От обилия движений стало жарко, и она присела, обмахиваясь веером, у одной из украшенных цветами оконных ниш. Со двора доносился восхитительный аромат роз и гардений, поэтому она отклонилась назад, с благодарностью вдыхая свежий воздух.

— Когда-то у такого же окна я тебя потерял.

Она повернула голову и улыбнулась Маркусу.

— И это всецело твоя вина, — ответила она, отказываясь поддаваться его ностальгическому тону. — Скажи мне, ты выиграл то пари?

— Ты же наверняка знаешь, что не было никакого пари, — приглушенным голосом произнес он.

— Нет, я лишь догадывалась.

Его лицо вытянулось, под глазами залегли темные круги — следы усталости. Когда он не ответил, она продолжила:

— Соланж хочет тебя видеть.

— Неужели?

— Не будь таким! — резким тоном произнесла Кэтрин. — Она ждала этого дня несколько недель. Меньшее, что ты можешь сделать, — это попросить ее постоять рядом с тобой.

— Эта мысль приходила мне в голову, но я не вижу Соланж ни на паркете, ни у стены.

— Верно. Но я полагаю, что ради тебя она покинет свое укрытие. За фойе есть гостиная. Если подождешь там, я отправлю ее к тебе.

— А вместе с ней наверняка старуху компаньонку, — скривившись, прокомментировал он. — Отлично.

Но только Кэтрин собралась уходить, он прикоснулся к ее руке.

— Вначале я должен кое-что тебе сказать.

— Да?

— Послезавтра я уезжаю.

— Возвращаешься в город?

Он утвердительно кивнул.

— Любому гостеприимству любящих родственников есть предел, так же как и моим денежным источникам.

— Ты отбросил идею жениться на Соланж?

— Бравада, дорогая, ничего более. Ты не хуже меня знаешь, что наш Раф скорее увидит меня мертвым. Кроме того, у нее нет ни цента.

— Огромный недостаток, — серьезным тоном сказала она.

— Нужно принимать его во внимание, — согласился он, — когда не можешь получить то, чего желаешь на самом деле.

Кэтрин молчала.

— Ну что ж, я пришлю к тебе Соланж.

— Сделай это, — сказал он с легкой улыбкой, — но я предоставляю тебе возможность сказать ей, что я уезжаю.

— Как ты добр, — насмешливо бросила она и удалилась.

После возвращения Рафаэль сразу пригласил ее на новый танец, привезенный сюда из Австрии через Францию, — вальс. Он считался довольно вульгарным, не подходящим для юных девушек, но приемлемым для мужей и жен. Кэтрин училась танцевать вальс дома и здесь могла впервые продемонстрировать свое умение на публике. Это было новое ощущение — находиться в руках мужчины, так близко к его телу, на виду у всех. Они с мужем не разговаривали. Подстраиваясь под его шаги и повинуясь направлению, задаваемому его сильными руками на ее талии, Кэтрин теряла нить мысли. Только когда музыка стихла, она осознала, что забыла попросить Маркуса проверить тайные делишки мадам Тиби. Однако у нее не было возможности исправить эту оплошность: остаток вечера она провела рядом с мужем.

Глава 15


Во время поездки домой Рафаэль скакал возле дверцы экипажа, держа руку на эфесе шпаги. Им необязательно было ехать через болото ночью. Фанни просила их остаться, и Кэтрин предпочла бы так и поступить, но Рафаэль настоял.

Впрочем, она вынуждена была признать, что остаться было бы не лучшим решением. Несколько гостей и так уже решили ночевать у Бартонов, и Фанни считала их на пальцах. Кэтрин подозревала, что Рафаэль отказался из-за перспективы провести остаток ночи в комнате, где храпели другие мужчины, если только это не было ради Соланж. Девушке не стало лучше. Сама мысль о том, чтобы задержаться там, вызвала у нее истерику.

Фонари почти не требовались. Светила полная луна, превращая свисающий с деревьев испанский мох в серебряное и золотое оперение. В свете месяца Рафаэль выглядел как какой-то мифический всадник, вылитый из металла, приговоренный вечно скакать верхом в ночи. В этой залитой лунным светом тишине все замерло. Ветер не колыхал ветви деревьев, тени под ними были темными и неподвижными. Ни одно из бродящих по ночам животных не перебежало им дорогу. Подавленный тишиной кучер вел лошадей без окриков, только экипаж неестественно громко тарахтел.

Внутри чувствовался запах пыли и примятой колесами травы, а также что-то еще — кисло-сладкий аромат жимолости, терпкий и тошнотворный, как на кладбищенской ограде.

Затем послышался крик совы, долгий, словно потусторонний. Кэтрин ощутила, как напряжение понемногу спадает, но Соланж вдруг села прямо, и ее округлившиеся глаза блеснули в темноте.

— Сова. Ночной крик совы означает смерть до наступления утра.

Мадам Тиби сидела, как истукан, глядя в проем между занавесками, словно она этого не слышала.

— Не глупи, — бодро сказала Кэтрин. — Совы — ночные птицы. Когда еще их можно услышать?

— Я всю жизнь знала об этой примете.

— Суеверие, ничего более.

— Суеверия откуда-то берутся. Ночные создания знают тайны, неизвестные дневным. Они чувствуют приближение смерти.

Кэтрин постаралась произнести следующие слова как можно тише и спокойнее:

— Не расстраивайся, Соланж. Мы скоро будем дома.

Девушка взглянула на нее, затем медленно улеглась. Кэтрин не могла расслабиться, пока не увидела очертания Альгамбры и блеск реки перед ней.

Когда кучер остановился, Али спрыгнул вниз, опустил ступеньку и открыл дверь. Первой вышла мадам Тиби. Она подождала, пока сойдет Соланж, затем начала подниматься по лестнице.

Рафаэль спешился и привязал поводья к экипажу. Он остановился на секунду, чтобы поручить кучеру позаботиться о его лошади, и двинулся следом за Кэтрин и Али.

В доме было темно, но Кэтрин ничего другого и не ожидала при такой неорганизованности слуг. Еще накануне она на всякий случай оставила на столе в коридоре свечи и коробку трута и едва открыла рот, чтобы позвать с лестницы мадам Тиби и сказать ей об этом, как входная дверь резко распахнулась. Сверкнула огромная оранжевая вспышка, раздался оглушительный хлопок — и компаньонку отбросило назад, на Соланж, после чего они вместе скатились по ступенькам.

«Пистолет», — остановившись, вне себя от изумления подумала Кэтрин. Затем крепкие руки потянули ее вниз.

— Останься здесь, — шепнул Рафаэль, но его слова растворились в воздухе, потому что Али рядом заряжал охотничье ружье.

Она стояла одна, пока двое мужчин взбегали вверх по лестнице и Рафаэль на ходу вынимал из ножен шпагу.

Ночь наполнилась страшными криками, коричневые фигуры стояли рядом с белыми, подоспевшими из дома. Вооруженные палками и топорами, тяпками и граблями, они образовали кольцо вокруг Рафаэля на расстоянии его шпаги. Выпад, возглас — и кто-то упал, а лезвие окрасилось в красный цвет. Рука раба с тяпкой была отрублена у кисти, и Рафаэль пронзил его шпагой, когда тот перестал сжимать обрубок. Откуда ни возьмись появился Али, держа в руке нож с выгнутым в виде полумесяца лезвием. Он бросил свое бесполезное тяжелое ружье. В воздухе ощущался запах крови. Страшный крик ужаса раздался и стих, когда Али своим жутким ножом убил нападавшего.

Этот крик прекратил наступление. Двое стоявших в стороне мужчин спрыгнули с высокого крыльца. Еще один с широко раскрытыми глазами сбежал вниз по лестнице мимо Кэтрин так, словно не видел ее. Друг за другом дерущиеся отступали, из полудюжины ран текла кровь, оставляя скользкий след, по которому Рафаэль и Али безжалостно преследовали их, переступая через тела убитых.

Неожиданно все закончилось. На другом конце лестницы произошла дикая схватка. Кэтрин на секунду показалось, что Рафаэль хотел бежать туда, но потом он опустил острие шпаги и повернул в сторону.

Медленно поднявшись на ноги, Кэтрин бросила взгляд на растянувшуюся на лестнице мадам Тиби. В ее груди зияла огромная дыра с уже запекшейся кровью, глаза с застывшим удивленным выражением были широко открыты и смотрели в пустоту. Под ней лежала Соланж, ее грудь поднималась и опускалась, но глаза были закрыты: к счастью, она потеряла сознание.

Кэтрин посмотрела вверх, чтобы сообщить об этом Рафаэлю, но тут ее внимание привлекло движение у открытой двери. Блеснуло занесенное лезвие ножа, и какая-то фигура набросилась на ее мужа.

— Рафаэль! Сзади! — крикнула Кэтрин.

Направляясь бегом к ней и Соланж, он перебросил шпагу в левую руку. В этот миг Али стремительно повернулся и подставил под нож предплечье, одновременно поднимая свой собственный нож и взмахивая им.

Вдруг он замер. Нападавшая, потеряв равновесие, запутавшись во множестве юбок, тяжело упала на залитый кровью пол галереи. Кэтрин, не в силах здраво мыслить, бросилась вверх по лестнице и протянула руку, чтобы задержать удар Рафаэля.

— Индия, — выдохнула она, не сводя взгляда с разъяренных, безумных черных глаз женщины, вырывающейся из рук Али. — Ох, Индия…

Кэтрин вскочила, когда в кабинет вошел Рафаэль. Его лицо при виде ее напряглось, затем он плотно закрыл за собой дверь и прошел в комнату.

— Ты что-то хотела, chérie? — любезно спросил он, бросая на стол лошадиный кнут и садясь.

Когда она заговорила, ее голос был тверд.

— Я только что спускалась к хижинам.

— Понимаю.

— Не сомневаюсь в этом. Они устанавливали колы, четыре кола, и делали углубление…

— Кэтрин…

— Углубление для живота Индии, Рафаэль. И четыре кола, чтобы привязать ее руки и ноги.

— Она должна быть наказана. А в таком положении ей будет нанесено меньше вреда.

— Ты убьешь ее! Это бесчеловечно! Даже если она выдержит порку, то не переживет унижения! Привязывать женщину, находящуюся на последних месяцах беременности, и бить ее — я не могу это стерпеть. Я не стану это терпеть! — Ее тело задрожало от такого сильного отвращения, что она отвернулась, обхватив себя покрытыми мурашками руками.

— Кэтрин, послушай меня, — сказал Рафаэль, подойдя к ней и остановившись у нее за спиной. — Индия — мятежница. Она позвала этих людей — мужчин, с которыми она общалась в лесу. Она помогла им достать оружие и впустила в дом, чтобы они нас убили. У любого другого хозяина в наказание за подобное преступление ее бы забили до смерти, после чего отрезали бы голову и повесили на столб как предупреждение. И никого не волновал бы ребенок, которого она носит. По сравнению с этим пятьдесят ударов плетью — двадцать пять сегодня и двадцать пять через неделю — гораздо гуманнее.