Чем дальше горы отходили к горизонту и заменялись другими горами, тем больше Рафаэль становился похожим на мальчишку, которого когда-то знала Аманда, — озорного и нежного, то дразнящего ее, то вдруг, когда они останавливались на отдых, обнимающего так, что у нее трещали ребра.

«Грубиян!» — смеялась Аманда, наслаждаясь его обществом.

И если дни казались ей хорошими, то ночи даже еще лучшими. Они стелили одеяла рядом с огнем и лежали, глядя на звездный полог над головой. Часто им казалось, что они единственные люди во Вселенной, и Аманда обнаружила, что всем сердцем хочет, чтобы они никогда не добрались до Техаса. В ее маленьком мире ей не нужен был никто, кроме Рафаэля.

Рафаэль чувствовал то же самое. Dios, какими восхитительными были эти дни! Как он наслаждался ее беззаботным смехом и приятным характером! Даже сознавая постоянную опасность, которую Аманда, похоже, решила игнорировать, Рафаэль замечал за собой, что больше смотрит на нее, чем на дорогу впереди. Вопреки своим насмешливым словам он восхищался непринужденной грацией, с которой она скакала на лошади, и неосознанной элегантностью, которой блистала даже в обычных повседневных хлопотах.

Украдкой поглядывая на Аманду, Рафаэль пытался понять, когда же его снисходительность и желание защитить ее превратились в гораздо более сильные чувства. Розовое сияние походного костра играло на ее лице, то высвечивая, то скрывая в тени слегка вздернутый носик и округлую щеку. Темный веер ресниц чуть опустился, а глаза, обычно синие, как утреннее небо, постепенно потемнели от эмоций, когда Аманда внимательно посмотрела на него. Ее губы приоткрылись, а рука, которой она подпирала голову, лежа на боку на расстеленных шерстяных одеялах, беспокойно поправила упавшую на глаза прядь волос.

Никто из них ничего не говорил; оба заблудились в тумане смутных мыслей, общих воспоминаний об их первой ночи, проведенной в ее постели. Для Аманды это была волшебная ночь, которую она никогда не забудет, а все последовавшие события как будто растворились в прошлом. Какие бы ни имелись у него причины, она не хотела вспоминать то утро, а только нежную страсть, подаренную ей в ту золотую ночь.

Лежа на своем одеяле и глядя на нее, Рафаэль протянул руку и нежно провел пальцем по ее губам. Аманда затрепетала и прерывисто вдохнула, ее глаза ни на мгновение не отрывались от его лица. Когда его рука двинулась дальше по подбородку и шее вниз, к скрытой в тени складочке между грудями, длинные ресницы ее опустились. Она, казалось, ждала, ждала, затаив дыхание и дрожа, пока его пальцы скользили по кремовой коже под краем ее корсажа.

Рафаэль наклонился вперед и ртом продолжил путь, по которому прошла его рука. Она была нежной, такой нежной, и пахла чистотой и свежестью после недавнего купания в небольшом ручье. А еще она была такой милой, такой теплой и так жаждала его, страстная и податливая. Она хотела его так же, как он хотел ее, и когда его рот поймал тугую вершину ее груди, он услышал бархатное мурлыканье.

Недалеко от них потрескивал огонь; сияющие искры взмывали к усыпанным звездами небесам, а прохладный ночной ветерок шептал что-то в кронах тополей над их головами. Полная луна виднелась сквозь темное кружево веток, одобрительно улыбаясь и лаская их тела серебряным сиянием.

Руки Рафаэля — мужские руки, как во сне подумала Аманда, твердые и сильные — нежно скользили по ее телу, касаясь, дразня, привлекая ее ближе к его мускулистому телу, так что она почувствовала себя частью его. Как удавалось ей когда-то существовать без этого мужчины, едва успела подумать она, и тут же его губы унесли ее в другие сферы, где бурная волна желания погасила все ясные мысли. В мире не осталось ничего, кроме Рафаэля. Рафаэль с его стройным телом, с этим чувственным ртом, уносившим ее к неизведанным высотам наслаждения, Рафаэль провел ее вместе с собой по дороге страсти.

Их небрежно брошенная одежда лежала рядом с одеялами, они забыли о ней, наслаждаясь ощущением обнаженной кожи друг друга. Его бронзовая кожа, темная от загара, резко контрастировала с гораздо более светлым телом Аманды. Она унаследовала светлую кожу от отца, а не смуглую от матери, а в слегка вьющихся темных волосах поблескивали рыжеватые пряди, говорившие о ее шотландских предках.

— Как светящийся бархат, — пробормотал Рафаэль, блуждая пальцами в тяжелой массе ее волос, — такие темные и в то же время золотые, теплые и нежные…

Аманда приподняла голову, чтобы поймать его рот своими жадными губами; ее руки обняли его за шею, играя пальцами в коротких вьющихся волосах на затылке. Боже, это так приятно, так естественно! Казалось, вся ее жизнь была только приготовлением вот к этому, и тело Аманды тянулось все ближе к нему. Бедра встретились с бедрами, полные груди прижались к широкой груди. Ее ищущие пальцы скользили по широким плечам Рафаэля и твердым буграм мускулов на его груди и животе, наслаждаясь ощущением его тела, желая, чтобы он стал еще ближе.

— Рафаэль… Рафаэль… — Она не осознавала, что произносит его имя вслух, пока он не ответил. Его голос был хриплым от страсти и приглушенным, слова запутались в густых кудрях над ее ухом.

— Si, querida, чего ты хочешь?

Но как могла она сказать ему, чего хочет, когда сама этого не знала? Она хотела… Нет, она хотела большего, чем только это, больше, чем окончание невыносимой жажды, нарастающей глубоко внутри ее. Аманда хотела знать, что она тоже нужна ему, чтобы ни случилось, что он всегда будет любить ее, стремиться к ней. Но как могла она произнести эти слова вслух?

Когда она не ответила, а только крепче обняла его, язык Рафаэля, едва касаясь, стал кружить по ее уху. Его дыхание щекотало кожу и заставляло ее трепетать. А когда она задрожала под его руками и, выгибаясь, придвинулась к нему, учащенно дыша, Рафаэль перекатился так, что она оказалась под ним, а его колени вклинились между ее бедер.

— Dios, ты восхитительная, ты самое лучшее, что есть в моей жизни!

Она хотела ответить, но слова застряли в горле, и Аманда смогла только покачать головой, когда Рафаэль толкнулся вперед.

Этот крик запутался в ветвях тополя, разносясь эхом. Снова и снова мелодия любви и страсти нежным рефреном звучала в ночи. Тело Аманды отвечало ему согласными движениями, ее ноги обвились вокруг его мускулистых бедер, она уткнулась лицом в углубление между его шеей и плечом, чтобы заглушить крики.

Боже, она парила в свободном полете, как прекрасная птица, несомая ветром страсти вверх, к все еще незнакомым высотам, а потом камнем бросалась к земле в захватывающем дух стремлении к удовлетворению. Всхлип освобождения вырвался из горла Аманды, когда дрожь наслаждения заструилась волнами по всему ее телу всепоглощающим приливом.

Она услышала, как Рафаэль тоже застонал от наслаждения, и теперь лежала, раскрасневшись, тяжело дыша, слишком слабая, чтобы пошевелиться. Они оба были покрыты жемчужинами пота, и свежий ветерок, обвевая, охлаждал их.

Рафаэль протянул руку и, набросив на Аманду край одеяла, перекатился на бок, все еще крепко обнимая ее. Она с удовольствием устроилась на сгибе его руки, удовлетворенная и переполненная счастьем. Она нужна ему! Сердце Аманды пело от радости. Это будет идеальный брак, такой же, как у ее родителей, брак до конца жизни…

Глава 10

Было уже поздно, и маленькая деревушка, через которую они проезжали, казалась безлюдной; только луна за перистыми облаками давала слабый свет. Усталые лошади вяло тащились по изрытой колеями главной дороге. Им требовались еда и хороший ночной отдых, и Рафаэль решил остаться на время в Лос-Аламосе.

Единственная гостиница выглядела убогой и запущенной — глинобитная нора, причем довольно грязная. И все же Аманде понравилась мысль о настоящей кровати вместо одеяла на земле и еде, которую не надо чистить и готовить прямо над костром.

Но когда ворчливый сонный хозяин гостиницы показал ей комнату, она чуть не передумала. Кровать — если это можно так назвать — вся состояла из прогибов и вмятин, а тонкие одеяла и белье были далеко не чистыми. На одной стене криво висело треснутое зеркало, слишком тусклое, чтобы увидеть в нем свое отражение, а под ним красовался довольно унылый комод с кособокими ящиками, торчащими под разными углами.

— Согласен, это не блестящий вариант, — заметил Рафаэль, сбрасывая седельные сумки на потертый ковер, расстеленный на полу, — но это лучше, чем мокнуть под дождем.

Словно подтверждая его слова, раздался низкий рокот грома, прерванный вспышкой молнии. В этой стране грозы перемещаются быстро, устало подумала Аманда, и уже скоро луна опять засияет сквозь рваные клочья облаков.

— Я не жалуюсь, Рафаэль, а просто устала. — Кровать протестующе застонала, когда Аманда присела на край, и она утешающим жестом похлопала по ней. — Присоединишься ко мне? — пригласила она, бросая на Рафаэля лукавый взгляд.

— Сначала я должен осмотреться и узнать, что тут происходит.

Быстро поцеловав ее и погладив по спутанным волосам, он ушел, и покосившаяся дверь тихо закрылась за ним. Аманде потребовалось немного усилий, чтобы заставить себя приготовиться ко сну, и когда она наконец рухнула на матрас, то заснула почти мгновенно.

Ее разбудили прикосновения первых ярких лучей утреннего солнца, и она, еще не совсем проснувшись, в замешательстве огляделась. Золотые солнечные лучи струились сквозь окна — такие грязные, что они казались серыми. Взгляд Аманды переместился с небрежно сброшенной одежды на мужчину, лежащего рядом с ней. Рафаэль лежал, обнаженный, около нее, его бронзовое тело беспечно раскинулось во сне, и Аманда, улыбаясь, стала разглядывать его.

Не в силах устоять, она пробежала своими тонкими пальцами по его шее и вниз, по широкой груди, к плоским квадратикам мышц на животе. От этого легкого прикосновения он пошевелился, но не проснулся. Его тело стало для нее знакомым, как ее собственное, возможно, даже более знакомым, и Аманда иногда удивлялась своей нескромности. Мария была бы в шоке, если бы узнала, но у нее не возникало даже малейшего намека на чувство вины.