз долой, а когда герцог собрался его поцеловать, отпрянул и сообщил, что у него есть серьезные основания полагать, будто он вообще не его сын. Монмаут смертельно побледнел – о его матери всегда ходило много сплетен. – Она передернула плечами. – Но, по крайней мере, это дискредитировало вигов, лидеров клуба Зеленой Ленты, а Монмаут попал в немилость. Герцога Йоркского восстановили в совете, и у нас снова воцарился мир.

– А юному Руперту обязательно дадут титул, – улыбаясь, заключил Мартин. – Должно быть, вы очень счастливы. Как жаль, что на церемонии не будет Хьюго. Он все еще в Брюсселе?

– Нет, сейчас он в Гааге, а оттуда поедет в Палатинат. Сын принца, Дадли, тоже там. Они вместе вернутся через Сент-Омер, – она замолчала в замешательстве, но затем продолжила: – Хьюго еще ничего не знает о титуле Руперта. Я даже рада, что сейчас его нет в стране. Твой отец говорит...

–Что?

– Я не знаю, рассмешит ли это тебя так же, как и меня, но, может быть, здесь есть доля правды? Хлорис тоже считает, что Хьюго всю жизнь ревновал меня к Джорджу, потому что, хотя тот и был младше, но всегда имел перед ним преимущество, так как его титул был выше.