Конечно, он не любил ее, однако испытывал к ней влечение. Непонятно почему, но Спенсер нашел Эллисон достаточно интересной, чтобы начать охоту. Может быть, его привлекли ее наивность и бесхарактерность?

Эллисон не обманывалась относительно характера его чувств к ней. Спенсер – авантюрист и донжуан и скоро ее покинет. Если она забеременеет, то станет видеться с ним, когда он соблаговолит навестить ребенка. Эллисон не будет камнем на его шее. Зато у нее останется живая частица Спенсера.

Если даже не будет ребенка, она сохранит воспоминания об этих днях, и они скрасят ее одиночество и поддержат в трудные минуты. Эллисон Лемон нужны были воспоминания о том времени, когда к ней испытывал нежные чувства мужчина. Она прямо-таки отчаянно нуждалась в них.

Поэтому Эллисон без колебаний решилась отправиться в путь. Если потом и пожалеет, это будет лишь потом, и она как-нибудь справится.

Ее разбудил телефонный звонок.

– Алло!

– Я не могу поверить! Я просто не могу в это поверить!

Стряхнув с себя остатки сна, Эллисон села в постели.

– Привет, Энн. Чему ты не можешь поверить?

– Что ты отправляешься в Хилтон-Хед вместе со Спенсером.

– Он не терял времени даром и уже раззвонил о своей победе, насколько я понимаю?

– Не задирайся! Он звонил сюда, чтобы сообщить Дэвису о том, что сегодня уезжает. Дэвис выудил у него подробности. Когда Спенсер сказал нам, мы даже не могли поверить.

– Ты уже это говорила. – Ну что из того, если Спенсер пригласил ее провести несколько дней на яхте? Ведь он наверняка не говорил им ничего о ребенке.

– Ты пойми меня правильно. Я могу поверить, что Спенсер предложил тебе поехать, но не могу поверить в то, что ты приняла предложение.

Эллисон облегченно и благодарно вздохнула. Он оказался джентльменом и не распространялся о подлинных целях их поездки.

– Я думаю, есть смысл отвлечься на несколько дней. Я никогда не была в Хилтон-Хеде и…

– Эллисон, я хочу услышать не об этом! Я хочу знать все пикантные подробности твоего головокружительного романа.

– Нет никакого головокружительного романа.

– А по словам Спенсера, есть. Когда он наконец раскололся и сознался, что ты едешь с ним, его так понесло! Он только и говорил о том, какая ты красивая, как очаровала его с первого взгляда. Кстати, я тебе еще всыплю за то, что ты не рассказала мне об этом во всех подробностях… Ну, ладно, – Энн вздохнула, – мне надо поторапливаться ..

– Мне тоже, Энни. Нужно до обеда переделать уйму всевозможных дел. Который сейчас час? О Господи, уже десятый! Пока, Энн. Я позвоню тебе…

– Минутку! Прими душ и одевайся. Я в десять подкачу к тебе, и мы отправимся за покупками. Ворвемся в магазин, едва он откроется.

– В магазин? Зачем?

– Купить одежду, подходящую для того, чтобы крутить роман. Не спорь! Пока!

Последующие несколько часов были до предела суматошными. Выпив кофе, Эллисон изложила в письменном виде указания относительно того, что делать с квартирой во время ее отсутствия. Наскоро приняв душ, она принялась разбирать свой довольно скудный гардероб, пытаясь найти что-нибудь подходящее для круиза на яхте. Убедившись в тщетности поисков, Эллисон оценила идею Энн.

Сестры отправились в самый роскошный магазин женской одежды. В течение полутора часов Энн терзала продавцов, пока все не завершилось приобретением трех пар брюк, двух симпатичных сарафанов и полдюжины плавок и лифчиков. Если у Эллисон не было времени что-то примерить, Энн делала это за нее, учитывая, естественно, новый размер своей груди.

Немало времени провели у прилавка косметики. Когда леди ушли, продавец находился в состоянии нервного истощения.

Они вернулись к Эллисон, опередив Спенсера всего на несколько минут. Быстро срезав ярлыки с ценами, Энн стала укладывать вещи в чемодан. Эллисон оделась в один из только что купленных нарядов – свободного покроя хлопчатобумажные брюки и пышную блузку.

– Надеюсь, ты не возьмешь с собой ту кошмарную отцовскую рубашку?

– Нет. Возьму только эту прозрачную до бесстыдства ночную сорочку, которую ты называешь неглиже.

– Хорошо. Ты всю новую косметику уложила?

– Да.

– Ты уверена? Если будешь в Хилтон-Хеде ходить как чучело, я перестану с тобой разговаривать!

– Да положила я ее! О Господи! – охнула Эллисон, услышав звонок в двери. – Вот и он.

– Открывай дверь. А я пока закрою чемодан, – предложила Энн.

У двери Эллисон на момент остановилась, чтобы перевести дыхание. Однако сердце стучало словно колокол. Удивительно, как могла она, весьма прагматичная женщина, заразиться романтическим энтузиазмом Энн. Эллисон почти уверовала в то, что ей предстоял тайный побег или медовый месяц. Когда она открыла дверь, вид Спенсера отнюдь не рассеял этого предположения. Голубые глаза буквально раздели ее.

– Привет!

– Привет.

Он вошел, но вдруг остановился, увидев Энн. В новом наряде, с распущенными волосами, со следами косметики на лице, Эллисон была как две капли воды похожа на сестру. Спенсер несколько раз поочередно посмотрел на девушек, затем улыбнулся, заключил Эллисон в объятия и от души поцеловал ее.

– Готова? – спросил он, отрываясь наконец от нее.

Энн уперла руки в бока и спросила:

– Каким образом вы различили нас, учитывая, что Дэвис заглотил наживку вместе с леской и грузилом?

Они посмеялись над ней, хотя смех Эллисон был несколько натянутым и нервным. Поцелуй Спенсера лишил ее способности вести непринужденную беседу.

– Я сама позвонила доктору Хайдену, – сказала Эллисон, пытаясь придать своему голосу твердость.

– Я знаю. Он сказал, что разговаривал с тобой.

– Вы тоже звонили ему?

– Я хотел, чтобы у тебя не осталось ни малейшей возможности для отступления.

– Я бы ей этого все равно не позволила, – вмешалась Энн. – Чемоданы готовы. – Она кивнула головой в сторону спальни.

Через пятнадцать минут, обнимаясь на прощание с сестрой, Энн шепнула ей на ухо:

– Не говори «нет», что бы тебе ни было предложено.

Эллисон оказалась в машине рядом с человеком, которого знала меньше недели, и ехали они к океану, чтобы оказаться вдвоем на яхте с единственной целью – заниматься любовью.

– Мне нравится твой наряд, – любезно сказал Спенсер, явно для того, чтобы поддержать разговор.

– Спасибо.

– Новый?

– Да.

– И волосы просто великолепны.

– Спасибо.

– Воздух из кондиционера не слишком холодный?

– Нет.

– Похоже, кроме односложного ответа мне сегодня ничего не дождаться.

Эллисон посмотрела на Спенсера, увидела лукавый блеск в его глазах и смущенно засмеялась.

– Прошу прощения.

– Великолепно! Уже прогресс! Целых два слова! – Он положил руку на ее бедро. – Ты собираешься всю дорогу так сидеть?

– А как я должна сидеть?

Он ласково притянул ее к себе. Она подвинулась к нему, так что теперь они прижимались друг к другу. Спенсер обнял Эллисон за плечи и погладил ее шею.

– Окажи мне любезность, – сказал он.

– Какую?

– Положи ладонь мне на бедро. Она ожидала, что он попросит: «Взгляни на карту дорог», «Включи радио», «Защелкни свою дверцу» или что-либо в этом роде, но никак не «Положи ладонь мне на бедро». А поскольку убедительного контраргумента сразу не нашлось, пришлось его просьбу выполнить.

На нем были дорогие голубовато-серые брюки из мягкой ткани. Бедра, казалось, отлиты из железа. У нее появилось искушение погладить внутреннюю сторону его ноги. Однако ее рука осталась неподвижно лежать на месте.

– Спасибо, – промурлыкал он и оторвал взгляд от дороги, чтобы ткнуться носом ей в ухо.

Спенсер начал рассказывать о своем детстве, о родителях, о дружбе с Дэвисом, об учебе в колледже и о тех видах спорта, которыми занимался. Голос успокаивал и убаюкивал, и Эллисон почти привыкла к ласковым прикосновениям мозолистых пальцев.

Вдруг он сказал:

– Знаешь ли ты, как действует на меня мысль о том, что всего каких-нибудь шесть дюймов от кончика моего пальца до маковки твоей груди?

У Эллисон перехватило дыхание.

– Энн не позволила мне надеть сегодня лифчик.

– Уж не знаю, благодарить ли ее или ругать. Ведь это мука. Сладостная, утонченная, но тем не менее мука.

Спенсер убрал руку. А Эллисон испытала сложные чувства. Ей нравились его ласки, но этого было мало – она стала воспринимать ласки как неизбежные и необходимые. Но не следовало забывать, что этот роман носит временный, преходящий характер.

Он взял ее ладонь, которая все еще лежала у него на бедре, поднес к губам и поцеловал в чувствительные подушечки, отчего у Эллисон сладостно засосало под ложечкой, затем снова положил к себе на бедро, на сей раз повыше, и прижал ладонью.

Если появлялось желание, они останавливались. На одной из остановок выпили кока-колы и съели пакет арахиса, на другой купили мороженое. Лизнув мороженого, они целовались. Затем снова лизали и снова целовались. Пока не запутались в том, что идет в какой последовательности. Смеясь, Спенсер стал промокать ей бумажной салфеткой подбородок, на котором остались следы шоколада.

Эллисон рассказала ему несколько забавных историй из их с Энн детства, связанных с путаницей из-за поразительного сходства. Ей хотелось, чтобы он понял, насколько они, сестры-близнецы, привязаны друг к другу. Не скрыла она и того, что у близнецов есть и свои проблемы и трудности.

– Мне порой кажется, что я какая-то недоделанная, что Энн самое существенное забрала себе, а мне оставила все ненужное. – Бросив на Спенсера робкий взгляд, она спросила:

– Может, это звучит для вас дико?

– Нет. Но я не заметил в тебе никаких недостатков. Ты просто более сдержанная. Я не могу представить, чего у тебя такого нет, что есть у Энн.

Для поднятия настроения он попотчевал ее рассказами о людях, которых встречал в разных странах.