Это был еще не первый луч рассвета, еще даже не слабая перламутровая дымка, возвещающая о приближающемся восходе, но Рафаэль уже проснулся. Каждый нерв его тела дрожал от напряжения.

Чуть приподняв темную голову с расстеленного на земле одеяла, Рафаэль вгляделся в окружающие их тени. Костер погас, и от него осталась только зола. На скалах и холмах вокруг них он почувствовал какое-то движение, уловил слабый звук металла, царапнувшего камень, и хруст сапог по гравию.

Но как ни быстро он перевернулся, чтобы схватить ружье, лежащее рядом с одеялом, ему это не удалось.

— Alto, seсor! Не вынуждайте меня стрелять прямо сейчас. — Смертоносное дуло ружья было всего в нескольких дюймах от его лица, и казалось, что сам воздух вокруг них вдруг ощетинился блестящими стальными стволами, расположившимися полукругом.

— Рафаэль? — Сонное бормотание Аманды превратилось н испуганный вдох, когда она открыла глаза и увидела окруживших их мужчин.

— Похоже, у нас непрошеные гости. — Голос Рафаэля спокоен и холоден, а сжавшие ее руку пальцы заставили двигаться, когда она хотела потянуться к все еще спящему неподалеку Стивену.

Один из незнакомцев приблизился и стал пристально смотреть на полуприкрытую пару. Что-то в нем показалось Аманде смутно знакомым. Только когда он заговорил, она узнала его, и ее глаза расширились от ужаса.

— Вот мы и встретились снова, брат. Вижу, тебе удалось найти мою блудную жену.

— Si, Фелипе, и я собираюсь оставить ее у себя.

Нет, это не может быть Фелипе! Не сейчас, когда они так близки к тому, чтобы наконец-то покинуть Мексику, так близки к свободе, к возможности не оглядываться постоянно по сторонам.

Один из мужчин рывком поднял ее на ноги, и она порадовалась, что, замерзнув ночью, надела платье, потому что он прижал ее спиной к себе, удерживая ружьем.

— Похоже, это я получу ее сейчас, — злорадно заявил Фелипе. — Что скажешь, Рафаэль?

— Ты не смог удержать ее раньше — думаешь, получится теперь? — Рафаэль медленно откинул одеяло и встал, высокомерно глядя на брата, его львиные глаза излучали вызов. Его грудь была обнажена, гладкие мускулы перекатывались под золотистой кожей, когда он стоял, расставив ноги и небрежно засунув большие пальцы рук за пояс брюк.

Лицо Фелипе угрожающе потемнело, и он зло уставился на своего сводного брата. Вся ненависть прошедших лет пылала в его черных глазах. Ружье взметнулось вверх, деревянный приклад врезался Рафаэлю в подбородок, заставив пошатнуться и сделать шаг назад.

Быстрая реакция Рафаэля превратилась в вихрь движений, когда он повернулся на пальцах, чуть согнувшись, и левой рукой рванул ружье из рук Фелипе, в то время как кулак правой обрушился на его челюсть. Через несколько секунд он уже держал «винчестер» нацеленным в грудь Фелипе, и, когда тот сел, потирая подбородок и щурясь, первое, что он увидел, — черное дуло ружья в нескольких дюймах от лица.

— Подожди, не стреляй сейчас, Рафаэль, иначе пострадает Аманда, — мягко произнес Фелипе, и на его губах появилась холодная улыбка.

Человек, державший Аманду, ухмыльнулся и подвинул ствол ружья так, что он оказался на горле Аманды. Медленно потянул, перекрывая ей дыхание. Ее глаза расширились, но она не издала ни звука, надеясь, что Рафаэль проигнорирует угрозу и выстрелит, закончив жестокую игру Фелипе. От недостатка воздуха в легких все перед глазами Аманды поплыло, и она услышала, как Рафаэль проворчал, что сдается, затем раздался лязг брошенного ружья.

Освобожденная, Аманда рухнула на землю, хватая ртом воздух. Запрокинув голову, схватившись руками за покрытое синяками горло, она сглотнула, превозмогая боль, как в тумане слыша насмешливые слова Фелипе:

— Отвечая на твой вопрос, брат, скажу, что буду держать ее столько, сколько захочу.

Фелипе рявкнул на своих людей, отдавая приказы, и они поспешили подчиниться.

Аманде связали руки тонкими кожаными ремнями, больно врезавшимися в кожу, и посадили на торопливо оседланную лошадь. Она смотрела безумным взглядом то на Стивена, все еще лежавшего на одеяле, то на Рафаэля, которому связывали руки трое мужчин.

— Посмотрим, как быстро он поспеет за нами пешком, — сказал Фелипе, не обращая внимания на испуганный крик Аманды. — Тащите его, если не сможет идти.

— Фелипе! — Аманда крепко вцепилась в широкую луку седла и заставила лошадь двинуться вперед, пока ее не остановил один из завернутых в серапе мужчин. — Пожалуйста… por favor… отпусти нас. Ты можешь оставить себе и Буэна-Виста, и Каса-де-Леон — все! Только отпусти нас…

— Боюсь, от твоего слова ничего не зависит. Хуарес распорядится моей асиендой без твоего согласия или моего — то есть тем, что останется от нее, когда я закончу. Ну а я распоряжусь тобой. — Его черные брови изогнулись, и он подвел свою лошадь так близко, что только Аманда могла слышать его слова. Он шипел, как гремучая змея, готовая напасть. — Ты все еще моя жена, Аманда, и, как единственный переживший тебя наследник, я в любом случае получу Буэна-Виста. Так что видишь, тебе действительно нечем крыть.

Он отъехал от нее, бросив через плечо приказ взять только женщину, а ребенка оставить.

Долгое время крошечное личико Стивена было последним, что Аманда могла ясно вспомнить; он сидел, испуганно глядя, как исчезает вереница всадников, а стервятники уже выжидающе кружились в утреннем небе. Сначала она исступленно билась, пытаясь соскочить с лошади, отчаянно звала ребенка, пока Фелипе раздраженно не приказал заставить Аманду замолчать. На ее голову обрушился кулак, и все погрузилось в черноту.


Кто-то кричал. Низкий стон не прекращался, как будто человек мучился от боли. Кто это? — словно в тумане подумала Аманда, с трудом выбираясь из медленно отступающей тьмы. У нее перехватило дыхание, когда она поняла, что это ее стоны. Слезы все еще катились по щекам, и она давилась всхлипами, вспоминая своего ребенка. Стивен брошен в холмах умирать… Боже, как она хотела убить Фелипе! Ярость постепенно вытесняла горе, каким-то образом придавая ей сил.

— Успокойся, querida.

Аманда вздрогнула от удивления, потом медленно повернула голову и в сумрачном свете шипящей лампы, подвешенной на ветке дерева, увидела Рафаэля, вернее только его тень.

— Где мы? — Она облизала потрескавшиеся пересохшие губы и зажмурилась от внезапного приступа боли, когда попыталась резко повернуть голову. Потом, не дожидаясь ответа, решительно добавила: — Я убью этого ублюдка!

— Нет, Аманда, предоставь это мне, — ответил он так тихо, что ей пришлось напрячь слух, чтобы услышать эти холодные жестокие слова. — Я убью Фелипе, как мне давным-давно следовало сделать, прежде чем он смог повредить стольким невинным людям. — Помолчав, Рафаэль продолжил: — Мы недалеко от Каса-де-Леон. Думаю, Фелипе планирует убить нас там, но я собираюсь изменить его планы.

— Мой ребенок, Рафаэль, — всхлипывая, прошептала Аманда, — он убил моего ребенка…

— Я знаю, любимая, знаю. Это был и мой ребенок тоже, и Фелипе заплатит… Он заплатит за все.

Следующие два дня стали кошмаром для Аманды, ее острая, разрывающая душу скорбь по Стивену сначала уступила место какому-то смиренному оцепенению, а потом превратилась в мрачную решимость. Она выживет и проживет достаточно долго, чтобы увидеть, как Фелипе умрет за то, что убил ее ребенка.

Они долго скакали, погоняя взмыленных лошадей по каменистым тропинкам, служащим вместо дорог, пока Аманде не стало казаться, что она никогда больше не коснется ногами земли. Удивительно, но Рафаэль как-то держался; иногда он падал и его волокли, но ему все же удавалось снова подняться и продолжать двигаться. Сила и мрачная решимость Рафаэля приводили Фелипе в ярость, — он хотел увидеть брата сломленным.

— Ты еще будешь молить о пощаде, — сказал он однажды, подойдя к костру, когда они остановились на ночлег.

Рафаэль поднял свою темную голову, янтарные глаза сузились от ненависти.

— Тебе не удастся сломить меня, Фелипе, и ты всегда это знал, — ответил он коротко, потому что язык его распух от жажды, губы высохли и потрескались.

— Нет? — Руки Фелипе стиснули чашку, которую держал, губы поджались. — Ты никогда не сдавался, никогда не отклонялся от своей цели, а, Рафаэль?

— А зачем? Человек делает то, что считает правильным, а не то; чего от него хотят другие. — Рафаэль чуть повернул голову. Аманда, точно так же связанная, сидела вплотную к стволу мескитового дерева; ее лицо выглядело мертвенно-бледным в сумерках.

Проклятие, он чувствовал себя таким беспомощным; на теле не осталось живого места. Когда его тащили за лошадью, солнце в небе казалось ему раскаленным огненным шаром, жгущим глаза и покрывающим ожогами лицо, плечи и руки. Острые камни рвали его босые ноги и врезались в колени, когда он падал, а кровоточащие раны привлекали тучи жужжащих насекомых.

Но боль и неудобства ничто в сравнении с пламенем ненависти, которую он чувствовал к брату; они словно исчезали рядом с его пылающей жаждой мщения. Рафаэль собирался убить Фелипе, даже если это будет стоить ему собственной жизни, но он не мог рисковать Амандой. Черт, ситуация просто невыносима! Ему едва удавалось сосредоточиться и обратить внимание на Фелипе, когда тот пнул его носком начищенного сапога. Только Фелипе стал бы полировать до блеска свои высокие сапоги, путешествуя по этой ужасающей стране за много миль от ближайшей деревни, подумал Рафаэль, криво усмехнувшись.

— А ты сломаешься, — вкрадчиво спросил Фелипе, — если жизнь твоей женщины будет в опасности, Рафаэль? — Холодная улыбка скривила его губы.

Несмотря на жару, холодок пробежал по спине Рафаэля. Он ожидал этого с тех пор, как Фелипе захватил их, и все еще не знал, что делать. Но он должен ответить.

— Ну так как? — произнес Фелипе, делая знак одному из своих людей схватить Аманду.

Она подавила крик, когда ее, рванув за волосы, подняли на ноги; вызов и ненависть сверкали в сапфировых глазах, блестящих от слез и боли.