Они убили дикого вепря, и он оставил людей разделывать тушу, чтобы довезти ее домой. Когда его мать вернется в Килдрамми, к столу будет подано свежее мясо.

Кристиана ждала его вместе с Рори. Казалось, он должен быть доволен. Но почему-то он чувствовал себя очень странно. Положив руку на грудь, он чувствовал, как бешено колотится его сердце. Он еле дышал; по лбу его стекал пот.

«Сэнди – в беде». – Внезапное озарение пришло к нему. Так было всегда: если кому-то из них было плохо, другой узнавал об этом тотчас же несмотря на расстояния. На этот раз они было слишком далеко друг от друга. Сэнди все еще сидел в тюрьме Эдварда.

Дункан спешился, глядя на юг, как будто он мог увидеть через холмы, леса и высокие стены отделенного от него брата. Он стыдливо смахнул непрошеную слезу.

XIV

Килдрамми

Элейн карабкалась по камням у болотистого подножия водопада. Ее пальцы были в крови и ссадинах, платье вымокло, и она продрогла до костей. Она плакала.

– Мама, ну, пожалуйста, не надо… – Дункан отыскал ее здесь и, с трудом добравшись до матери по скользким камням, обнял ее. Его глаза были красными от слез. – Что ты делаешь здесь? Пойдем отсюда, пока ты до смерти не замерзла.


– Я ищу кое-что, что потеряла. – Дрожа от холода, Элейн ухватилась за него. – То, что отец Сэнди подарил мне давным-давно.

«Отец Сэнди…» Сказав это, она всхлипнула. «Отец Сэнди», а не «твой отец». Дункан нахмурился, обнимая ее худенькие плечи.

– Мы найдем это. Найдем, что бы это ни было. Но сейчас мы должны идти. Никому не будет легче, если ты заболеешь воспалением легких. – Почти неся ее на руках, он помог ей спуститься. Он впервые почувствовал, какой она стала легкой. Поставив ее на твердую землю, он укутал мать плащом. Вода внизу рассыпалась мириадами разноцветных брызг.

Письмо из Лондона сухо известило их о том, что Александр Map скончался от внезапной лихорадки. Его тело было похоронено в пристройке церкви Святого Петра рядом с главной стеной Тауэра. Король выражал Марам свои соболезнования. Вот и все: несколько строчек черного неровного почерка королевского клерка на куске канцелярской бумаги.

– Что это, мама? Что ты потеряла там? – Дункан обнял мать за плечи и посадил ее отдохнуть на большой пень. Она побледнела и с трудом дышала.

– Моего феникса. Амулет. Он был такой красивый, и очень дорогой…

– Как он попал в святой источник?

– Я его туда бросила. Когда-нибудь я расскажу вам все. Но не теперь. Нет смысла его искать, если он захочет вернуться, он вернется сам. Так было всегда. – Она слабо улыбнулась. – Пойдем домой. Дай мне руку. – Она с трудом поднялась, опираясь на него, и смущенно улыбнулась. – Нужно, чтобы кто-нибудь вырезал мне палку для ходьбы. Все-таки она мне нужна. Я стала сдавать. – Ее голос был по-прежнему молодым, несмотря на невеселый смысл ее слов. Она дотянулась до сына и поцеловала его. – Не горюй слишком сильно о брате, Дункан. Он все еще с нами и любит нас, и наступит день, когда мы все снова будем вместе.

Она пошла по тропе впереди. Несмотря на яркий солнечный свет, тени сгущались над Шотландией. Этот год увидит еще много смертей – она видела это в огне.

XV

Фалкирк. 22 июля 1298

Макдафф сел глубже в седло. Кольчуга тяжело висела на плечах, меч подрагивал в ножнах. Было жарко и грязно, солнце едва скрылось за отсвечивавшим бронзой облаком. Сегодня был день святой Марии Магдалины; на рассвете все войско служило мессу.

Макдафф нахмурился. Англичане тоже служили мессу с противоположной стороны холма возле Линлитгоу. Два дня назад он прокрался в предрассветном тумане в место, где Эдвард остановился на отдых, и поразился размерам его военного лагеря, внушительности кавалерии, мощи которой боялась вся Европа. Даже шотландский главнокомандующий Уоллес боялся этой кавалерии, которая вновь и вновь оправдывала себя. Но теперь они были готовы, как никогда. Англичане могли превосходить их в силе и количестве, но на этот раз они не застали шотландцев врасплох.

В марте Эдвард вернулся из Фландрии. Решив, что завоевание Шотландии было теперь его главной задачей, он оставил Лондон и обосновался в Йорке, объявив, что к началу июля пойдет войной на Шотландию.

Уоллес построил своих копейщиков на юго-восточой части холма. Они были собраны плотными небольшими отрядами, стоявшими близко друг к другу. Каждый отряд с флангом прикрывали лучники, а позади плотной массой разместилась кавалерия. Макдафф гордился людьми Файфа и своими двумя сыновьями, возглавившими их. Они были умны, хорошо обучены и рвались в бой. Где-то позади стояли отряды из Бакана и Мара. Роберт Брюс, граф Каррик, тоже был здесь. Подавив свою гордость, он приехал сражаться за Баллиоля. Но не все шотландское дворянство было здесь. Некоторые дворяне, покрыв себя вечным позором, не пожелали пойти за простым рыцарем, каким был Уоллес, хотя он уже показал себя славным воином.

Макдафф ослабил поводья нетерпеливой лошади. Перед копейщиками и лучниками лежало небольшое озеро, отделявшее их от противника. Он видел, как лучи солнца отражались от вражеских шлемов и копий; стебли прибрежного камыша отбрасывали тени на зеленую воду. Хоть бы их пехота выстояла при первой атаке! Во рту у Макдаффа пересохло, и он стиснул рукоять меча.

Прежде Уоллес уже обратился к своей армии:

– Бейте их лошадей. Без них они – ничто. – И он взметнул вверх руки, улыбаясь шотландским воинам, пришедшим сражаться за независимость Шотландии. – Мы замкнем кольцо; окружайте их при всякой возможности, – кричал во всю силу своих легких Уоллес. Люди воодушевленно ответили ему.

– Они пошли, отец! – Возбужденный голос справа заставил его вздрогнуть, возвращая Макдаффа к происходящему. Он видел, как оба крыла английской кавалерии лавой покатились к ним; гремели тысячи копыт, за которыми стелились облака пыли.

– Господи Боже, мы не устоим! – услышал он испуганный крик где-то слева.

– В бой! В бой!! Вперед, за Макдаффом!

Макдафф плотнее прикрылся щитом и, выдернув меч из ножен, что было сил пришпорил коня. Воины Файфа без колебания последовали за ним, но остальные раздумывали. Кричавший до этого рыцарь с трудом сдерживал лошадь, рванувшуюся было за остальными, а затем повернул на север.

– Это бесполезно, – кричал он. – Это будет избиением. Спасайтесь!

Макдафф не заметил, что большая часть шотландской кавалерии развернулась и бросилась наутек. Он жаждал крови; пелена ярости застилала ему глаза. Он без устали махал мечом и почувствовал, что попал в кость – кто-то закричал, но Макдафф не понял, лошадь это или человек. В воздухе висела пыль, а шлем понемногу закрывал ему обзор. Пот стекал по лицу, разъедая глаза. Макдафф уже не разбирал, кто его окружает: враги или свои. Один раз он услышал крик старшего сына, прорубавшего мечом дорогу к нему.

– Это тебе от Макдаффа, от Макдаффа, – неистово орал он.

Макдафф не видел человека, сразившего его. Он внезапно почувствовал тяжелый удар по ребрам справа и тут же накренился в седле. Он еще пытался попасть ногой в стремя, но не мог нащупать его. Все его тело онемело. Он видел, как меч выскальзывает из руки, но черная пелена уже застилала глаза. Какое-то мгновение он еще думал о том, почему стало так холодно. Он умер прежде, чем упал на землю.

XVI

Замок Килдрамми

Новости о поражении шотландцев под Фалкирком и гибели ее сына привез Элейн граф Бакан.

– Макдафф и его сыновья погибли как герои. Их имена навечно останутся в памяти, – официально сказал он. Граф не любил говорить такие вещи, но он был там и видел, какое мужество проявили воины Файфа. Поэтому он считал, что должен все рассказать ей.

Граф был удивлен тому, что она расстроилась не так сильно, как он ожидал. Казалось, она заранее знала, что он ей скажет. Элейн устало села и предложила ему кресло напротив себя.

– Значит, это свершилось. Что теперь будет с Шотландией?

– Уоллесу, конечно, придется уйти. В конце концов, он просто воин низкого происхождения, да и солдаты потеряли веру в него. Хотя надо отдать ему должное, он пришел, когда Шотландия нуждалась в нем. Но сейчас кто-то другой должен возглавить страну. Я думаю, это будут Роберт Брюс, лорд Каррик и мой кузен Джон из Бэйднока.

– А где сейчас король Англии? – Элейн внимательно изучала лицо Бакана, когда тот произнес имя Брюса, но граф был спокоен.

– Он ненадолго задержался в Стирлинге. Ходили слухи, что его ранили, но тогда он очень уж быстро выздоровел. Я слышал, что он поехал на запад за Брюсами. Наши люди напуганы и рассеяны, но мы должны собрать все силы. Шотландия сейчас едина так, как никогда прежде. Эдвард Длинноногий умеет наживать врагов, а теперь они все объединятся против него.

– Рада это слышать, – горестно улыбнулась она. Конечно, Макдафф был воином, которому было предсказано погибнуть в битве. Но не при поражении! И разве предсказание касалось его сыновей? Элейн подавила гнев, собирая последние силы, и сосредоточилась на муже своей правнучки. – Скажите мне, как Изобел?

– Она невыносима, как всегда. Моя любимая женушка обвинила меня в трусости из-за того, что я вышел с поля боя живым.

– У нее независимый характер. Она очень своевольная девушка…

– Она больше не своевольная девушка! Она моя жена, и уже взрослая женщина! Она должна стать матерью, повзрослеть наконец и знать свое место. И ей придется очень несладко, если она не научится уважать меня, как своего мужа, – загремел граф. – Если вы хоть как-то можете влиять на нее, леди Элейн, то передайте ей это.

– Конечно, я скажу ей, но и вы тоже должны помочь ей. Она еще очень молода и потому так смела. Она станет вам добрым другом, если вы только ей позволите.

XVII

1301

Она пристально смотрела в огонь, глаза ее уже привыкли к причудливым очертаниям пляшущих языков пламени. Потрескивающие искры внезапно отделялись от поленьев и складывались в картины, смешиваясь с дымом. В комнате было пусто. В последнее время Элейн часто сидела вот так – в одиночестве, предаваясь раздумьям и воспоминаниям. Столько людей ушло; столько любви, столько ненависти. Но жизнь продолжалась. Все же ей не полегчает, если она присоединится к Дональду, Сэнди, Макдаффу и всем тем, кого она так любила. Она вздохнула. Александр больше не приходил к ней. Он даже не приходил к ней во сне с той самой ночи, когда умер Дональд. А может быть, он всегда был только сном. Феникс пропал. Потерян был и Уэльс. И Шотландия была потеряна. Если ей и было суждено сыграть какую-то роль в истории страны, то в череде лет это осталось не замеченным для нее самой.