Стены квартиры украшало множество картин, выполненных в одном узнаваемом стиле. Немного смущенно Ропе наконец признался, что это его работы. Он не решался вешать плоды своих трудов в Лиминке – друзья узнают, начнут издеваться.

На дальней стене в гостиной висел портрет, выполненный в темных тонах. Ропе сказал, что это портрет его деда Райнера, списанный с портрета Бальтазара Кастильоне кисти Рафаэля (xvi век). На портрете Райнер был одет как Бальтазар, только вместо колпака – традиционная финская шапка с ушами, задорно торчащими кверху. Ропе уверял, что видел столько качественных цветных репродукций этой картины в разных альбомах по живописи, что ему не составило никакого труда изобразить деда в стиле Ренессанса. Оригинал же хранился в Лувре, куда Ропе тоже мечтал как-нибудь съездить вместе с Лаурой. Что касается Хемми, он всю жизнь занимал хозяйственные посты и не имел шанса познакомиться с высоким искусством, но считал, что сержант исключительно талантлив.

В квартире висело картин десять, выполненных акварелью и углем, некоторые были совсем свежие, написанные маслом. Ропе много лет рисовал луга, сеновалы и старые северные домишки Лиминки – они хорошо продавались. Сержант отвергал все обвинения в подражании художнику Онни Ойе, просто все сеновалы похожи, кто бы их ни рисовал, будь то Ропе Рюнанен или Рафаэль. Но с сеновалами пришлось все-таки завязать, так как сержанта обвинили в плагиате. Да и хватит, вон сколько их уже увековечено на картинах.

Плагиат не плагиат, но Хемми вздрогнул от неожиданности, увидев на стене в спальне картину, на которой узнал себя. Ропе утверждал, что это подражание художнику Эдуарду Мане «Завтрак на траве» (1863 год). На картине была изображена группа людей, отдыхающих в парке. На переднем плане – обнаженная женщина, очень похожая на Миллу, рядом с ней – Лильероз, напротив – Хемми, словно объясняющий что-то, вытянув руку, а чуть дальше – Мимми Лильероз наклонилась, купаясь в ручье. Картина была целый метр в высоту и полтора в ширину. Ропе признался, что оригинал еще больше – два метра в высоту и три в ширину.

– Висит в Музее Орсе в Париже, – добавил он. Хемми картина понравилась, хотя Милла и была на ней несколько полнее, чем в жизни. А что, может, Лильероз и захочет ее купить, если предложить. А если Ропе подсуетится и продаст еще десяток сеновалов поклонникам творчества Онни Ойа, он сможет отправиться с невестой в Париж. Над двуспальной кроватью висело полотно с бережно выписанной маслом обнаженной моделью, изображающей любимую женщину художника. Работа была больше метра в высоту. Ропе сказал, что на этот портрет его вдохновила скульптура Венеры Медицейской времен Праксителя (200 до н. э.) из галереи Уффици в Венеции. На картине спокойная и величавая обнаженная Лаура стыдливо прикрывала прелести, устремив задумчивый взор в глубь города Туйра.

– Я никому этот портрет не показываю, сразу меня узнают, – покраснела Лаура. Мужчины уехали развозить вещи, а Хемми всю дорогу думал и только теперь понял настоящую причину конфликта между Ропе и Солехмайненом. Недалекий сержант высмеивал Рюнанена за его увлечение. Оскорбленная честь художника страдала от насмешек черни.

– Знаешь, этот Солехмайнен – дурак, ничего не смыслит в настоящем искусстве, – сказал Хемми. Капитан корабля и пилот самолета имеет исключительное право венчать пассажиров судна, поэтому церемонию решили доверить Скутари Ёрвести. Но, так как он говорил только по-турецки, ему пришлось выучить речь священника по-фински и по-английски. После многочисленных репетиций, как в театре перед премьерой, Скутари уже произносил молебен лучше местного попа и бургомистра волости, которые многократно венчал пары.

Генеральная репетиция проходила в гондоле дирижабля, невесты облачились в свадебные платья, даже Хемми и Ропе пришлось надеть черные костюмы и галстуки, чтобы все было по правилам. Свидетелями были Мимми и Ларс Лильероз. В заключение участники церемонии расписались в книге бракосочетаний.

Тут Милла вдруг поняла, что репетиция по ошибке оказалась настоящим бракосочетанием. Скутари, как полагается, в очередной раз официальным тоном прочитал свадебную речь, пары расписались, свидетели присутствовали, женихи и невесты сказали свои слова.

– Боже мой, мы нечаянно поженились! – переживала Милла, она-то как судья понимала, что произошло.

До Иванова дня была еще целая неделя, а невесты вдруг неожиданно стали женами. Хемми Элстела предложил стереть имена из свидетельства и забыть об этом, но Миллу такое решение не устраивало. Как юрист и как женщина она не могла позволить, чтобы церемония, совершенная по всем правилам, была аннулирована лишь потому, что пары не смогли сдержать энтузиазм иноземного священника. Отменить заключенный брак – это целый процесс, и даже если получится, то для повторной церемонии придется снова собирать народ.

Брак был признан действительным. Участники церемонии решили переместиться в ресторан гидростанции и там отпраздновать свадьбу. Срочно вызвали Аапо Малинена, чтобы он приготовил праздничный обед, Ларс Лильероз пообещал заехать в магазин и купить несколько ящиков шампанского. Раз уж такое дело, было решено пригласить на праздник и рабочих, чтобы заодно и свадьбу отпраздновать, и дирижабль обмыть. В свадебный полет пары отправятся, как только судно будет полностью готово, и Скутари с Тойво Аланеном его обкатают.

Тем временем дела в Тибете шли не очень. Рокеры и акробаты были живы-здоровы, а вот верблюдице приходилось тяжко. Она уже неделю болталась, словно якорь, на высоте несколько сот метров от земли. Хотя верблюды очень выносливы и могут долгое время обходиться без еды и воды, положение бедного животного было тем плачевнее, что у верблюдицы даже не было возможности нормально ходить, так как она была связана веревками и подпругой, к тому же страдала от одиночества, так как Чен Микила уехал за шерпами на ее товарище.

Рокеры кричали верблюдице слова поддержки, на которые та отвечала тихим мычанием. Дромедар ведь как никак живое существо, его выносливость тоже имеет границы.

Прошли девять мучительных дней, Чен Микила вернулся с караваном в долину. Верблюдица уже совсем ослабла и на братское приветствие сородича с трудом ответила слабым мычанием, хотя было заметно, что она очень рада встрече. Был поздний вечер, безветренная погода, дирижабль передвинулся к южному склону и застыл. Утром с дуновением первого ветерка он унесется в неизвестном направлении. Шерпы решили не терять времени, дождаться, когда выйдет месяц, и тогда забраться на скалу и выполнить опасное задание.

Веревки, клинья – все было наготове. Поев и взяв с собой пару бутылок родниковой воды, шерпы отправились спасать дирижабль и верблюда. Турецкие акробаты сопровождали их, помогая по мере возможности, но, когда склон стал круче, им пришлось вернутся в долину – оставалось только надеяться, что у скалолазов все получится.

За эти дни часть газа из «Феи равнин» испарилась, и дирижабль опустился ниже. Якорный канат был восемьдесят метров длиной, и верблюд болтался же уже на вполне достижимой высоте. Где-то к полуночи шерпы наконец добрались до него. Измученное животное совсем уже повесило голову, закрыло глаза и так висело у самого скалистого откоса. Шерпы похлопали его по спине, сказали несколько ласковых слов, на что изможденное животное издало слабый стон. Верблюдица почувствовала, что ее болтанию в воздухе пришел конец и что люди, явившиеся из темного ущелья, хотят ей добра и им можно доверять.

Шерпы запрокинули ее ослабевшую голову, засунули в пасть бутылку, и в пересохшую глотку полилась живительная влага. Из второй верблюдица уже сама жадно пила. Затем они привязали канаты к якорю дирижабля и спустились на землю. В тусклом свете луны шерпы впрягли четырех яков и сами сели сверху, на всякий случай, чтобы их не унесло, как верблюдицу. «Фея» была послушна и к утру позволила пришвартовать себя в долине.

Спасенную верблюдицу освободили от пут и довели до реки. Там она опустилась на колени, окунула голову в прозрачную холодную воду и стала пить жадно, словно насос. Периодически она поднимала морду, отряхивалась и снова принималась пить. А утолив жажду, животное завалилось набок – отдыхать. Затем шерпы притащили огромную кастрюлю запаренного проса. Верблюдица, прикрыв глаза от удовольствия, сожрала всё до крошки и скоро огласила долину звучным пердением. Проспав час, она встала на ноги, сделала короткую пробежку под дирижаблем и принялась как ни в чем не бывало жевать траву.

Луна зашла за горы, и с востока выплыло красное солнце. Шерпы приготовили суп из ячьего мяса, которым и позавтракали, закусывая козьим сыром. Танели Расакка получил на десерт шоколад и таблетку антибиотика. Рокеры и акробаты вытрясли последние деньги из карманов, их еле-еле хватило, чтоб заплатить корейцу и шерпам. Веревки и остальное снаряжение подарили Чену.

Яков привязали к гондоле. Баллоны с водородом откатили в хвостовую часть дирижабля и залили в задний бак. Шланги бросили в реку, чтобы наполнить балластные баки водой. Рокеры вместе внесли барабанщика в гондолу дирижабля, туда же отправились акробаты, только Ослан Баран и Чен Микила остались внизу руководить процессом. Але-гоп следил за поведением судна по датчикам, пока в него заливали водород и воду. На подготовку ушло полтора часа. Опустошив последний баллон водорода, Ослан закрыл краны и тоже запрыгнул в гондолу. Але-Гоп слил воду из балластных баков в количестве, равном весу пилота, – дирижабль был готов к полету.

– Достать ножи! – гаркнул Чен Микила. Из окон гондолы показались руки и головы рокеров и акробатов, сверкнули острые лезвия.

– Руби канаты! Рраз! – приказал Чен зычным голосом.

Шерпы отвязали яков. Дирижабль с достоинством качнулся, из его брюха вылили еще два ведра воды, и он начал подниматься в небо. Али Алкаш завел моторы – они работали безупречно. В первый раз «Фея равнин» поднялась в воздух, как положено, по инструкции. Под четким управлением сделала несколько витков в небе. Внизу, в долине, караван собирался в обратный путь. Микила и шерпы махали им с земли. Тут Танели Расакка неожиданно вспомнил, что у него еще оставались деньги. Он вытащил из заднего кармана брюк горсть мелочи – из отправленных Лильерозом денег у него оставалось восемьсот сорок долларов. Деньги ссыпали в пакет, положили туда пустой кошелек барабанщика и новый диск группы, «Ангел и Дьяволы» – для балласта.