– Ты хочешь есть? Или, может, лучше выпьешь вина или медового напитка? – предложила Спрота.
Матильда не могла произнести ни слова. Голод и жажда казались сущим пустяком по сравнению с напряжением в этом зале.
– Что здесь происходит?
Спрота сдавленно всхлипнула. Она проглотила слезы, но больше не могла скрывать отчаяние.
– Ты пришла в час беды. Я… мы ужасно волнуемся.
Она показала в сторону людей у камина, одетых в благородные меха. Это были не воины, и Матильда не смогла сдержать крик удивления, когда увидела, что среди них были некоторые знакомые ей влиятельные норманны: Бернард Датчанин, правители де ла Рош-Тессон и Брикебек и даже Осмонд де Сентвиль, который, как она предполагала, должен был находиться в Лане рядом с Ричардом.
На их фоне Эсперленк в своей льняной тунике казался маленьким и жалким, но по его взгляду, ласковому и заботливому, девушка поняла, что он был приветливым и добрым человеком.
Эсперленк подошел к Спроте, чтобы ее поддержать:
– Тебе нужно успокоиться…
– Как я могу успокоиться, если моему сыну грозит опасность? – возразила Спрота. – Я уйду не раньше, чем мы придумаем, как его спасти.
– И тем не менее… хотя бы присядь.
Эсперленк усадил Спроту за стол. Он оказался старше, чем Матильда ожидала, речь его была такой же невнятной, как и у простых людей, которые работали больше, чем говорили, и, по сравнению с графом Вильгельмом, он не блистал красотой. Но девушка никогда не видела, чтобы граф Вильгельм так волновался и заботился о Спроте.
– Что… что с Ричардом? Почему ему грозит опасность? – спросила Матильда.
Спрота закрыла лицо руками, а собравшиеся мужчины не обращали на девушку внимания и разговаривали, перебивая друг друга. Она напряженно прислушивалась, пытаясь понять, что происходит. Речь шла о короле Людовике, его жене Герберге и высоких стенах, которые делали Лан неприступным. И все же Ричарда нужно освободить любой ценой.
Матильда подошла к Спроте:
– Спрота, не молчи! Что с Ричардом?
Женщина не смотрела на нее.
– Почему ты не осталась в монастыре? – спросила она.
Матильда не хотела лгать, но раскрывать правду тоже не желала.
– Я была там не на своем месте.
– Как странно…
– Что в этом странного?
– Ты говоришь те же слова, что и… он. Я ошиблась. Я думала, что, разлучая вас, поступаю правильно. Я думала, что вам удастся сделать то, чего не смогла я: равнодушно относиться к миру, ничего не видеть и закрыть свое сердце. А теперь он хочет мне помочь… И ты тоже вернулась именно сейчас, когда нам дорога любая помощь. Ты простишь меня? За то, что я посоветовала тебе охладеть ко всему, а сама этого сделать не смогла. За то, что ко мне слишком поздно пришло осознание: от холода душа разрывается еще сильнее, чем от боли.
Матильда в недоумении смотрела на Спроту. Мысли девушки путались. Она смутно припоминала, как однажды в Руане Спрота пыталась приуменьшить значение ее любви к Арвиду и как она слишком легко поверила женщине, которая сейчас явно раскаивалась в своих словах.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Матильда.
Спрота встала и подошла к мужчинам, стоявшим у камина.
– Матильда, – произнесла она. – Матильда именно та женщина, которая нужна для осуществления нашего плана. Она долго жила с нами и хорошо знает Ричарда. Если я ничем не могу помочь сыну… пусть это сделает она.
Когда Спрота вновь обратилась к Матильде, недоумение девушки возросло еще больше.
– Да, ты нам нужна. Ты нужна Ричарду. И прости меня за то, что я убедила тебя… вас обоих спрятаться в монастыре. Этот мир рушится, а значит, надежного убежища не может быть нигде.
Матильда ничего не понимала, но в следующий миг слова Спроты потеряли значение. Девушка заметила еще одно знакомое лицо.
У нее перехватило дух, и она больше не чувствовала боли в ногах и в измученном голодом желудке.
Она чувствовала только… счастье. Оно согревало сильнее, чем огонь, пьянило больше, чем вино, и было приятнее, чем нежные прикосновения Спроты.
Среди мужчин, которые взволнованно обсуждали будущее Ричарда, находился… Арвид.
Последние недели были похожи на страшный сон. Иногда Арвиду хотелось проснуться и понять, что предательство аббата Мартина и очередной побег из монастыря – это всего лишь один из ночных кошмаров. Но Арвид не спал, он должен был принять решение, и оно привело его сначала в Руан, а потом, когда он узнал эту ужасную новость, – в Питр, где влиятельные люди Нормандии придумывали план спасения графа. Сначала они еще считали Арвида чужим, но все же встретили его радушно, потому что он был другом Вильгельма и потому что они принимали любую помощь.
Теперь этот страшный сон стал приятным, теперь Арвид хотел видеть его вечно. Они посмотрели друг на друга, он подошел к ней, прошептал ее имя. Впервые за последние недели Арвид понимал все настолько ясно и в то же время словно витал в облаках. Он ощущал каждую клеточку своего тела, но ему казалось, будто он наблюдает за этой встречей издалека. Ни одну свою мысль Арвид не мог выразить словами, а чувства, которые его переполняли, были слишком сильными, чтобы дать им название. Во всяком случае, среди них не было сомнения, которое заставило бы его отстраниться, изображая робость и отчуждение.
Из всех желаний, которые его переполняли (желание забыть о своем происхождении, желание покоя и уединения), лишь одно оказалось не напрасным и не ошибочным – желание быть с ней. Арвид не мог больше его подавлять и лишь безудержно радовался его исполнению, признавая то, что отрицал все эти годы: без Матильды он жил только наполовину, а не в полную силу.
Теперь он стоял напротив нее и видел по ее взгляду, что и она чувствует то же самое. Каждый из них слишком часто бывал на волосок от смерти, мир каждого слишком часто рушился, каждый принял слишком много неправильных решений, чтобы теперь не взять за руки человека, который, как в зеркале, отражал его собственную судьбу и помогал с ней примириться.
Сначала они просто держались за руки, потом заключили друг друга в объятия. Арвид поцеловал бы девушку, если бы вдруг не заметил, что в комнате воцарилась тишина. Только тогда он вернулся из своего маленького мира, который теперь принадлежал им двоим, в большой, где на Арвида устремились удивленные взгляды и где прозвучал вопрос Спроты. Она спрашивала Матильду, готова ли та ей помочь. Арвид знал, на какой ответ она надеялась, и первым его желанием было закрыть девушку своим телом и запретить ей участвовать в этом.
Но Матильда уже не смотрела в его глаза.
– Что случилось? – спросила она.
Спрота подошла и отвела ее в сторону, прежде чем Арвид успел этому воспрепятствовать.
– Ричарду грозит страшная опасность, – сказала она, едва дыша. – Он по-прежнему находится в Лане при дворе короля Людовика, но если тот поначалу еще пытался изображать гостеприимство, то в последние месяцы стал относиться к Ричарду хуже – как к заложнику, как к пленнику, кем мальчик и является на самом деле.
Губы Спроты дрожали, и взгляд Матильды наполнился сочувствием.
Арвид испытывал такое же сочувствие, когда несколько дней назад услышал эту новость из Лана, и был удивлен силе праведного гнева, нарастающего в его душе. Только сейчас он понял, что после побега из Жюмьежского монастыря не только навсегда распрощался с монашеством, но и принял сторону норманнов в борьбе с франками. Подлость Людовика по отношению к молодому графу возмутила Арвида не меньше, чем предательство аббата, и теперь он больше не мог притворяться, будто государственные дела его не касаются.
В разговор вступил Бото, крестный отец мальчика:
– Раньше Ричард мог регулярно ездить верхом и участвовать в охоте, но с некоторых пор ему это запрещают. Герберга, жена Людовика, которая прежде изредка делала над собой усилие и вела себя с мальчиком вежливо, больше не скрывает своей неприязни. Она считает, что от Ричарда исходит опасность – не в последнюю очередь для ее сына, наследного принца Лотаря. Кроме того, она недавно родила второго сына, Карла, которому с удовольствием отдала бы графство. Как бы там ни было, она больше не позволяет Ричарду сидеть за королевским столом.
Раскрасневшийся Осмонд де Сентвиль выступил вперед:
– Я не выдержал и однажды настоял на том, чтобы Ричард поехал со мной на охоту. Когда мы вернулись, Герберга в ярости на нас набросилась. Она обозвала молодого графа паршивцем и пригрозила, что если Ричард еще раз покинет дворец, его оскопят и выколют ему глаза. Если бы вы видели, с каким достоинством Ричард выслушал ее оскорбления. И лишь когда мы остались одни, он признался, что пришел в отчание.
Спрота буквально вцепилась в Матильду, и праведный гнев, который Арвид испытывал к врагу Ричарда, боролся в его душе с желанием защитить девушку. Сам он больше не мог оставаться в стороне, но хотел, чтобы она в это не вмешивалась.
– Как я могу вам помочь? – решительно спросила Матильда.
– Слава богу, Осмонд смог найти предлог, чтобы покинуть Лан и передать нам эту новость, – сказала Спрота. – Отправиться в Руан он не решился, опасаясь, что об этом узнает Людовик, и приехал сюда, ко мне. До нас с Эсперленком никому нет дела, поэтому мы смогли устроить встречу правителей Нормандии, не вызвав подозрений у короля.
Матильда обвела присутствующих задумчивым взглядом. Только сейчас Арвиду бросился в глаза ее уставший вид. В момент встречи имело значение лишь то, что она была рядом, – теперь же он с тревогой заметил, что она очень изменилась за последние годы. Но хотя темные круги под глазами свидетельствовали о том, что Матильда голодна, напугана и истощена, ее взгляд был полон решимости.
– И какой у вас план? – спросила девушка.
Вперед выступил Бернард Датчанин:
– Положение непростое, но Людовик все еще думает, что мы ему доверяем, и пока мы намерены позволить ему и дальше оставаться в этом заблуждении. Если мы открыто выразим недовольство его отношением к Ричарду, он может сбросить маску слишком быстро. И только если мы внушим королю чувство уверенности, у нас появится надежда, что он не захочет немедленно убрать с дороги Ричарда… и напасть на Нормандию.
"Дитя огня" отзывы
Отзывы читателей о книге "Дитя огня". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Дитя огня" друзьям в соцсетях.