— Никогда не видела ничего столь прекрасного, — пробормотала Аманда, и тут же Алехандро Торрес дерзко наклонился к ней:

— Ничто в Мексике не может сравниться с вашей красотой.

— Право же, капитан, вы преувеличиваете! — Почему-то его постоянные комплименты начинали действовать ей на нервы, и Аманда почувствовала раздражение. Ее веер захлопнулся со щелчком, потом снова раскрылся. Молодой капитан много миль скакал рядом с каретой, болтая и добродушно подтрунивая над Амандой и Агнес, и был в высшей степени очарователен. Что же с ней такое? Почему она не может расслабиться и наслаждаться путешествием?

Даже когда они достигли маленького домика Максимилиана неподалеку от Орисабы, Аманда не смогла победить постоянное беспокойство. Она ходила взад-вперед по узорчатому каменному полу своей спальни, то решая пойти навестить Стивена в соседней комнате, то меняя решение. Нет, она поедет покататься. Верхом — нет, в карете по извилистым дорожкам вдоль границ имения. Наконец она решила пойти поискать Агнес.

— Заведи любовника, — прямо ответила Агнес, когда Аманда бросилась в кресло, отчаянно причитая.

— Весь мир сошел сума! Мой муж хочет убить меня и моего ребенка, а ты предлагаешь завести любовника. — Аманда закрыла лицо руками, потом взглянула сквозь пальцы на Агнес. — Поверь, если бы я считала, что это поможет, я бы завела.

Агнес рассмеялась своим легким, похожим на перезвон серебряных колокольчиков смехом и нежно похлопала Аманду по колену.

— Красивый капитан Торрес всегда готов угодить тебе, petite. А за ним стоит целая очередь других.

— Но для меня это не ответ. Не сейчас. Сейчас я могу думать только об одном человеке.

— Это пройдет, — пророческим тоном заявила Агнес и озорно подмигнула, когда Аманда раздраженно спросила, есть ли у нее совесть. — Разумеется, но только в нужное время, — радостно ответила она. — О, я обожаю Феликса и знаю, как он любит меня, но мы не настолько глупы, чтобы считать, будто другие люди не могут заинтересовать нас.

— Мария надрала бы мне уши, если бы думала, что я могу хотя бы допустить такую мысль, — заметила Аманда и рассказала Агнес о маленькой полной мексиканке, а потом поведала ей и о Джеймсе Камероне и причине, по которой она вышла за Фелипе. Закончила она свое повествование встречей с Эль Леоном в горах над Монтерреем. — Остальное, я думаю, ты знаешь, — устало сказала она, чувствуя себя совершенно измотанной и опустошенной, хотя в каком-то роде ей стало лучше.

— Такого я и представить себе не могла, — наконец произнесла Агнес. — Бедное дитя. Неудивительно, что ты так ненавидишь своего мужа. И нет никакой надежды, что он согласится на аннуляцию?

— Что хорошего это принесет мне сейчас, когда Рафаэль забыл меня? — с горечью ответила Аманда.

— Возможно, он просто не смог тебя найти, — предположила Агнес, — или был слишком занят войной на севере…

— Или слишком безразличен, чтобы хотя бы прислать весточку? — парировала Аманда. — Нет, я больше не стану искать для него оправданий, Агнес. Их нет.


Будь она проклята — приземлилась на ноги, точно кошка, думал Рафаэль, сминая в кулаке письмо от Пабло Ортеги. Он попытался понять, почему это так его возмущает. Ему следовало сохранять безразличие или даже радоваться, что принцесса дю Сальм взяла Аманду под свое крыло, но почему-то он не мог. Сообщения о веселых вечеринках и роскошной жизни при блестящем, но обреченном дворе были не совсем тем, что он хотел бы услышать. А когда он узнал, что Аманда даже танцевала для развлечения Максимилиана, ему вспомнилась давнишняя фиеста в городишке Лос-Аламос. Как чувственно Аманда танцевала тогда!

Думает ли она о нем, интересно ли ей, жив он или нет? К черту ее, она наверняка уже все забыла, грациозно и непринужденно танцуя для императора и его свиты.

— Нет, Аманда никогда не упоминала вас, — сообщал один из его шпионов при дворе, и Рафаэль непонятно почему разозлился. Неужели беспокоится только он? Неужели она совершенно стерла его из памяти?

— Будьте справедливы, — спокойно возразил Рамон. — Чего вы ожидали от нее, Эль Леон? Она осталась одна с доном Фелипе, и ей пришлось выживать. Вы же не верите во все, что он наговорил?

Конечно, нет, но в рассказе Фелипе было слишком много моментов, чтобы его хотя бы частично не признать правдой. Все попытки Рафаэля связаться с Хорхе закончились неудачей. Фелипе держал Каса-де-Леон в железных руках, и никто не осмеливался вызвать на себя его гнев.

И немудрено. Страну охватило безумие, в деревнях устраивали резню партизаны с обеих сторон, и каждый боялся каждого. Вдруг их заподозрят в помощи французам? Или хуаристам? В эти дни тяжело груженные повозки и экипажи в окружении беженцев стали обычным зрелищем на дорогах, люди убегали и от тех, и от других.

А в ноябре император решил вернуться из Орисабы в Мехико, один Бог знает, по какой причине, и собирался сражаться за страну, которая, как он верил, нуждается в нем.

Бедный глупый человек, размышлял Рафаэль, нахлобучивая поглубже шляпу, чтобы защитить лицо от потоков хлещущего дождя. Максимилиану не следовало слушать безумных советов своих генералов, которых волновало только то, что случится с их жирными шеями, если хуаристы победят. В конце концов это будет стоить ему жизни.

И вот теперь он в армии Порфирио Диаса воюет на юге Мексики. Оахака, последний оплот французов на юге, сдалась почти без единого выстрела. Шестьсот австрийцев, пытавшихся сдержать натиск врага, были изрублены на куски, и хуаристы безжалостным приливом покатились к победе. Был ноябрь, и только Мехико, Пуэбла, Сан-Луис-Потоси, Керетаро и Веракрус еще оставались в руках императора. Повсюду циркулировали сообщения о том, что маршал Базен активно ищет заступничества Соединенных Штатов, чтобы обеспечить безопасность этнических французов после его отъезда, и говорили, что Вашингтон посылает миссию в Веракрус вести переговоры с Хуаресом.

К декабрю Эль Леон снова оказался во главе своего собственного отряда и отделился от армии Диаса. Повстанцам был дан приказ не нападать на французов, а просто оккупировать оставленные ими города и деревни. Теперь мелкие перестрелки возникали только тогда, когда слишком горячие хуаристы пытались захватить город до того, как из него ушли французы.

В конце концов двенадцатого декабря Максимилиан в сопровождении своего верного друга Бласио покинул Орисабу и направился в Мехико. Он провел неделю в Пуэбле из-за очередного приступа лихорадки, часто мучившей его, и добрался до столицы только к шестому января.


В то время как Эль Леон вел свой отряд на северо-запад к Сан-Луису, Аманда подъезжала к Мехико, совсем чуть-чуть разминувшись в Орисабе с посланцем Рамона.

— Никто из богатых землевладельцев не хочет рисковать, оставляя у себя бедняжку Макса, — мрачно сообщила Агнес, — и он живет в скромной асиенде, принадлежащей какому-то швейцарскому торговцу! — Потирая пальцы над потрескивающим в очаге огнем, она бросила взгляд на Аманду, которая растянулась на подушках дивана, держа на руках сына.

— Знаю. Алехандро сказал мне. — Аманда откинула назад упавшую на лоб прядь волос. Торрес стал теперь почти постоянным посетителем, преследующим ее с решимостью настолько же пугающей, насколько и приятной. Он настоял на том, чтобы самому сопроводить их карету из Орисабы, и Аманде пришлось признать, что это сделало поездку гораздо более приятной. Хотя во всех его словах и жестах постоянно чувствовался скрытый намек, Торрес еще не пытался ничего требовать от нее, проявляя необыкновенное терпение.

— А ты — что ты чувствуешь к нему? — спросила Агнес со смехом.

Аманда пожала плечами.

— Что я чувствую, не имеет никакого значения, ведь так? Я все еще замужем за Фелипе.

— Ах, думаю, ты используешь его как щит, дорогая моя. Если бы ты не была замужем за Фелипе, думаю, ты бы все равно не подпускала к себе этого красавца кавалера. Ты все еще ждешь своего bandido.

— Я хочу домой, Агнес, — выпалила Аманда, испугав и свою подругу и себя. — Не в Каса-де-Леон, а в Техас, назад в Буэна-Виста.

— И что там тебе ждет? Твой дядя? — Агнес саркастически фыркнула. — Тебе лучше в Мексике, с друзьями, которые всегда помогут.

— Нет. Я хочу домой. — Аманда была непреклонна. — В Веракрусе много кораблей, на которых отправляются домой американские бизнесмены и послы. Я хочу оказаться среди них.

Ничто не могло удержать Аманду. Она настаивала на скорейшем отъезде из Мексики. Но листы ожидания для покупки билетов на пароход или пакетбот были бесконечно длинны, потому что все наперебой старались спастись от последствий падения империи Максимилиана.

Куэрнавака, рай императора, была захвачена и разграблена, а очаровательные сады Ла-Борда-Куинтос уничтожены. Полковник Ламадрид набрал полк добровольцев, чтобы выбить хуаристов, и ему это удалось, но он попал в засаду и был убит.

Смерть Ламадрида стала личным горем для Максимилиана, но его затмил всеобщий крах. Генерал хуаристов Эскобедо победоносно продвигался по северу, а командующий на юге и юго-востоке Порфирио Диас приближался к Пуэбле. Даже неизменно терпеливый Хуарес перенес свою штаб-квартиру из Чиуауа в Сакатекас, и Соединенные Штаты настаивали на скорейшей эвакуации из Мексики всех иностранных войск.

В девять часов утра пятого февраля 1867 года французская армия прошла маршем по Аламеда, по Калле-де-Сан-Франсиско, вдоль Платерос и по Сокало, мимо императорского дворца, в котором все двери и окна были закрыты и забаррикадированы. За ставнями окон, выходящих на Калле-де-Монеда, Максимилиан, завернувшись в серый плащ, соответствующий его настроению, смотрел, как остатки французской армии движутся к морю, чтобы отплыть в Европу.

Восемь дней спустя, узнав об ужасной резне в Сан-Хасинто, где Эскобедо искромсал на куски имперские войска, возглавляемые Мирамоном, Максимилиан оставил столицу и отправился в Керетаро, а Аманда уехала в Веракрус.

— Вы совершаете глупость, — настаивал Алехандро, подавая Аманде чистый носовой платок, чтобы вытереть слезы. Это прощание было грустным для Агнес, и она высморкала свой покрасневший нос и вытерла мокрые щеки.