В конец измученные дорогой слуги повалились на скамейки в тени конюшни, слишком уставшие, чтобы дойти до своих постелей. То, как быстро они преодолели такое расстояние, доказывало их любовь к своему хозяину, но Элеонора не остановилась, даже чтобы поблагодарить их или прочесть письмо от своей спасительницы. Она сразу побежала — так быстро, как только ей позволяло ее положение, — в комнату, где Ани сидела у изголовья кровати своего хозяина, с угасающей надеждой наблюдая за ним.

— Они привезли, Ани, они привезли лекарство! — выкрикнула Элеонора, протягивая пузырек.

Ани подскочила на месте, всплеснула руками и уставилась на тот маленький предмет, с которым они сейчас связывали все свои надежды. Руки Элеоноры так дрожали, что она даже не могла откупорить сосуд. Она передала его Ани и опустилась на стул, сжав руки и глядя на лицо Роберта. Ани добавила несколько капель в молоко, как их научил доктор, а затем приподняла Роберта и влила в него напиток. Секунду ничего не происходило, а затем он поперхнулся, но проглотил микстуру. Остатки молока пролились у него из уголков рта.

— Мы должны повторять это каждые четыре часа, — напомнила Ани.

— Да, — ответила Элеонора.

Их глаза встретились, но они тут же отвернулись друг от друга — так невыносимо было читать в чужом взгляде отражение собственного чувства надежды, смешанной со страхом.

Прошел долгий вечер, а за ним началась долгая ночь. Роберт продолжал быть без сознания, но они по-прежнему давали ему лекарство, как велел доктор. Они сами не знали, на что надеялись, и даже не могли сказать наверняка, глотает ли он это лекарство. Свечи догорали и наконец потухли совсем. Пламя уже почти погасло, остались лишь тлеющие огоньки, и обе женщины провалились в минутный сон, сидя у кровати больного. Дом погрузился в какую-то зловещую тишину, а за плотно закрытыми окнами царил могильный мрак ночи. Казалось, наступил конец света, за которым уже ничего не будет.

Элеонора проснулась и увидела, что комната залита жемчужно-серым светом, который бывает лишь перед восходом солнца, еще до того, как просыпаются птицы и начинают выводить свои утренние трели. Она подумала, что пора дать Роберту новую дозу лекарства. Элеонора с усилием поднялась и на негнущихся ногах прошла к кровати. Она не осознавала реальности и была словно в лихорадке. Ее усталость как будто притупила все чувства, а натянутые, как струны, нервы начинали сказываться на ее ощущениях. Ей было немного холодно, но затем она увидела, что огонь почти погас. Надо было немедленно позвать мальчика, чтобы он принес веток, иначе они потеряют последние драгоценные угольки.

И тут она увидела лицо своего мужа, и все остальные мысли пропали, словно унесенные каким-то потоком. Он был мертв. Его лицо выражало тихое неземное упокоение, не оставлявшее сомнений, что Роберт покинул этот мир. Элеонора вдруг осознала, что не слышит его хриплого дыхания в тиши комнаты. Она словно тоже покинула этот мир, когда посмотрела на мужа, и в ее сердце не было никаких чувств: ни горя, ни удивления — ничего. Она лишь подумала: «Теперь огонь не имеет значения».

Вдруг снаружи послышались первые звуки песни черного дрозда. Они были похожи на росу, переливающуюся на солнце. «Теперь не имеет значения, закрыто или открыто окно», — снова подумала Элеонора. Внезапно ее охватило огромное желание поскорее вдохнуть свежего воздуха, и она подошла к окну, чтобы распахнуть его пошире. В комнату хлынул ароматный и чистый утренний воздух, пропитанный солнцем. Закрыв глаза, она продолжала глубоко дышать. Как странно, что этот пьянящий воздух, который, казалось, вливает в тебя силу, может быть столь опасен для больных! А затем до нее донесся испуганный крик Ани:

— Госпожа! Взгляните!

Элеонора обернулась. Ани проснулась и тут же подошла к своему хозяину. Она с радостью увидела, что он спит, а его ровное дыхание ритмично поднимает грудь. Кожа Роберта была влажной, но не горячей на ощупь. Поток свежего воздуха разбудил его. Он открыл глаза, посмотрел на Ани и Элеонору и узнал их. Даже пытался улыбнуться своими пересохшими губами.

— Элеонора, — прошептал он.

— О дорогой мой, — таким же шепотом ответила она ему. — С тобой все будет в порядке.

— Воздух… пахнет так замечательно, — сказал он, с трудом выговаривая слова.

Роберт попытался поднять руку, чтобы прикоснуться к жене.

— Элеонора…

Элеонора бегом пересекла комнату и сжала его руку в своих ладонях, а потом поднесла ее к своей щеке. Она не переставала улыбаться.

— О Роберт, Роберт. Я подумала, что ты мертв, — она не в силах была сдержать слез, когда говорила ему это.

— Ани, немедленно разбуди всех, позови Джо, скажи им… — Элеонора не могла говорить, потому что захлебнулась в рыданиях.


Это был странный чудесный день, похожий на грандиозный праздник. Новость мигом облетела весь дом. «Хозяин выздоровел», — говорили все, с новой силой принимаясь за работу и улыбаясь друг другу при встрече. Элеонора, как обычно, провела с Робертом целый день, но сейчас это не было испытанием. После его возвращения к жизни она испытывала лишь радость. Они держали друг друга за руки и сидели в тишине, только иногда разговаривая, но неизменно ощущали полноту счастья, которое им было даровано с выздоровлением Роберта.

Он чувствовал большую слабость, иногда погружался в сон на час или два, но когда просыпался, улыбался с благодарностью Элеоноре. Они разговаривали так, словно не виделись целый год.

— Когда я подумала, что ты умер, — признавалась ему Элеонора, — я почувствовала, словно и я умерла тоже. Внутри меня все стало черным и пустым.

— Я и не знал, что ты так сильно любишь меня, — сказал Роберт, и его глаза наполнились слезами благодарности. — Ани говорила мне, что ты ни на секунду не покидала меня. О птичка, сколько ты для меня сделала!

— Нет, Роберт, — начала Элеонора, чувствуя себя пристыженной.

Он остановил ее взглядом.

— Я все восполню, — пообещал он. — Я знаю, что никогда не вызывал у тебя большого уважения как мужчина, ну… однажды… — Элеонора вспыхнула при воспоминании, но тут же отругала себя за то, что дала ему почувствовать, будто он разочаровал ее. — Но это только потому, что я сильно люблю тебя. Слишком сильно. С того самого мгновения, как увидел тебя, я понял, что принадлежу тебе душой и сердцем.

— Роберт, не надо, — Элеонора тихо заплакала. — Я рада, очень рада, что ты меня любишь, но… — Невозможно было продолжить. — Когда ты встанешь на ноги, мы будем счастливы, по-настоящему счастливы. Бог явил нам свою доброту и милость, он дал нам еще один шанс.

Роберт не понял истинного смысла ее слов, но он был слишком слаб и истощен, чтобы придавать этому значение. Он погрузился в собственные размышления.

— Пока я был болен, я много чего передумал. У меня было такое впечатление, будто я закрыт для внешнего мира. Я не мог говорить, двигаться, но в остальном чувствовал себя абсолютно нормальным. Я не переставал думать о нашей жизни, о том, как все происходило с нами. Особенно занимали меня мысли о лорде Эдмунде и о том, скольким мы ему обязаны.

Элеонора увидела печаль на его лице и поняла, что он собирается сказать дальше.

— И знаешь, о чем я думал? — продолжал Роберт. — Я думало том, как он умер. Он умер, чувствуя себя преданным. Я участвовал в битве на стороне его противников, и он погиб именно в этом сражении. Я предал его…

— Нет, — воскликнула Элеонора, — это не так! Ты не предавал его. Нельзя хранить преданность злому человеку. Он оказался злым, Роберт, и ты отдал свою преданность другому, более достойному.

Роберт устало покачал головой.

— Жаль, что мне сложно поверить в твои слова, ведь они звучат так утешающе. Но я не могу. Все, что мне известно, — это то, что мужчина не может жить без чести или нарушив клятву верности своему господину. Не может слуга ставить под сомнение поступки своего хозяина…

— Но как вы можете так рассуждать? — с нетерпением в голосе произнесла Элеонора. — Для чего еще человеку дано сознание, как не для того, чтобы ставить под сомнение любой поступок? Если мы слепо вверяемся…

— Да, слепо. Не нам судить. На это есть Бог. Если мы присягаем на верность, если мы преданы кому-то… — Он остановился, закашлялся, но затем продолжил говорить тихим голосом: — Если хоть однажды мы отдаем свою веру, то у нас ее просто не будет для другого человека. Я был искренне предан лорду Эдмунду. Я все еще душой с ним. И я его предал.

Элеонора ничего не сказала, но беззвучные рыдания захлестнули ее. В глубине души она была полностью согласна с ним, потому что она знала значение его слов, ведь ее преданность и верность всецело принадлежали лорду Ричарду. Она понимала, что поступи он даже вразрез с ее представлением о справедливости, она все равно не отступится от него. Тем не менее, именно она принудила Роберта сделать это, приводя неоспоримые доводы. Просто она хотела, чтобы вся ее семья разделяла ее симпатии. Она стала причиной того, что Роберт ощущал себя предателем. Но Роберт не обвинял ее ни в чем. Мягкий и тактичный, он взял ответственность на себя. Она рыдала беспомощно, и Джо, вошедший в комнату как раз в этот момент, позвал горничных, чтобы они увели Элеонору в ее спальню и уговорили отдохнуть.

— Вы должны лечь, иначе доведете себя до истощения. Госпожа, идите и поспите, пожалуйста. Хозяину тоже нужен покой. Когда он проснется, я отдам распоряжения, чтобы вас немедленно разбудили. Так вы согласны пойти отдохнуть?

Элеонора не сопротивлялась, потому что ее напряжение достигло предела. Когда она дошла до своей комнаты, то даже не имела сил стоять, пока ее горничные раздевали ее. Она упала на кровать и провалилась в сон, как только ее голова коснулась подушки.

Она проспала ночь напролет, так как Джо отдал распоряжение не будить ее ни в коем случае. Когда она проснулась, за окном было позднее утро, птицы выводили рулады на ветвях, а мир был словно умыт яркой росой, которая уже таяла на жарком солнце, Ани зашла к ней в комнату.