– Несколько человек видели, как они уезжали вместе. И я своими ушами слышал, что Арвид пообещал Людовику свою помощь.

– Я это сделал только для того, чтобы…

– Если бы ты не был с ним заодно, ты поднял бы тревогу, как только узнал его. Почему же вместо этого ты уехал вместе с ним?

– Я тоже хотел бы это знать, – проворчал Бернард.

Взгляды, сверлящие Арвида, были холодными, как сталь. Матильде казалось, что она чувствует их на своем теле. Головокружение прошло, но теперь ее мучила боль, сковывающая ноги и спину. Возле ее лица танцевала мошка, а может, это были искорки, на которые разлетелся мир. Как будто издалека Матильда слышала, как Бернард сначала велел немедленно броситься в погоню за королем Людовиком, а потом приказал держать Арвида в плену до тех пор, пока все не выяснится.

– Нет, – вырвалось у Матильды, – нет…

Ее никто не слышал. Широко улыбаясь, Йохан передал уздечку лошади Арвида одному из людей Бернарда. Арвид опустил глаза.

– Арвид…

На этот раз он ее услышал.

– Уходи в безопасное место! – крикнул он. – Все будет хорошо.

Бернард мельком глянул на Матильду, и в его взгляде появилось удивление: видимо, он не понимал, что она здесь делает. Но Бернард был слишком увлечен мыслями о том, как догнать Людовика, чтобы думать о ней.

Девушка беспомощно смотрела Арвиду вслед. Его фигура все уменьшалась, а Йохан тем временем спрыгнул с лошади и подошел к Матильде.

– Зачем ты это сделал?! – отчаянно закричала она.

Воин с презрением взглянул на ее округлившийся живот:

– Его отцом должен был стать я, а не этот монах.

Когда Йохан ушел, Матильда положила руки на живот и, шатаясь, побрела обратно к дереву. Боль, которая медленно поднималась по спине, сковывала ее тело, словно кандалы, и не давала ей дышать. Падая, девушка ударилась головой о дерево. Она попыталась ухватиться за что-то, но не смогла. Вокруг нее все потемнело, а когда в бездну снова пробился луч света, Матильда лежала на земле, брошенная и беспомощная.


Арвид не давал ей пустых обещаний. Долгое время он и в самом деле был уверен в том, что все изменится к лучшему. Конечно, его поведение было не в его пользу, а клевета Йохана лишь усугубляла его положение, но Бернарду Датчанину Арвид не был чужим человеком. Он помог освободить Ричарда и передал королю Харальду важное послание. Когда все успокоится, он сможет объясниться.

Арвид не роптал, когда его привели к другим пленным, смотревшим на него пустыми глазами; не роптал из-за того, что его почти не кормили. Его мучила лишь мысль о Матильде и о том, что он оставил ее одну на поле боя. Во время долгого пути в Руан Арвид иногда читал молитвы, в которых просил Бога о милости и помощи для нее. Для себя он не просил ничего. Все, что ему понадобится, – это короткий разговор с Бернардом.

Когда после долгих дней пути они наконец приехали в Руан, а через несколько дней, проведенных в зловонной тюрьме, пленника привели к Бернарду, он понял, что ошибся. Бернард принял его не в окружении своих привычных советников, а вместе с человеком, которого Арвид не ожидал здесь увидеть. Это был аббат Жюмьежского монастыря Мартин, который – Арвид слышал это собственными ушами – мечтал о том, чтобы Нормандия снова перешла в руки франков, пытался выслужиться перед королем Людовиком и не в последнюю очередь собирался использовать для этого самого Арвида.

Теперь об этом не могло быть и речи. Аббат Мартин холодно смотрел на него.

– И как только ты мог совершить такое, сын мой? – спросил он с упреком в голосе. – Как только ты мог стать предателем?

У Арвида пересохло во рту. Выдерживать клевету Йохана было тяжело, но вспыльчивый воин верил в то, в чем его обвинял. Аббат же осмелился нагло лгать ему в лицо! И, видимо, спасая свое будущее, невозмутимо продолжал говорить, даже когда Арвид бросил на него возмущенный взгляд.

– Итак, – обратился Мартин к Бернарду Датчанину, – вы только что сказали, что не можете поверить этим обвинениям и не понимаете, почему Арвид поддерживает Людовика, хотя до этого проявлял необычайную верность вам.

Арвид понял, почему ложь называют ядом. Она не похожа на меч, который обрушивается на жертву и от которого еще можно уклониться. Она напоминает туман, который обволакивает со всех сторон, отнимает воздух, проникает в каждую пору, лишает способности говорить. Он хотел прервать аббата, но не смог.

– В чем бы Арвид ни пытался вас убедить, он питает глубокую ненависть ко всему норманнскому. Мой предшественник, Годуэн, рассказал мне кое-что, а позже Арвид подтвердил, что это правда. Он сын Гизелы.

По крайней мере, последнее предложение не было ложью, и тем не менее оно обладало такой же силой – лицо Бернарда перекосилось от удивления, потом от презрения.

– Он родственник короля Людовика?

– Его племянник! – горячо воскликнул Мартин. – Видимо, они уже давно тайно поддерживают связь. Я всегда опасался этого, и больше всего в тот день, когда Арвид самовольно оставил монастырь.

Узник рванул свои путы. Хотя у аббата хватило совести больше не смотреть ему в глаза, Арвиду очень захотелось его ударить. Пламенная ярость, которая иногда охватывала бывшего послушника, сейчас снова грозила сжечь его дотла.

– Это ложь! – крикнул он.

– Значит, Людовик тебе не родственник?

– Родственник, но…

– Ты племянник злейшего врага Ричарда, и ты скрыл это от нас! – взревел Бернард.

– Почему я должен был об этом рассказать?

– Накануне сражения я спросил тебя о родителях, и ты ответил, что это не важно.

– Это и в самом деле не важно! Бернард, поверь мне! Людовик хотел меня убить. Как сын его сестры я представлял для него угрозу. Аббат Мартин знал об этом и даже собирался выдать меня Людовику в знак того, что аббат Жюмьежского монастыря предан франкскому королю и видит в нем истинного правителя Нормандии. Ты должен мне поверить!

Аббат Мартин больше ничего не сказал.

Бернард отвернулся:

– Но никто не видел, как аббат Жюмьежского монастыря помогает королю Людовику бежать.

– Я не хотел помогать ему бежать, я хотел убить его!

Бернард снова повернулся, и теперь его лицо было не только перекошенным, но и красным от гнева.

– Ты с ума сошел?

Возможно, так оно и было. Возможно, он, Арвид, так же безумен, как и его отец, и не способен совершать обдуманные поступки, подавлять в себе ненависть, спокойно опровергать упреки. Что-то оборвалось у него внутри, и, несмотря на путы, Арвид накинулся на аббата, со связанными руками ударил человека Божьего. Он попал Мартину в лицо, прежде чем тот успел пригнуться и прежде чем его самого оттащили в сторону. Арвид пинался, сопротивляясь людям Бернарда, но не мог совладать ни с ними, ни тем более с собственным бессилием опровергнуть эту ложь и мыслью, что не стоило окончательно переходить на чью-либо сторону и отрекаться от половины своей души.

– Бернард, послушай меня!

Арвид кричал, пока не охрип, и не замолкал, даже когда Бернард уже не мог его слышать. Его не слышал никто. Арвида снова бросили в темницу – в этот раз не к другим пленникам, а в отдельную крошечную камеру, в которой едва можно было выпрямиться в полный рост и сырые стены которой поглощали все его крики и проклятия.


Целыми днями Матильда просила разрешения увидеться с Арвидом, и однажды ее мольбы все же были услышаны. Темница, в которой его держали, выглядела жалкой. Когда девушка вошла, ей на голову посыпалась пыль и паутина. Арвид согнулся в углу и не двигался, как будто уже умер. Ей пришлось несколько раз позвать его по имени, прежде чем он наконец поднял глаза, вскочил, подбежал к ней и взял ее за руки.

– Матильда…

Какая безнадежность слышалась в его голосе!

Но по крайней мере он был жив, он дышал.

– У тебя все хорошо? – спросил он. – У тебя и у ребенка?

– Все в порядке. Когда тебя схватили, у меня начались судороги, но вскоре они прошли. Бернард велел отвезти меня в Питр к Спроте. Последние несколько недель обо мне заботилась она. Мы вместе приехали в Руан, чтобы наконец выяснить, что случилось… в чем тебя обвиняют…

– Ты же знаешь, что все это ложь! Я не хотел помогать Людовику бежать, я хотел убить его. Да, это была ошибка, поспешное, глупое решение, которое мне не стоило принимать, ведь я должен был заботиться о тебе. Но…

Он осекся, отпустил Матильду и, согнувшись, стал метаться по комнате, как зверь в клетке.

– Людовику не удалось бежать, – быстро произнесла она, чтобы отвлечь Арвида от его горя, – он не добрался до Лана и потому не смог собрать новое войско.

Он остановился.

– Как… как его схватили?

– Тот воин, который первым вызвался помочь королю и довел его до Сены, одумался. Он понял, что при побеге его узнали и что старая мать и дети, которых он оставил в Нормандии, будут расплачиваться за его ошибку. Чтобы отвести от себя и своих близких самое страшное, он сам привез Людовика в Руан.

Арвид горько засмеялся.

– Значит, его тоже держат здесь! – крикнул он.

Матильда кивнула. Камера Людовика наверняка была более удобной, чем эта. Но, возможно, король, не понимая, в чем обвиняют его, представителя рода Каролингов, метался по ней так же беспокойно, как и Арвид.

В конце концов Арвид остановился и бессильно опустился на пол.

– Почему Йохан так меня ненавидит? – спросил он. – Я помню, что тогда, на свадьбе Герлок, подрался с ним. Но это ведь не причина для клеветы.

– Дело во мне, – призналась Матильда. – Видимо, я ему нравлюсь, и в том, что я не вышла за него замуж, Йохан винит тебя. Некоторые люди становятся жестокими, когда разбиваются их мечты.

Девушка пыталась поговорить с Йоханом и умоляла его отказаться от своего обвинения. Ее отчаяние делало его победу ничтожной, Матильда видела это в его сверкающих глазах. Но разрывать сеть изо лжи, которой он опутал Арвида, было уже поздно. Тогда он погубит себя, ведь плести эту сеть ему помог не кто иной, как Мартин, аббат Жюмьежского монастыря.