Сколько длилось это сражение двух рук? Недолго, конечно же, однако за скрежетом и взмахами их шпаг она слышала тяжелое дыхание. Маркус, лицо которого горело от ярости и напряжения, то и дело уворачивался, с его оцарапанной щеки капала кровь, оставляя пятна на белой рубашке. Рафаэль Наварро, напротив, словно забавлялся. Натянутая улыбка тонкой линией играла на его четко очерченных губах, глаза сквозь прищуренные веки горели жестоким, полным решимости огнем. В какой-то миг ей показалось, что она заметила огромный разрез на поясе его рубашки. Рана была несерьезной, поскольку он не обращал на нее внимания, но на поясе его панталон виднелось влажное кровавое пятно.

Вне всяких сомнений, это была битва на смерть. Обычно честь защищают до первой капли крови. Кэтрин было мало известно о дуэлях. Она не знала, как Маркус дрался сначала, но сейчас видела, что он только оборонялся, медленно отступая перед неутомимым клинком Наварро. Он парировал каждый удар, но его ответные выпады оказывались безрезультатными: похоже, он был неспособен на удачную атаку.

Наблюдая за сверканием шпаг, Кэтрин почувствовала, как напряглись ее нервы в ожидании финального удара. Она не отводила глаз от скользящих по траве теней: лучше уж следить за силуэтами. Но в ее разыгравшемся воображении черная тень Наварро казалась хотя и менее смертельной, но не менее демонической, чем отбрасывающий ее человек. С кошачьей грацией и проворством она скользила то назад, то вперед, когда он наступал на Маркуса с решительностью вышедшего на охоту леопарда — прозвище, которое она услышала на балу.

Но, похоже, уклончивость была лишь уловкой Маркуса, потому что вдруг он сделал резкий выпад. От лезвий шпаг полетели огненные искры, когда они заскрежетали и сомкнулись у эфесов. Наварро что-то тихо произнес, вероятно провоцируя Маркуса, поскольку тот с силой одернул руку и нанес яростный удар, но промахнулся. Вновь послышался скрежет стали и ругательства, после чего шпага Маркуса выпала из его руки, воткнулась в землю и медленно упала на траву.

Наварро отступил назад, а Маркус схватился за левое предплечье: между его пальцами стекала кровь.

— Перевяжи рану, — приказал Наварро. — Из-за росы трава и без твоей крови довольно скользкая.

После этого безжалостного замечания Кэтрин ахнула и поднесла руку ко рту, затаив дыхание.

Этот звук привлек внимание человека в черном. Он поднял перед собой шпагу и с саркастичной улыбкой взмахнул ею в знак приветствия. Затем его глаза расширились и суровый взгляд медленно и оценивающе скользнул по ней. Кэтрин охватило мрачное предчувствие. Ощущение надвигающейся опасности каким-то непонятным образом было связано со сдержанной силой этого человека, Наварро.

Она быстро перевела взгляд в сторону Маркуса, который перевязывал руку платком, крепко затягивая узел зубами. Когда он поднял шпагу и занял оборонительную позицию, его лицо было белее мела.

Они снова скрестили шпаги, и Кэтрин показалось, что оба более уверенно держатся на ногах и что Наварро методично и целенаправленно пытается сломить защиту Маркуса. Блестящие выпады и небрежное фехтование исчезли, уступив место беспощадной борьбе за превосходство.

Кэтрин увидела, что Маркус вдруг сник; и вскоре все закончилось так быстро, что она и глазом не успела моргнуть, лишь с ужасом заметила сверкнувший наконечник шпаги Наварро, пронзивший плечо Маркуса и на несколько секунд показавшийся окровавленным из его спины. Вскрикнув от боли, Маркус упал на колени, его шпага выскользнула из обессилевших пальцев и упала в траву.

Наварро снова отошел назад.

— Теперь я удовлетворен, — неспешно растягивая слова, произнес он и стал поправлять растрепанные манжеты.

В карих глазах Маркуса Кэтрин прочла недоверие сродни тому, какое испытывала сама, поскольку понимала: он, как и она, ожидал, что этот поединок закончится смертью. Интересно, думала она, оценит ли Маркус благородность жеста испанского креола, ведь он легко мог нанести удар прямо в сердце.

Но Маркус наверняка не будет рад тому, что она стала свидетельницей его поражения, и не захочет слышать выражение сочувствия, даже если она найдет подходящие слова. Еще никогда в своей жизни она не чувствовала такой всепоглощающей жалости, как сейчас, после того как ее спутника столь безнадежно повергли. Нет, Маркус, гордый и пекущийся о своей репутации, не захочет от нее ни помощи, ни жалости. Скорее всего, он захочет, чтобы она исчезла с места его поражения — если вообще знал о ее присутствии.

Повернувшись к группе стоявших рядом мужчин, она прошептала:

— Его экипаж в конце этой аллеи, у входа в собор. Не будете ли вы так любезны… — Увидев, что двое из них двинулись вперед, чтобы помочь упавшему человеку, она подняла юбки и сильнее завернулась в шаль.

Бросив назад прощальный взгляд, она повернулась и зашагала обратно так же, как пришла. Из-за спешки каждый ее шаг отдавался в висках. Она должна дойти до экипажа. Сзади никого не было, тем не менее последние шаги Кэтрин делала в непонятной панике, словно ее преследуют.

Кучер, увидев, что она приближается, спустился открыть ей дверь. Кэтрин села на сиденье, и звук захлопнувшейся дверцы экипажа подействовал на нее успокаивающе. Она облегченно вздохнула и сложила руки на коленях. Бедный Маркус. Был ли у него хотя бы шанс победить Наварро?

Она прокрутила в памяти сцену, которая привела к встрече в саду Святого Антония. Все произошло так быстро и скоропалительно. Отчетливо помнился лишь насмешливый тон этого человека в черном, который манипулировал и Маркусом, и ею, получив от них нужный ему результат. Не только напряженные до предела нервы приводили ее к мысли, что в этом мужчине было что-то необычное. Она безмерно сожалела, что вообще повстречала Наварро, и, конечно, надеялась больше никогда его не видеть.

Услышав за окном мужской голос, она стремительно повернулась на звук. Как они быстро, пронеслось в голове. Может, у Маркуса более серьезная рана, чем она предполагала?

Кэтрин наклонилась, чтобы открыть дверь, но та широко распахнулась перед ее рукой. На противоположное сиденье полетели шпага, пиджак и галстук. Экипаж резко тронулся, едва внутрь залез мужчина и тяжело опустился на диванные подушки рядом с ней, громко захлопнув за собой дверь.

Кэтрин отпрянула назад, затем замерла, пристально глядя в улыбающиеся глаза Рафаэля Наварро. Не отводя взгляда, он прислонился спиной к подушке, вытянул вперед длинные ноги, обутые в ботинки, и скрестил их у лодыжек.

— Где Маркус? — прошептала Кэтрин. — Что вы с ним сделали?

— Сделал? Ничего. Он терпеливо ожидает прибытия моего экипажа — намного более удобного, чем этот, уверяю вас, — чтобы отправиться к хирургу. Но если бы он последовал моему совету, то за версту обходил бы этого шарлатана.

— Вы не… Он не…

— Мертв? Нет — ни я, ни он. — Его зубы сверкнули в тусклом свете катящегося экипажа. — Признаюсь, соблазн был велик, но когда я увидел вас, стоявшую там, неподвижную и величественную, как любая леди, я подумал о более медленной и жестокой мести. Угадайте, какую форму она примет, Селеста, ma belle?[25]

Насмешливая ласковость его тона вызывала у Кэтрин отвращение. Пока она обдумывала, что же такое ему ответить, экипаж с сильным креном свернул на улицу, которая, похоже, вела к дому ее матери. Она бросила быстрый взгляд на сидевшего рядом человека. Наверняка он понятия не имел, кто она на самом деле и какое положение занимает в обществе. Куда же он мог ее везти?

Собрав в кулак всю свою гордость, она холодно сказала:

— Мы скоро будем проезжать дом месье Дюральда. Не будете ли вы так любезны высадить меня там? Дальше я смогу найти дорогу домой.

— Действительно сможете? — с сарказмом спросил он. — Боюсь, я не готов выполнить вашу просьбу. — И добавил после непродолжительной паузы: — Это не входит в мои планы.

Крепко сжав руки на коленях, Кэтрин убеждала себя, что достаточно назвать ему свое имя и фамилию матери, чтобы закончить этот фарс. Но она понятия не имела, что этот человек сделает с такой информацией. Меньше всего она желала оказаться в чьей-либо власти, особенно в руках такого безжалостного человека, как тот, что сидел рядом с ней. Какую месть он может придумать для Маркуса, если узнает?

— И все же я настаиваю, — пыталась упрямиться девушка, но даже она заметила, как слабо прозвучал ее голос, а потому не удивилась, не получив ответа.

Долгое время они ехали молча, и в конце концов тишину нарушил его голос:

— Вы влюблены в Фицджеральда?

— Какая разница? — ответила она вопросом на вопрос.

— Так влюблены?

Его голос был мягок, но настойчив и непреклонен: он ждал правды.

— Нет, не думаю, — наконец произнесла она.

— Неужели мне посчастливилось встретить столь редкое явление, как честная женщина?

После этого саркастичного выпада Кэтрин отвернулась, решив, что его расслабленность была не более чем уловкой, когда он взял ее руку в свою.

— Постойте, ma belle. Опять эти заносчивые манеры, но мужчине они быстро надоедают. Лучше улыбнитесь. Я уже молчу о поцелуе…

Он все сильнее сжимал ее руку. Она попыталась высвободиться, но получила лишь синяк на запястье. Постепенно он придвигал ее все ближе к себе. Правая рука Наварро обвила ее затылок, а потом его губы, теплые и нежные, приблизились к ее устам.

На долю секунды она замерла, с неосознанным любопытством наслаждаясь новыми ощущениями. Затем, растерявшись от нанесенного оскорбления, отстранилась и, почувствовав, что его хватка ослабла, двумя руками ударила его в грудь. Но он лишь переменил руку. Едва Кэтрин замахнулась, готовясь дать ему пощечину, как он схватил ее за оба запястья, потянул и усадил к себе колени.

— Маркус или я, какая разница? — спросил он. — Ты родилась квартеронкой, воспитанной так и наученной тому, чтобы доставлять удовольствие мужчине. Кто этот мужчина, не имеет значения, если только он тебе не безразличен.