— Постараюсь не причинять вам неудобств, сударыня. Теперь мы обязаны обдумать, как нам лучше поступить. Почему бы вам не присесть?

— Я помешала вашему завтраку, сударь.

— Какие пустяки! Я уже сыт.

Глаза мисс Чаллонер блеснули.

— Кроме того, сударь, я тороплюсь.

Он легонько пожал ей руку.

— Поверьте, я прекрасно понимаю, что в данную минуту еда вызывает у вас отвращение. Давайте присядем у камина?

Мисс Чаллонер кротко произнесла:

— Мистер Комин, напротив, еда вовсе не вызывает у меня отвращения. Я прошу вашего позволения позавтракать вместе с вами. Я очень голодна.

Молодой человек удивленно взглянул на нее и отодвинул второй стул.

— Конечно, сударыня! Я немедленно распоряжусь, чтобы вам принесли чистый прибор.

Он распахнул дверь и едва не столкнулся с горничной, которая еще не утратила надежду уловить хотя бы одну фразу на родном языке. Более чем скромные познания мистера Комина во французском не позволили ему сделать выговор прислуге, но попросить столовый прибор он все-таки исхитрился.

Когда принесли прибор, мисс Чаллонер, не мешкая, налила себе кофе, густо намазала маслом гренок и с огромным аппетитом принялась опустошать блюдо с ветчиной весьма сомнительного вида. Изумлению мистера Комина не было границ. Хладнокровие мисс Чаллонер выглядело просто поразительным. Мери тем временем, покончив с ветчиной, принялась за гренки. Разгрызая пересушенное творение местного кулинара, Мери предалась меланхоличным воспоминаниям об иных блюдах, которые она вкушала в компании совсем другого джентльмена. Сердце ее ныло все сильнее и сильнее, но мисс Чаллонер не собиралась поддаваться слабости и сразу перешла к делу.

— Где мы поженимся, сударь? Когда мы выезжаем из Парижа?

Мистер Комин налил ей еще кофе.

— Я всесторонне обдумал эту идею, мадемуазель, и могу предложить вам на выбор два плана. Мы поступим так, как пожелаете вы. Мы можем, если хотите, вернуться в Англию, где, насколько я понимаю, не возникнет никаких препон с незамедлительным свершением свадебного обряда. Однако я хотел бы заметить, что в Англии наш брак неминуемо поднимет волну слухов. Второй вариант — отправиться в Дижон, отыскать англиканского священника, о местопребывании которого мне сообщил лорд Видал. Сударыня, если вы остановитесь на этом варианте, я предлагаю после церемонии бракосочетания на время отправиться в Италию, но… Честно говоря, мне было бы неприятно воспользоваться сведениями, полученными от его светлости.

— Не думаю, что это должно вас хоть сколько-нибудь беспокоить, — резонно заметила мисс Чаллонер. — Так какой из этих вариантов вы предпочитаете?

— Я полностью полагаюсь на вас, мадемуазель.

— Но, сударь, по правде говоря…

— Я приму любое ваше решение, — церемонно склонил голову мистер Комин.

Мисс Чаллонер, чувствуя, что этот спор может длиться вечно, остановилась на Дижоне. Она откровенно не стремилась возвращаться в Англию. Мистер Комин, со своей стороны, тоже привел несколько доводов в пользу этого населенного пункта и пообещал, что они отправятся в путь еще до полудня. Мисс Чаллонер предупредила, что ей нужно купить кое-что из вещей в дорогу, поскольку она не взяла ничего, кроме того, что на ней надето. Мистер Комин был явно потрясен этим фактом и как можно тактичнее поинтересовался, достаточно ли у нее денег.

Она уверила его, что вполне достаточно. Мистер Комин отправился заказывать карету, а мисс Чаллонер наведалась в ближайшие лавки. Гордость не позволила девушке взять одежду, которой ее снабдил маркиз. Перед тем как покинуть дом тетушки Джулианы, Мери аккуратно все упаковала: шелковые платья со светлыми фестонами; платья из тафты, канифаса и парчи; плащи, отороченные черными кружевами; халаты столь мягкие и тонкие, что выскальзывали из рук; батистовые ночные рубашки; кружевные шемизетки; носовые платки — словом все то, без чего не может обойтись ни одна светская дама. Или особа легкого поведения, с горькой усмешкой подумала мисс Чаллонер, покидая лавку готового платья.

Незадолго до полудня они отправились в путь, И мисс Чаллонер, и мистер Комин хранили молчание, рассеянно глядя каждый в свое окно и с грустью думая о несбывшемся.

Когда карета оказалась за пределами Парижа, мистер Комин встрепенулся и заговорил:

— Думаю, мадемуазель, следует вам признаться, что я оставил записку для лорда Видала.

Мисс Чаллонер побледнела.

— Что?

— Я посчитал себя обязанным известить его светлость о своих намерениях и о том, что вы находитесь в полной безопасности.

— Нельзя было этого делать! — возмутилась Мери. — О Господи, какая роковая ошибка!

— Я сожалею, что вам это неприятно, но, насколько я помню, его светлость взял на себя ответственность за ваше благополучие, поэтому я не мог со спокойной душой отправиться в путь, не оповестив милорда о нашем соглашении.

Мисс Чаллонер с досадой хлопнула рукой по сиденью.

— Как вы не понимаете, что маркиз немедля кинется в погоню? Ни в коем случае не следовало открывать ему наши планы!

— Мадемуазель, прошу вас, успокойтесь. Сколь бы ни были мне противны любые увертки, я посчитал разумным не сообщать его светлости, куда мы направляемся.

Это сообщение успокоило Мери лишь отчасти, и она попросила, чтобы мистер Комин велел форейторам ехать быстрее. Он заметил, что быстрая езда может привести к катастрофе, но, когда она стала настаивать, он послушно опустил окно и приказал прибавить ходу. Не сразу сообразив, чего от них хотят, форейторы придержали лошадей, и карета остановилась. Тогда мисс Чаллонер лично изложила возницам свое желание, и последние сомнения о причинах этой таинственной поездки у форейторов улетучились. Как только карета возобновила движение, мистер Комин поднял окно и с укором заметил: возницы, судя по всему, уверены, что способствуют побегу. Мисс Чаллонер согласилась, но сочла это обстоятельство несущественным. Мистер Комин с некоторой суровостью в голосе сообщил: надеясь избежать подозрений, он уведомил возничих, что дама — его родная сестра.

В мисс Чаллонер проснулось присущее ей чувство юмора, и она обескуражила озабоченного мистера Комина звонким смехом. В свое оправдание Мери сказала, что после бурных событий последних двух недель конспирация выглядит неуместной. Мистер Комин пожал девушке руку и проникновенно произнес:

— Думаю, вы немало пережили, сударыня. У благовоспитанной девушки манеры лорда Видала не могут не вызвать тревоги и отвращения.

Мисс Чаллонер с негодованием взглянула на своего спутника.

— Смею уверить вас, сударь, лорд Видал не позволял себе никаких вольностей. У меня нет желания делать вид, будто со мной дурно обращались. Вина за случившееся лежит на мне одной, его светлость был крайне предупредителен, хотя я этого и не заслуживала.

Мистер Комин выглядел сбитым с толку.

— В самом деле, сударыня? Признаться, я полагал, что вы страдали от неучтивого, если не сказать грубого обращения. Предупредительность вряд ли входит в число достоинств его светлости.

Мери загадочно улыбнулась.

— Не сомневаюсь, маркиз способен быть галантным, — сказала она. — Должна заметить, лорд Видал был очень заботлив. — Мери опять улыбнулась, но взгляд ее затуманился. — Сударь, вам трудно поверить, что такими благородными чертами обладает столь безжалостный человек, но его светлость, несмотря на свой гнев, был столь любезен, что собственноручно принес мне тазик, когда меня укачало на борту его яхты. Большей признательности я не испытывала за всю свою жизнь.

Мистер Комин был потрясен.

— Должно быть, вам тогда пришлось тяжко.

— Да, это было самое неприятное испытание за время нашего путешествия, — согласилась мисс Чаллонер. — Мне было настолько плохо, что я, наверное, умерла бы, если бы его светлость силой не влил в меня бренди.

— Бренди?!

Мисс Чаллонер поняла, что бренди несовместим с представлениями о добропорядочных особах, и погрузилась в унылое молчание. Она постепенно осознала, что мистер Комин, несмотря на свою чопорность, втайне жаждал великой романтической любви, в то время как у лорда Видала, этого воплощения романтизма, подобной жажды и в помине не наблюдалось.

Поездка длилась три дня, и ни один из них не принес радости. Мисс Чаллонер, вынужденная взять на себя бразды правления, постоянно сравнивала эту поездку со своим предыдущим путешествием до Парижа, когда во всех гостиницах ее ждали лучшие комнаты и ей приходилось лишь выполнять распоряжения его светлости. В свою очередь мистер Комин не мог не чувствовать, что его спутница ведет себя чересчур практично. Казалось, мисс Чаллонер больше волнуют заказанные блюда и свежесть простыней, чем необычайная дерзость всего предприятия. Естественное женское волнение позволило бы полнее проявиться рыцарскому началу Фредерика, но мисс Чаллонер хранила умопомрачительное спокойствие. Волнение ее проявлялось единственным образом — она то и дело поторапливала форейторов. Мистер Комин, не испытывавший никакого удовольствия от тряски по плохим дорогам, несколько раз попытался охладить пыл своей спутницы. Но его аргументы в пользу размеренного, а значит, безопасного путешествия, всякий раз вызывали у мисс Чаллонер приступы искреннего смеха. Однажды она сказала, что, если бы мистер Комин хоть раз прокатился с маркизом, ему бы казалось сейчас, что они еле плетутся.

Это замечание, равно как и многие другие, неизменно связанные с маркизом, в конце концов побудили мистера Комина ехидно подметить: по-видимому, мисс Чаллонер не столь уж огорчена похищением своей персоны, как он поначалу предполагал.

— Признаюсь, мадемуазель, я представлял себе, что вы находитесь во власти человека, чья жестокость и безжалостность, увы, слишком хорошо известны. Похоже, я ошибался, так как из ваших слов понял, что милорд Видал вел себя достойно, с сердечным расположением.