– Смотри! Мех горностая и рыси!

Байе вырос на руинах римской цитадели. Ее крепкие каменные стены были разрушены норманнами, а затем восстановлены, пусть даже и не во всем своем величии. На стене за отесанными стволами деревьев скрывались воины графа, которые вглядывались в равнины, окружающие город, чтобы своевременно заметить опасность.

Некоторые прилавки располагались в тени стены, куда даже в полдень не попадали солнечные лучи и где земля все еще была покрыта льдом. Герлок решительно ступала по ней, хотя, должно быть, очень мерзла в своей легкой обуви. Девушка восторженно гладила меха, набрасывала их на плечи, прижимала к щекам и подбородку.

– Хочешь себе такой? – спросила она Матильду. – Конечно, я не стала бы предлагать тебе что-то дорогое. Я знаю, какая ты скромная. Но посмотри: эта накидка из беличьего меха была бы тебе к лицу.

Матильда замотала головой, и Герлок не стала ее уговаривать, потому что увидела нечто еще более привлекательное.

– Какие шляпки! – восхитилась она и бросилась к соседнему прилавку. – Как изысканно они выглядят! Гораздо изысканнее, чем шапки и береты норманнов.

Матильда последовала за Герлок и удивленно уставилась на странные головные уборы. Они были островерхие и такие крошечные, что, наверное, не закрывали даже ушей.

– Они же совершенно не защищают от холода, – произнесла Матильда.

– Как будто одежду носят для того, чтобы согреться! – рассмеялась Герлок.

Матильда хотела возразить ей, но потом поняла, что имеет в виду ее собеседница. Послушнице было чуждо тщеславие Герлок, но не ее стремление получать от жизни больше, чем сытную еду и мягкую постель. Матильда разделяла и ее уверенность в том, что нельзя безвольно следовать по течению, как сейчас за толпой, что нужно самой определять направление и идти вперед, даже если для этого придется толкаться и пинаться. Задумавшись, она гладила грубые войлочные и шерстяные варежки, лежащие на том же прилавке.

Герлок потянула послушницу к другому торговцу.

– Эта накидка из пурпурной ткани сделана во Фризии, – заявила она со знанием дела. – К сожалению, в ней нет золотых нитей.

Ее огорчение длилось недолго. Сначала Матильда не понимала, что могло привлечь ее спутницу на соседнем прилавке, где продавались преимущественно предметы обихода: ткацкие рамки и бронзовые чаши, ножи, серпы и ножницы, веретена и грузики для ткацкого станка, но потом увидела в руках Герлок янтарный гребень. Девушка подержала его под лучами солнца, так что он засверкал золотом, а затем воткнула в свои пышные локоны пепельного цвета, которые, стянутые на затылке тоненькой лентой, ниспадали на спину.

– Разве он не прекрасен?! – воскликнула Герлок.

Она не стала дожидаться одобрения Матильды, а купила гребень не торгуясь и поспешила к следующему прилавку. Ее совершенно не смутило то, что прямо перед ним в луже валялась хрюкающая свинья, которая, видимо, сбежала от скотовода. Герлок показала на горшочек с синей пастой.

– Эту краску наносят на веки, – объяснила она, – или под глазами.

Матильда уже однажды видела Герлок накрашенной и не могла понять, как человек, которого Бог создал по своему образу и подобию, может вносить такие изменения в Его замысел. Высказать упрек послушница не успела, потому что Герлок невольно крикнула:

– На свадьбу я тоже накрашу глаза!

Матильда нахмурилась. Герлок часто представляла своего будущего мужа. Она с завистью смотрела на свою сводную сестру Кадлин – дочь Роллона и его кельтской возлюбленной, – которая вышла замуж в пятнадцать лет.

– На чью свадьбу? – спросила Матильда.

– На свою, конечно.

– Но ведь…

Герлок повернулась к Матильде, взяла ее за руки и крепко их сжала. Ее глаза блестели.

– Да, подумать только! Я выхожу замуж… наконец-то.

– Но за кого?

– Разумеется, за франкского графа.

Она отпустила Матильду, покружилась, а потом снова схватила ее за руки.

Восторг Герлок передался и Матильде, но потом в ней проснулось недоброе чувство зависти. У других людей мечты сбывались, тогда как она по-прежнему только ждала этого, а ведь Герлок никогда не молилась так истово и гораздо меньше заслуживала исполнения своих желаний. Что она вообще сделала для достижения своей цели, кроме того, что постоянно повторяла, чего бы ей хотелось, и предавалась порокам: тщеславию, лени и самолюбованию? Конечно, это не самые страшные грехи, но за них не полагается вознаграждение.

– А кто этот франкский граф? – Матильда все же снизошла до вопроса.

Герлок не расслышала язвительности в ее голосе.

– Сначала должен был жениться мой брат – на дочери Герберта де Вермандуа, нашего западного соседа, ты же знаешь.

– Вильгельм женится? – удивилась Матильда, и хотя она одобряла то, что он вступает в благословенный Богом союз, вместо того чтобы жить в распутстве с конкубиной, но все же с глубоким сочувствием подумала о Спроте.

– По крайней мере, так должно было случиться. Но эта Литгарда, его невеста, в конце концов вышла замуж за другого. Жаль. Вильгельм мог бы получить за ней богатые поместья.

Матильде было любопытно узнать, что об этой свадьбе думала Спрота. За последние годы она ни разу не намекнула на то, что сама хотела бы стать законной супругой Вильгельма. Когда послушница поинтересовалась, почему этого до сих пор не произошло, Герлок объяснила: жениться на Спроте невыгодно. Она происходила из знатного бретонского рода, но ее семья потеряла свое имущество во время набега норманнов и не смогла вернуть его, когда Ален Кривая Борода отвоевал Бретань.

– А каким образом это относится к тебе?

– Когда моему брату подыскивали невесту, заодно выбрали пару и мне. Все уже решено: когда сойдет снег, мы с Вильгельмом поедем в Лион-ла-Форе. Там состоится моя помолвка.

– Так скоро… – пробормотала Матильда.

– Тогда я откажусь от своего норманнского имени и возьму франкское! – воскликнула Герлок. – Меня будут звать Адель. А мой жених не кто иной…

В этот момент Матильду толкнули, и она не успела оглянуться, как толпа унесла ее прочь. Со всех сторон девушку окружали люди, их локти больно впивались ей в ребра. Она пыталась вырваться из толпы, но споткнулась о чью-то ногу и не упала только потому, что в последний момент успела опереться на городскую стену. Послушница растерянно смотрела на свои руки, расцарапанные до крови о твердый камень.

– Матильда… – вдруг послышался чей-то голос.

Девушка вздрогнула. Кто бы ни шептал ее имя, это была не Герлок: ее голос был резким и громким и она никогда не разговаривала шепотом. К тому же Герлок стояла слишком далеко.

– Матильда… – вновь услышала девушка.

Откуда доносится этот голос? Откуда исходит… опасность, которую она вдруг почувствовала? По ее телу побежали мурашки. Стена вдруг стала такой же холодной, как обледеневшая земля. Девушка напряженно вглядывалась в лица людей, но никто не обращал на нее внимания, никто ее не рассматривал, хоть она и ощущала, как кто-то сверлит ее взглядом.

– Матильда…

Теперь девушка поняла, откуда доносился голос. Подняв голову, она уставилась вверх, на городскую стену. Никого видно не было, но внезапно раздался громкий треск и что-то темное рухнуло вниз.


Матильда не пригнулась, она бесстрашно смотрела в глаза смерти. В это короткое мгновение, последнее мгновение ее жизни, у нее не осталось времени на страх, ложь, самообман, попытки стереть воспоминания и опровергнуть смутные догадки. Она чувствовала только сожаление.

«Я умру, так и не узнав, кто мои родители и кто тот мужчина, который носил меня на руках на цветочном лугу у моря. Я умру, так и не встретившись снова с Арвидом».

Внезапно Матильда ясно увидела перед собой его лицо: тонкий нос, мягкие губы, карие, как всегда немного грустные, глаза, волнистые волосы. На его лице не было ни стыда, ни смущения, на нем читались тревога и желание ее защитить, как тогда, когда они прятались на дереве от преследователей или когда Матильда кричала во сне, а он ее успокаивал.

«Арвид, – подумала она, – о Арвид».

Матильда растворялась в его глазах и хотела умереть с мыслью о том, что дни, проведенные рядом с ним, были самыми трудными, самыми жестокими и холодными в ее жизни, но в то же время и самыми яркими, необычными, страстными.

Она не умерла, и Арвид уже не просто смотрел на нее. Матильду схватили руки, его руки, и оттащили в сторону. Только ощутив силу и тепло его прикосновений, девушка осознала, что он был не видением, призванным облегчить ей расставание с жизнью, не тенью и не духом, – он действительно стоял перед ней, живой человек из плоти и крови.

Такая же кровь обжигала вены Матильды, застывшей в его объятиях в двух шагах от того, что рухнуло на землю. Если бы этот предмет упал ей на голову, она была бы уже мертва.

Арвид отпустил ее слишком быстро. Ее кровь остыла.

Раздался громкий крик, и на мгновение Матильда подумала, что он сорвался с ее губ, но на самом деле его издала Герлок. Она подбежала к девушке, схватила ее так же, как до этого Арвид, и стала трясти за плечи.

– Как ты? Ты ранена?

Матильда посмотрела на нее, потом перевела взгляд на Арвида, который, пригнувшись, все больше отдалялся, пока не исчез в толпе, оставив ее в плену сомнений. Был это действительно Арвид или же от страха и потрясения она увидела его черты в другом монахе?

– Как такое могло произойти… – сказала Герлок.

Она отпустила Матильду и подозрительным взглядом окинула ход на стене. Никакого движения Герлок не заметила. Вокруг девушек столпились люди, которые шептались и показывали на упавший предмет. Герлок наклонилась за ним.

– Убить… – выдохнула Матильда. Ее язык распух и тяжело поворачивался, так что она не была уверена в том, что говорит разборчиво. – Кто-то… кто-то хотел меня убить. А Арвид… Арвид оказался рядом…

– Точильный камень! – громко объявила Герлок. – Почему он свалился оттуда?