— Таллула? — эхом откликнулась темноволосая. — Та самая Таллула, которая оставила настоящую кашу из файлов? — Это было сказано с оттенком неожиданного открытия: там, откуда явилась брюнетка, беспорядок в деловых бумагах означал непорядок в голове.

Я возмутилась — с головой у меня не хуже, чем у большинства людей, да и внешне беспорядочная система хранения деловых бумаг имела тонкий организационный смысл, но я не могла воевать на два фронта и оставила подкол без внимания.

— Забираю свои столы, — сообщила я, отдуваясь.

Эбби подошла и встала на пути, хотя особо далеко мне продвинуться не удалось — тащить столы оказалось дьявольски тяжело.

— Я не поняла: что значит — «свои столы»? — спокойно осведомилась она. Эбби знает, что я не сумасшедшая и не привыкла пороть горячку, разве что доведенная до белого каления.

— Это мои столы, Эбби, — проговорила я, изо всех сил стараясь казаться спокойной. Люди воспринимают вас всерьез, если не уподобляться огнедышащему дракону. Вас будут слушать, только если вы не беситесь, выделывая дикие кульбиты, как лошадь с колючкой под седлом. — Я автор этого дизайна. Работая у Марка в помощниках, в свободное время я создавала эскизы мебели. Эти столы Марк украл прямо из моего компьютера.

Объясняя Эбби ситуацию, я поражалась собственной непроходимой глупости. Оставлять в рабочем компьютере собственные дизайны без пароля, недооценить оригинальность своих идей и глубочайшую беспринципность Марка — вот мои ошибки. Теперь эти ляпы и просчеты будут преследовать меня до конца карьеры. Я отлично понимала, что ничего не смогу сделать. Я бессильна была уберечься от плохих копий и посредственных имитаций, которые потянутся за мной, как утята за уткой. Можно было топать ногами, визжать, вопить, бить (о, сладкая мечта!) Марка в грудь, но нет средств заставить его признать правду. Я работала всего лишь секретаршей, сидела за столом у его дверей, отвечала на телефонные звонки и подводила баланс чековой книжки. Никто не поверит, что бывший босс украл у меня дизайн. Многие сочтут, что это я позаимствовала идею у маститого мастера. Другие, более снисходительные, потреплют меня по волосам и заговорят о творческом влиянии, словно всему, что знаю и умею, я научилась под сенью гения. Предположение показалось настолько нелепым и оскорбительным, что я чуть не заплакала. Я Таллула Уэст, дочь легендарного Джозефа Уэста. Вот чье творчество на меня повлияло! Ремесленник, специализировавшийся на мусорных ведрах, здесь ни при чем.

Неожиданно Эбби подошла, встала рядом со мной и деловито попросила подвинуться.

— Что ты хочешь сделать? — с подозрением спросила я.

Она взялась за ножку «Беллмора».

— Помогаю тебе передвинуть столы.

— Ты мне веришь?!

— Еще бы не верить! С той минуты как Марк принес наброски и велел сделать из них двухмерные модели, я заподозрила неладное. Эскизы были интереснее всего, что он придумал за свою жизнь, — мстительно сказала Эбби и поманила нерешительно мявшуюся в углу брюнетку; — Айрис, помогай. Если каждая из нас возьмет по два стола, мы управимся за минуту. — Она повернулась ко мне; — Куда тащить? Прямо в полицию или в мусорный контейнер у дальней стены?

Айрис осторожно покинула безопасную гавань, но помогать не торопилась. Она немного подошла, чтобы лучше видеть спектакль, и остановилась в сторонке. Но я уже поняла, что сделала Эбби: она убрала ветер из моих парусов, продемонстрировала бесполезность отчаянного порыва и ждала, когда я смирюсь с очевидностью. Раньше надо было закатывать истерики. Теперь столы останутся в павильоне. Их действительно некуда тащить.

Тяжело вздохнув, я привалилась к одному из столов. Сейчас, когда ураган, бушевавший в груди, уже унесся дальше, я едва сдерживала слезы. Но я справлюсь с эмоциями, не позволю им вырваться наружу. Не желаю рыдать перед Эбби или темноволосой, которая уже не сомневалась — перед ней очередная экстремистка. Но гордо расправить плечи и уйти я не могла. Пока не могла. Слишком много унижения и шока за одну минуту.

Я крепко зажмурилась, чтобы ни одна слезинка не просочилась наружу. Мучительно сознавать, что люди будут думать — я украла дизайн у Марка. Руки опускались при мысли, что все поверят в искаженную, перевернутую версию событий. У меня не так много самолюбия, но свалившаяся беда затронула какие-то очень глубокие струны, расшевелив индивидуальность, давным-давно заточенную в медальон в форме сердца. Мои творения — это я сама. Я — эти прекрасные цвета, буйные узоры, гладкие наборные детали, вырезанные точнейшим лазером, и я заслуживала лучшего, чем быть обманутой и обокраденной Марком. Но ничего не поделаешь, он продаст дизайн «Беллмора» какому-нибудь производителю ширпотреба для гостиной, предпочитающему низкую цену хорошему качеству — принцип, приносящий максимальную прибыль. Мысленно я уже видела тысячи изгаженных столов, наводнивших «Кей-март», как неуправляемые дети.

— Мне очень жаль, Лу, — искренне сказала Эбби. — Боюсь даже представить, что ты сейчас чувствуешь, и если я чем-нибудь могу помочь…

Помочь она, разумеется, ничем не могла, но благородное — и безопасное — проявление сочувствия автоматически зачисляло ее в ряды сторонников правого дела.

— Спасибо, — бросила я и вдруг заметила, как много сегодня посетителей: мимо павильона шла сплошная толпа. — Я, пожалуй, пойду к себе на стенд.

— К себе на стенд?!

— Да, я открыла собственную компанию. Павильон на другой стороне зала, рядом с «Алесси». — Я глубоко дышала, стараясь успокоиться, и наконец выпрямилась. Мне уже не требовалась опора. — Заходи посмотреть, как должны выглядеть эти столы. — В голосе невольно прорвалась горечь. Не о таком качестве я мечтала. В моей версии столы не напоминали скверную копию, дешевый дар захудалому музею, а должны были выглядеть безусловным оригиналом с авторской подписью.

— О, Лу, я понятия не имела! — Эбби крепко стиснула мою ладонь. — Понятно, что ты расстроилась из-за столов, но я и предположить не могла, что ты сама их изготовила и выставляешь… Интересно, знает ли об этом Марк? Он уверен, что после увольнения ты прозябаешь в какой-нибудь жалкой дыре. — Эбби сделала паузу, несомненно, раздумывая, в какой же дыре мне надлежало прозябать. — Какая дьявольская месть! — медленно проговорила она.

В глазах Эбби светилось любопытство. Глубина моего бесчестья стала для нее хорошей новостью: это означало, что вскоре Марк лицом к лицу столкнется с собственным обманом. Но мне от этого не сделалось легче: со своими демонами Марк справится тет-а-тет, уединившись в кабинете.

Я попрощалась с Эбби, но та уже не слушала меня, наслаждаясь видением сцены: Марк шокирован встречей, Марк судорожно придумывает объяснения, силясь избежать обвинения в плагиате, Марк поднимает страшный шум по поводу того, что простая секретарша посмела копировать его гениальные идеи и выдавать их за свои… Все, что нужно, — придумать способ невзначай привести Марка к моему павильону. Достаточно передвинуть пару пешек на шахматной доске, и можно встать в сторонке и любоваться фейерверком.

Я направилась к своему павильону, надеясь, что Эбби способа не придумает. Конечно, я мечтала об очной ставке с вором. Больше всего на свете мне хотелось встать лицом к лицу с лживым, нечистым на руку сукиным сыном и бросить ему обвинение в присвоении собственных идей, но я не желала устраивать сцену перед Эбби, соседкой из павильона «Алесси» и посетителями выставки, которые в тот момент окажутся рядом. Марк — тертый калач, к тому же скользкий, как уторь: в присутствии любой аудитории он тут же вывернет произошедшее наизнанку. Через считанные мгновения он опомнится и убедительно разыграет маленькое импровизированное представление, выставив меня злобным негодяем, а себя — невинной девушкой, привязанной к железнодорожным рельсам.

Не важно, где произойдет выяснение отношений — в переполненном выставочном зале или городе призраков, где ветер гонит перекати-поле по пустым улицам, — восстановления в правах Таллулалленду не видать. Не будет извинений, сожалений, покаянных восклицаний «Я не должен был так поступать!» и «Больше в жизни близко не подойду и издали не гляну!». Мир устроен несправедливо. Эту истину я как нельзя лучше усвоила в реанимации, выставочном зале и под отцовским «крылышком».

Я добрела до стенда, обессиленно опустилась на стул и уставилась на свой диван, гадая, что делать дальше. Внутри словно открылся глубокий колодец печали, я не могла побороть тоскливое ощущение бесполезности своих усилий, но в глубине души знала: случившееся не сломало меня. Это не настоящее горе, берущее за горло холодными пальцами и медленно сжимающее хватку, наблюдая, как ты из последних сил стараешься глотнуть воздуха. Это лишь лужица, натекшая в груди. Ничего, пройдет. Сточные трубы в исправности, солнце светит, скоро все подсохнет.

Очень хотелось сидеть и упиваться жалостью к себе, но положение обязывало быть Таллулой Уэст. Необходимо было обхаживать владельцев магазинов, любезничать с редакторами и убеждать продюсеров телешоу в домашних интерьерах, что диван с обивкой из синтетической замши и удобные подушки, не говоря уже о прежде-инновационных-и-гениальных-но-украденных-и-опозоренных оп-артовских столах, — это последние веяния и новое слово в искусстве.

День тянулся медленно. Кроме единственного телефонного звонка от Ника, исходившего восторгом по поводу блестящих способностей Ханны, вестей из внешнего мира не было; меня оставили одну справляться с трудностями жизни. Я надеялась, что Ханна — или Джерри — забежит после ленча помочь в павильоне и составить компанию, но надежды оказались напрасными: подруга была по горло занята поддержанием скандала вокруг собственной особы.

Было почти пять часов вечера, когда Эбби удалось осуществить свой план. Я пополняла запас буклетов на столе, когда она появилась в проходе бок о бок с Марком. Уже на расстоянии двадцати футов можно было разглядеть блеск в ее глазах — торжествующий огонек, который заставил мое сердце бешено забиться. Я не хотела этого делать! Колени ослабли, пришлось прислониться к шаткому рабочему столу. Перспектива очной ставки и пренеприятного разговора привела меня в ужас. Я не чувствовала, что смогу сейчас изложить претензии цивилизованным образом или описать понесенный ущерб в печатных выражениях. Мой удел — сдерживаться, подавлять чувства, не обращать внимания на обиды и уходить от безобразных сцен. По этой причине я и потратила четыре года, работая персональным помощником у творца мусорных ведер. И теперь превращалась в супергероя.