— Мадам! Сюда, мадам!

— Индия! — воскликнула Кэтрин. Только после того, как спало физическое напряжение, она поняла, какой кошмар испытала. — Индия, ты кого-нибудь видела? Мужчину, убежавшего на болото?

— Нет, мадам, — с невозмутимым видом ответила девушка без тени любопытства на лице. — Я только видела человека, который передал мне, что домой возвращается хозяин. Мы должны поторопиться, если хотим добраться раньше него.

Был ли это один и тот же мужчина? Даже если так, Кэтрин это не понравилось. Сколько еще человек были вовлечены в этот затеянный Соланж обман? Чем больше людей знало об этом, тем меньшая вероятность, что обман будет продолжаться.

Но последствий не было. Здоровье Соланж почти не поправилось. Она страдала от постоянной mal de tête[85] и усталости, поэтому редко выходила из комнаты. Когда она появлялась за обедом или ужином, ее настроение резко менялось от слез до смеха, граничащего с истерикой. Она переживала из-за своих недостатков. С ней стало трудно разговаривать, потому что ее постоянно нужно было успокаивать. Любую фразу следовало произносить осмотрительно, поскольку вполне невинные слова могли стать «палкой о двух концах» и девушка могла использовать их как против себя, так и против того, кто их произнес. Сложно было сказать, насколько Маркус был виновен в смене ее настроения; Соланж чувствовала неуверенность в себе, а значит, и в нем. Возможно, она все-таки догадывалась о его неискренности по отношению к ней, однако Кэтрин склонна была считать, что именно мадам Тиби пошатнула самооценку девушки.

Компаньонка с суровым лицом не отходила от Соланж, кружила возле нее, как какая-то терпеливая хищная птица, что-то нашептывая ей, наблюдая за всеми круглыми глазами без ресниц. Дни становились теплее, и теперь все жили по летнему распорядку: рано вставали, чтобы насладиться прохладой утра, и спали после полудня.

В день вечеринки у Фанни Кэтрин ушла в свою комнату сразу после ленча. Ее атласное бальное платье рыжевато-золотого оттенка с коротким коричневым вельветовым жилетом без рукавов и туфлями такого же цвета, а также шкатулка с драгоценностями были упакованы в картонную коробку. Поскольку они приедут рано, она решила переодеться в Кипарисовой Роще. Однако прическу следовало сделать заранее. Индия попросила позволить ей не ехать с ними в старом экипаже, оставленном Фицджеральдами. Кэтрин не могла винить ее за это. Она сама предпочла бы отправиться верхом, но Соланж бы этого не выдержала, а мадам Тиби и вовсе не умела.

Кэтрин не хотела ни заставлять Рафаэля ждать, ни присутствовать при процессе его купания и одевания. Только она собралась звать Индию, чтобы та сделала ей прическу, как в дверь постучали и вошла служанка.

Ее лицо с высокими скулами выражало необычайное оживление. Базальтовые глаза сверкали гневом, а тонкие пальцы сжимали фартук.

Прежде чем Кэтрин успела что-либо сказать, она закричала низким скрипучим голосом:

Maîtresse, вы должны что-то сделать с этой женщиной!

— Мадам Тиби?

— Да, с ней, с этой злой тварью, с этой дьяволицей!

— Успокойся, Индия, и расскажи мне, что она сделала.

— Она украла у рабов то немногое, что у них есть! Я годами наблюдала, как она обворовывала этот дом и продавала продукты, выделенные для всех. Какое мне было дело до хозяйского имущества? У нас имелись собственные свиньи, цыплята, небольшой урожай с плодородной земли и ягоды из леса. Но теперь эта тварь раздает людям сшитую для них одежду, а взамен в качестве оплаты требует свиней, цыплят и овощи. Если ей чего-то не дадут, она угрожает напустить тихую смерть, как жрица вуду. Уже трое стариков, которым нечего дать, легли на свои соломенные тюфяки в ожидании смерти.

— Это ложь.

Возражение раздалось со стороны порога. Мадам Тиби тихо вошла в комнату, за ее спиной стояла, уперев руки в боки, Соланж. У нее было серьезное выражение лица, но без признаков сильной тревоги.

— Это не ложь. Мне все это известно, — гордо произнесла Индия.

— Зачем? Скажи, зачем мне это делать?

Кэтрин не ожидала от компаньонки оправданий, но ее вопрос был правомерным. Она не стала вмешиваться.

— Из-за денег — денег для вашего любовника, того зверя надсмотрщика, уволенного месье Рафом. Вы думали, что он, уезжая, возьмет вас с собой. Вместо этого он бежал ночью, как вор, кем он и являлся, со всем вашим общим имуществом.

— Это нелепо, — бросила мадам Тиби, и ее лицо залилось краской, хотя Кэтрин не могла сказать, от злости или замешательства. — Хватит! Я не позволю больше порочить мое доброе имя. Есть только твое слово…

— Да, потому что другие слишком боятся и слово сказать наперекор.

— Рабы. Всего лишь рабы. Кто их послушает, даже если бы это было правдой, — хотя я все отрицаю?

Она была права. Ни один суд не примет во внимание показания раба. До суда даже никогда не доходило. Повернувшись к Индии, Кэтрин спросила:

— У тебя есть какие-нибудь доказательства, хоть что-то?

— Откуда, мадам? Эта умная. Станет ли она притрагиваться к свинье? Нет. Рабы должны доставить свое имущество тому негодяю ночью, на лодке, привязанной к берегу реки внизу. Все это переправляется — так же, как и украденные из дома ценности, — нечистому на руку купцу, который их распродает. Они так даже одного раба продали (а может, и не одного), а потом сказали, что он сбежал. Рабы приносят больше денег, куда больше, чем цыплята или серебряные подсвечники. Я не знаю, как зовут того торговца или того лодочника. Многих не волнует, с чем они имеют дело. Они как крысы на кухне, исчезающие при первом луче света.

— Это возмутительно. Я давно поняла, мадам Наварро, что вы меня невзлюбили. Однако то, что вы серьезно воспринимаете слова рабыни, выдвигающей против меня эти подлые обвинения, просто немыслимо!

— Меня не интересуют личности, мадам Тиби, — только справедливость, — ответила Кэтрин.

Молчавшая до этого Соланж сделала шаг вперед.

— Кажется, ты прекрасно разбираешься в этих делах, Индия. Откуда тебе все это известно?

На лице индейской девушки заиграла холодная улыбка.

— Известно, потому что на Сан-Доминго было то же самое. На острове эта женщина любила строить из себя нетитулованную дворянку, ее действительно так воспитала няня, которая практиковала ужасную магию джу-джу и научила этому ее. Одни говорят, что отец мадам пропил свое здоровье и удачу, другие — что женщина-вуду отомстила за какое-то неуважение. Он умер, не оставив ничего. Мадам была вынуждена выйти замуж за торговца, который, как и мужчина в Новом Орлеане, не переживал, что продавал.

— Мадам Тиби, это правда? — спросила Соланж, широко раскрыв глаза.

— Конечно нет. Полная ерунда, выдуманная с целью опорочить меня.

Однако в Новом Орлеане компаньонка не пыталась найти своего беглого приятеля.

— В таком случае, полагаю, это зашло слишком далеко, — сказала Соланж, поднимаясь. — Слова этой персоны против слов мадам Ти.

— К сожалению, это правда, — вынуждена была согласиться Кэтрин.

— Да, — произнесла мадам Тиби, и на ее губах появилась жестокая улыбка. — К тому же эти обвинения сыплются из уст дочери повстанца и убийцы, не так ли?

— Мой отец никого не убивал! — выкрикнула Индия.

— Нет? И он также не принимал участия в мятеже на Сан-Доминго, да? В том-то и дело, что принимал, потому и был продан в Луизиану вместе со своей семьей, когда он и его последователи были схвачены на холмах. А еще он помогал убийце отца месье Рафаэля — именно поэтому месье Рафаэль убил его!

В комнате воцарилась тишина. Индия сделала резкое движение вперед.

— Мой отец никого не убивал! — прошипела она. — Он бежал, да, потому что больше не мог терпеть такого отношения к себе. Но он никогда не убил бы человека. Он сам был убит — вашим месье Рафом — за то, что находился в компании убийц!

— Ну, полно тебе… — начала мадам Тиби, но Кэтрин резко взмахнула рукой.

— Хватит, — сказала она.

Во взгляде Индии читалась особенная доверительность, когда она к ней повернулась.

— Вы же не позволите этой дьяволице продолжать свои делишки?

— Мне нужно подумать, что предпринять.

— Подумать? О чем здесь думать? Ее нужно посадить в тюрьму и держать там до тех пор, пока не получится отправить ее в Новый Орлеан.

— Все не так просто. Должны быть доказательства.

— Это значит, что вы ничего не станете делать, — произнесла Индия с горечью в голосе. — Всегда так. Нам невозможно добиться справедливости. Неважно, какая жестокость, какое преступление в отношении нас было совершено — в конце концов, страдаем все равно мы.

— Это неправда, — возразила Кэтрин, подходя к девушке.

Индия отошла в сторону, и в ее вымученной улыбке таилась ненависть.

— Нет? — спросила она. — Как мало вы знаете. Я думала, мадам, что вы другая. А теперь я понимаю, что вы просто глупы.

Повернувшись, Индия выбежала за дверь, в спешке стукнувшись о косяк.

— Да уж! — произнесла Соланж.

— Позвольте похвалить вас, мадам Наварро, за ваше самообладание, — сказала мадам Тиби, но в ее голосе чувствовались железные нотки. — Пойдем, Соланж.

Кэтрин не стала их останавливать. Механически она вытащила из волос шпильки и завязала хвост. Может быть, служанка Фанни причешет ее более аккуратно. Пора ехать на вечеринку. По крайней мере, у нее есть время, чтобы решить, как поступить.

Первым ее порывом было рассказать все Рафаэлю и предоставить ему возможность принимать решение. Но что будет с Индией? Он может поверить ей и провести расследование, которое докажет вину мадам Тиби, но тогда станет известно о происхождении индианки. Рафаэль вряд ли потерпит ее рядом с собой, когда узнает об этом.

Был ли хоть какой-нибудь способ выяснить истину? Маркусу не нравилась компаньонка Соланж. Она увидит его вечером. Сможет ли он помочь ей в этом деле?

Поездка в Кипарисовую Рощу была некомфортной. Громоздкий старый экипаж качался из стороны в сторону по ухабистой дороге, а скорее борозде. Между колеями росла трава, сорняки и небольшие кустики, которые терлись о дно коляски. Рой мошкары залетел внутрь, заставив плотно закрыть кожаные занавески, что, в свою очередь, усилило духоту и запах плесени от подушек. Не отъехали они и мили от дома, как Соланж стало плохо, и она вынуждена была выбежать в лес. После этого они продолжили путь, но в ноздри теперь бил еще и резкий запах уксуса, а в ушах звенели ее стенания. Кэтрин была рада, что Рафаэль решил ехать рядом верхом и поручил Али занять место возле кучера, чтобы следить за дичью под ногами. Так хотя бы было больше места внутри.