Из Мухоса компания отправилась прямиком на водопад. Стояло прекрасное весеннее утро. Оставив автобус на парковке, группа спустилась по мостику в низовья гидростанции, откуда открывался потрясающий вид. Каньон был настолько глубокий, что некоторые даже боялись взглянуть вниз. Хемми, энергично размахивая руками, объяснял всем, как он собирается строить дирижабль: сразу после схода льда на реку привезут десять или двенадцать паромов, поставят в два ряда, свяжут тросом и пришвартуют к береговым скалам. На них буду собирать дирижабль. Гелиевую станцию поставят на другом берегу рядом со станцией электропередачи. Строительный материал будет подаваться на паромы по канатным мостам. Вдоль трапов проведут электричество.

– Место тихое, то, что надо для строительства дирижабля.

Ларс Лильероз предложил назвать новый дирижабль «Мимми» в честь жены. Все уважительно посмотрели на зардевшуюся госпожу Лильероз. Мимми имела довольно округлые формы, так что новый дирижабль по праву мог носить ее имя. «Мимми из Мухоса» – прямо как песня Рейно Хейлисма.

Мужчины сошли с моста и направились к берегу. Массивная плотина и сама гидростанция выглядели внушительней, чем ворота лесного духа Хисси в Калевале. Нижняя плотина была около километра в длину и больше ста метров в ширину, в конце река резко поворачивала и разливалась озером – будущему дирижаблю хватит места, чтобы подняться в воздух и потом пришвартоваться. Изрезанные скалистые берега и русло идеально подходили и для строительства, и для запуска воздушного судна.

Инженер Осси Хулкконен надел лыжи и отправился на середину реки. Там он проделал во льду несколько отверстий.

– Сорок сантиметров, скоро таять будет! – прокричал он оставшимся на берегу.

Скалистые берега были покрыты густым лесом. Сама гидроэлектростанция была построена полвека назад.

– А как же тогда летали? – поинтересовался Осси.

Аптекарь принялся рассказывать. После того как в дирижабль уже была загружена почта и чемоданы, а пассажиры и члены экипажа сидели в гондоле, судно поднимали в воздух, выбрасывая из гондолы водяной балласт. Подъемная сила равнялась весу балласта. Затем судно выводили из ангара. Нос был привязан к причальной мачте, корма лежала на вагончиках. Корпус дирижабля с обеих сторон был привязан к лебедкам. Он двигался медленно, ветряные потоки должны были проходить сбоку, направляя дирижабль к подготовленной взлетной площадке. Когда дирижабль занимал нужное положение, задний вагончик отсоединяли. Происходила вторая разгрузка, теперь сбрасывали пятьсот, иногда тысячу литров воды. Звучала команда: «Отпускай!» Дирижабль отвязывали от вышки, он медленно поднимался, и путешествие начиналось.

Хемми понял, что именно на этом этапе металлисты совершили ошибку, отцепив «Фею» от мачты раньше времени и отдав ее тем самым на волю ветра.

Осси Хулкконен опытным взглядом оценил скалистые берега Пюхакоски и сказал, что здесь не понадобятся лебедки. «Мимми» пришвартуют к берегу, перед взлетом ей дадут проплыть метров двести вниз по течению, затем отвяжут носовые тросы от мачты, и дирижабль взмоет в небо. Но как он потом приземлится?

Ханнес Райутиайнен и на это знал ответ. При спуске нос дирижабля надо повернуть против ветра. Это будет нетрудно – в низовьях водопада достаточно места для маневра. Перед тем как приземлиться и бросить швартовные канаты, судно надо будет снова уравновесить, то есть успокоить, чтобы оно не пошло вниз, с треском ломая все на своем пути. На финальном этапе дирижабль с выключенными моторами будет держаться только на собственном весе и медленно двигаться к причальной мачте. Техники внизу поймают канаты. Тут важно: если «Мимми» не будет висеть горизонтально к поверхности, от малейшего порыва ветра она снова взмоет в небо, унося с собой и техников. Такое случалось не раз. Несчастные будут обречены на смерть, не дождавшись посадки.

Караван с водородом идет в горы

Как только из Финляндии прислали деньги, барабанщик Танели Расакка сразу пустился в загул. У местного барыги он купил здоровый пакет гашиша, щедро разделив содержимое с товарищами. В Непале коноплю выращивали в долинах, где в Финляндии обычно растет ячмень, одним словом – дешевый и качественный продукт. Музыканты просидели под кайфом три дня.

Чен Микила сказал, что купить новые водородные баллоны можно только на вокзале, что делать? Старший из гимнастов, Ослан Баран, приказал завязывать с наркотиками, пришло время ехать за баллонами и снаряжать караван в обратный путь. Они и так кучу времени потратили на дурман-траву.

Проще всего было взять на прокат вездеход, но горные тропы местами были так узки и круты, что добраться до лагеря можно было только на полноприводном внедорожнике. Чен Микила достал у местных опиумоводов четырех ломовых яков и двух одногорбых верблюдов, специально обученных катать туристов, а к ним пятерых погонщиков.

Яки и верблюды ждали за городом, где караван готовился в путь, туда же на машине подвезли баллоны с маслянистой жидкостью. К седлам яков с каждой стороны привязали по два баллона. К седлам верблюдов – мешки с провизией для экипажа и просом для животных. Стояла ранняя весна, долины зеленели, так что подножного корма в пути хватит. Подготовка к походу шла тихо, чтобы не привлекать внимания местных властей. Но на взятки все равно пришлось потратить пятьсот долларов. Чен Микила считал, что они еще хорошо отделались – в Непале творился полный хаос. В мирное время чиновникам хватило бы и ста, но в разгар волнений и десяти тысяч могло оказаться мало.

Как только рокеры немного очухались, караван тронулся в путь. Был вечер, небо безоблачное, полная луна освещала дорогу, по которой путешественники пришли когда-то в город.

Несмотря на тяжелый груз, крепкие яки, казалось, без труда тащили по горам 90-килограммовые баллоны. Чен Микила и Ослан Баран вели караван, время от времени оборачиваясь и поджидая остальных. Завершал колонну барабанщик Танели Расакка, чью звонкую дробь пришлось приглушить, чтобы «не светиться» на пустынной горной дороге, озаренной луной.

С восходом солнца они уже довольно далеко ушли от поселений; можно было сделать привал, отдохнуть самим и накормить животных. В гроте на берегу ручья они сняли с животных баллоны, развели костер, заварили животным просо. Наевшись, караван лег спать. Поздним утром погонщики приготовили суп из баранины и позавтракали, запив кумысом.

День выдался прекрасный, солнце нежно припекало. Рокеры спели несколько куплетов из финской народной песни «Небо сине-белое, как наш финский флаг». Танели Расакка усердно долбил кулаками по баллонам, правда, так и не добился нужного звучания.

Вечером путешественники снова запрягли животных и двинулись в путь. Караван шел медленно, дорога местами круто поднималась в гору, и тогда якам приходилось идти гуськом. С наступлением ночи разбили в долине лагерь, сняли с животных ношу, позволив погулять, пощипать свежей травы и вдоволь напиться из ручья. Чен Микила специально нанял в погонщики шерпов – знатоков гор. В день им платили неплохо: десять долларов на всех.

На ужин разогрели утренний суп, который, как и все супы, настоявшись, стал еще вкуснее. На ночь развели несколько костров из хвороста, собранного по берегу ручья. Вокруг разложили одеяла и шкуры, а сверху натянули парашют на случай дождя. Яки улеглись спать крестом, мордами наружу, а хвостами к центру. Древний инстинкт самосохранения, чтобы вовремя заметить волков. Верблюды не присоединились к якам, а придвинулись поближе к костру и, довольные, жевали свою жвачку.

Наступила ночь, на небе зажглись миллионы звезд, из-за гор выкатилась яркая луна, от края которой бог уже отщипнул кусочек – месяц шел на убыль. Умиротворенные рокеры затянули известную каждому финну песню «У костра». Микила и Баран обошли лагерь, ласково поговорили с яками, почесали горбы верблюдам, подбросили хвороста в костер. Водолаз завалился на свою подстилку и запел низким баритоном корейские глювы, романтические песнопения – хайку. Взгляд его затуманился, на глаза навернулась скупая мужская слеза от воспоминаний о прошлом, о далекой родине, затерянной среди тысяч гор и десятков пустынь. Наконец лагерь погрузился в глубокий сон, не спал только оставшийся на страже солист Кари Юла-Пупутти. Когда его смена закончилась, на пост до утра заступил Але-Гоп.

Караван шел десять суток, на ночь останавливался в долинах, днем поднимался по извилистым горным тропам. Погода радовала: все время светило солнце и свежий горный ветер ласково обдувал животных и людей. С каждым шагом тяжелые газовые баллоны приближались к «Фее равнин» и остальным членам экипажа. Гашиш задержал их в Юмле слишком надолго, и путешественники беспокоились: как там товарищи, хватило ли им еды, все ли у них в порядке? Сошлись на том, что Али и братья Ланкинен, должно быть, справятся, не пропадут.

Путь был трудный, и для людей, и для животных. Но особенно тяжко приходилось барабанщику Танели Расакке, который не отстал от каравана лишь благодаря вероломному действию наркотиков. Как следствие, он потерял аппетит и еле-еле передвигал ноги. Но весельчак держался и не жаловался на слабость и плохое самочувствие, особенно когда удавалось сделать очередную затяжку. Мысли его были рассеянны, да и тело не в лучшей форме. К концу пути пришлось забросить барабанщика на спину одного из верблюдов – все равно большая часть корма была уже съедена. Его крепко привязали к горбу, а он и рад – не надо было больше тащиться по крутым горным тропам. Несчастным овладел смех, а затем и сон.

Но даже во сне талантливый музыкант продолжал разучивать барабанные соло на спине строптивой верблюдицы. Танели ожесточенно долбил по горбу, так что из него и впрямь слышались звуки, отдаленно напоминающие грохот литавр. В конце концов терпение верблюдицы лопнуло. Выбрав особенно крутой поворот, она встала на дыбы и пустилась иноходью – такой вид бега довольно обычен для дромедаров, – в результате чего барабанщик отлетел как на крыльях в ближайшее ущелье, которое с распростертыми объятиями поджидало его внизу. На горбе остался висеть лишь обрывок грязной веревки. Послышался душераздирающий крик и тяжелый удар.