Испуганный взгляд Кирсти графиня оставила без ответа; щелкнув пальцами, она подозвала служанку, чтобы та проводила Кирсти к Изобел.

Изобел только что вернулась с верховой прогулки. Ее плащ был запылен, лицо обветренно, она выглядела возбужденной.

Мейри предложила Кирсти сесть на подоконник окна, выходящего на море, а Изобел села напротив нее. Затем девушка занавесила вход и вышла из комнаты. Воздух был наполнен звенящим криком чаек.

– Твоя прабабушка очень беспокоится о тебе, – мягко начала Кирсти. – Мать Мейри рассказала ей, как ты несчастна. – К ужасу Кирсти, глаза Изобел наполнились слезами.

– Дорогая, но что я могу поделать? – Изобел сжала губы и замотала головой. – Скажи ей, что со мной все в порядке.

– Но это же ложь. – Кирсти невольно посмотрела на живот Изобел. Девушка была такой худой, что беременность была видна уже с самого начала.

– У меня все хорошо, – в отчаянии повторила Изобел.

– А твой ребенок?

– У меня нет никакого ребенка! – Изобел вскочила, оборачиваясь плащом, и встала у окна, глядя на море.

– Вот как… – Кирсти закусила губу, не зная, как продолжать. – Изобел…

Изобел резко обернулась.

– Ты сестра Роберта, не так ли? Как у него дела? – В ее глазах был жадный блеск, который испугал Кирсти.

– Он в порядке, – ответила она.

– Но у него же умерла жена, – тихо сказала Изобел. – А его дочь воспитываешь ты.

Кирсти кивнула, но Изобел снова отвернулась к окну. Море было стального цвета; оно играло барашками волн, быстро набегавшими на берег.

– У него должен быть сын, – продолжала Изобел. – У него должен быть сын: ведь он будет королем, ты же знаешь. – Она снова отвернулась.

Кирсти улыбнулась.

– Я верю в это.

– Ему надо снова жениться.

– Думаю, ты права, – глубокомысленно ответила Кирсти, – но не теперь, пока он горюет об Изабелле.

– Он не горюет о ней, это не настоящее. – Голос Изобел стал жестким.

– Я думаю, все же горюет, – сказала Кирсти. Она начала понимать причину этой отчаянной тирады. Будучи старшей сестрой Роберта, она хорошо знала, что много девушек влюблялись в ее очаровательного брата, и не могла не заметить признаков этой влюбленности у Изобел. Она вздохнула. – Элейн просила меня передать, что приедет повидать тебя, когда Дональду станет лучше. Она просила тебя быть мужественной и терпеливой. Она любит тебя и молится за тебя.

Вдруг Изобел резко сменила тему.

– У тебя когда-нибудь были дети? – Казалось, она не слышала, что сказала до этого Кирсти.

Кирсти отрицательно покачала головой.

– Ты не хочешь ребенка?

Вопрос повис в воздухе, и Кирсти почувствовала, что за ним скрывалось нечто большее.

– Очень хочу, – грустно сказала она. – Но Бог никак не пошлет мне ребенка.

– Понятно. – В голосе Изобел сквозило разочарование.

– Должно быть, ты будешь очень любить своего ребенка, когда он у тебя появится, – осторожно сказала Кирсти.

– Я не собираюсь иметь ребенка.

Она напрягла худенькие плечи, уронила голову и добела стиснула кулаки. Все говорило о том, что она противится этой мысли.

Кирсти поднялась с грустным видом и, протянув руки, подхватила сжатые кулаки Изобел.

– Мейри хорошо ухаживает за тобой?

Изобел кивнула.

– Попроси бабушку приехать, – прошептала она.

– Как только Дональду станет лучше, она приедет, обещаю. – Но Кирсти знала, что не может взваливать на Элейн новые заботы. Не сейчас. Только не сейчас.

VII

Замок Килдрамми

– Мама, он умирает. – Гратни сидел напротив Элейн, стиснув ее руки. Прошло две недели, и Дональду становилось все хуже. – Это уже ясно. Ты должна крепиться.

– Нет. – Она упрямо покачала головой. – Он говорит, что ему лучше. Сегодня он написал королю Эдварду…

– Но он так слаб, что не может сам писать. За него писал клерк. Дональд угасает на глазах.

Кирсти и Дункан стояли и смотрели на отца. Дункан обнял Элейн за плечи.

– Пусть он думает, что с ним все в порядке, мама. Ты должна принять это для его же пользы. Но должно быть, есть вещи, которые вы хотите сказать друг другу… – Вдруг он смутился. – Вы же так любили друг друга.

– Ты говоришь так, как будто он уже умер. – Элейн встала. Ее сердце разрывалось, а разум отказывался понимать, что происходит. – Я думала, что я умру первой, – мучительно закричала она, – а я должна смотреть, как он страдает…

Она подошла к постели Дональда и села. На улице зажгла звезды короткая летняя ночь. Над горами повис дух ромашки, тмина и сосновой смолы.

– Нэл? – Дональд с трудом открыл глаза. Его веки были тяжелыми, дыхание прерывистым. Она наклонилась и поцеловала его в лоб.

– Я здесь, любовь моя.

– Мне нужно принять одно твое снадобье. Пожалуйста. – Он разговаривал с трудом. Жена отвернулась к столу, где горела свеча, и достала приготовленный для него отвар. – Это не поможет. Нужно средство посильнее.

– Посильнее? – Она посмотрела на него.

Он кивнул.

– Боль усиливается с каждой минутой, я умираю, Нэл. Мы оба знаем это. Пожалуйста, помоги мне. – Он слегка кашлянул, и она увидела следы крови на его подбородке. Она аккуратно вытерла его лицо. Каждый вдох давался ему с большим усилием. – Я люблю тебя, Нэл. Я был так счастлив с тобой. – Он попробовал улыбнуться.

Элейн изо всех сил старалась сдержать слезы. Она наклонилась и поцеловала его.

– Я позову Беток посидеть с тобой, дорогой. Я ненадолго. Обещаю, – прошептала она.

VIII

26 июля 1297

В комнате было темно. Закрыв за собой дверь, Элейн неподвижно постояла, держа перед собой свечу. Бледный свет плясал по полкам с банками, кувшинами и свертками с сушеной травой. Особый дух этой комнаты завораживал ее, навевая мир и спокойствие. Она поставила свечу на скамью и подошла к полкам.

Надо было чем-то снять боль, помочь ему уснуть. Она нашла то, что было нужно: это был сок белого мака. Элейн взяла несколько пузырьков с отваром и немного сушеной травы. Дрожащими руками она схватила пестик и ступку и стала размалывать коренья.

Когда она вернулась в спальню, Дональд лежал на подушках, устав от кашля. Он уже не мог встать с постели, даже приподняться не мог. Элейн стояла в дверном проходе, осознавая, что в комнате много посторонних глаз. В комнату набежало много слуг, пока Беток задремала на стуле у огня. Около постели Дональда сидел Гратни, а рядом с ним дремал Дункан.

В тусклом свете свечей Элейн увидела, как на серой коже мужа выступил пот, боль плескалась в его глазах.

– Нэл. – Шепот Дональда был таким слабым, что она едва расслышала его.

Элейн поставила свечу и подошла к кровати с бутылочкой приготовленного зелья. Дональд был мертвенно холоден, он посмотрел на нее, и на мгновение ей показалось, что он не узнал ее. Затем он слабо улыбнулся. Его пальцы сжали ее руку в приступе боли, и она услышала, как он судорожно выдохнул. Дональд закашлялся, и на его губах появилась кровь.

– Гратни, Дункан, Беток и все слуги, оставьте нас ненадолго одних, – попросила Элейн, неуверенно улыбаясь сыну. Гратни понял ее взгляд и медленно встал, затем поцеловал отца в лоб.

– Спокойной ночи, папа.

– Спокойной ночи, сынок. – Дональд с трудом сосредоточился на лице Гратни. – Да благословит тебя Господь.

Следующим был Дункан. Он тоже поцеловал отца, и Элейн увидела слезы, бежавшие по его щекам.

Она долго стояла и смотрела на свечу, пока дверь не закрылась.

– Нэл, давай снотворное.

Она повернулась и заставила себя улыбнуться.

– Оно достаточно сильное, чтобы унять мою боль? – Его глаза были яснее, чем все последние дни.

– Это сильнейшее снотворное, которое я когда-либо делала.

– Хорошо. – Его рука упала на простыню, и в комнате повисло молчание.

– Конечно, я желал себе более славной смерти, – сказал он после продолжительного молчания. – Хотя бы такой, как в романах. – Новый приступ кашля потряс его. – Я был так счастлив с тобой, Нэл, – сказал он, когда снова смог говорить.

Она вытерла слезы.

– И я с тобой, дорогой.

Она взяла его руки в свои и поцеловала. Его кожа была сухой, как опалые листья.

– Может быть, я вернусь, как Александр. – Он горестно усмехнулся. – Мне будет что ему сказать, если мы встретимся возле преисподней. – Он сморщился, когда новый приступ боли захлестнул его.

Элейн не могла сдерживать слез; они катились градом по ее щекам. Она осторожно освободила свою руку и налила снотворное в пустой кубок.

– Пей, милый, это уймет боль, – прошептала она.

– Помоги мне. – У него не было сил сесть. Она осторожно подняла его голову и влила ему в рот белую жидкость. С огромным трудом он проглотил снотворное. – Это будет не долго? – Он силился сделать вдох.

Элейн покачала головой.

– Потерпи немного, дорогой, закрой глаза.

– Я хочу видеть тебя, – слабо улыбнулся он, – а свеча угасает. – Его слова становились все тише. – Становится темно. Подойди ближе…

Элейн прикоснулась к его лбу губами.

– Спи спокойно, дорогой. Боли больше не будет, – прошептала она.

Свеча у кровати угасла, стало холодно. Его руки стали совсем ледяными.

Слез больше не было. Элейн тихо сидела, держа его руки, когда в комнату прокрался рассвет. Она не слышала, как в комнату вошел Гратни. Он долго стоял молча, убитый горем. Наконец, он положил руки на плечи Элейн.

– Пойди отдохни, мама. Ты больше ничего не можешь сделать для него.

Мать посмотрела на сына. Она так замерзла, что едва могла двигаться.

– Мне было больно смотреть на его страдания…

– Я знаю.

– Это была его воля.

– Я знаю, мама. – Сын заботливо поднял мать. Беток вошла в комнату. Она посмотрела на тело графа и медленно перекрестилась. Затем она направилась к Элейн.

– Вам надо уснуть, миледи. Мы сделаем все необходимое.

Следом за ней появился Дункан. Элейн посмотрела на него сквозь слезы, но говорить не могла.