— Боюсь, ты абсолютно неправильно истолковал мой вопрос. Я просто хотела предостеречь тебя от этого. Ты совершенно очарователен, Эль Леон, и я храню нежные воспоминания о нашем совместном детстве, но никогда не смогу ответить на более глубокие чувства. Не забудь, я вдова твоего брата. И хотя я признаю некоторое физическое влечение, это ничего не значит.

Его темная бровь насмешливо изогнулась, а золотые глаза, казалось, видели ее насквозь, когда Рафаэль прислонился спиной к резному столбику кровати.

— Ничего больше, chica? Рад это слышать, — резко бросил он, и Аманда поняла, что ее стрелы попали в цель. — Тогда давай освободимся от остальных формальностей, раз уж это просто физическое влечение.

Попавшись в ловушку своих собственных слов, Аманда несколько мгновений не знала, что ответить, ненавидя его за то, что он поставил ее в такое положение и явно наслаждался этим.

— Я так не думаю, — наконец холодно ответила она. — Чем больше я общаюсь с тобой, тем менее привлекательным ты становишься. Твое очарование — только маска, Эль Леон, и ее хватает ненадолго. Я вижу, что мое предупреждение, сделанное из лучших побуждений, неправильно понято, и очень сожалею об этом. Теперь, если ты позволишь, я пойду спать.

Рафаэль коротко усмехнулся, и Аманда поняла, что он знает о ее истинных чувствах, зато ее гордость была частично спасена. Он медленно встал с кровати, глядя на нее долгим многозначительным взглядом, совершенно лишавшим ее силы духа. Только когда он удалился в соседнюю комнату, Аманда дала выход напряжению и беззвучно разрыдалась. Черт, черт, черт! Она выставила себя полной идиоткой! Как вообще она могла вообразить, что он полюбит ее? Его влечет к ней только физически, вот и все.

Проходили долгие часы, а Аманда лежала без сна, глядя в темный потолок; мысли ее кружились в водовороте спутанных воспоминаний и смутных, невысказанных страхов. Теперь все смешалось и сбивало с толку, хотя этого не должно было случиться. Разве он не безжалостный бандит, не заслуживающий любви? Или в глубине души он все тот же Рафаэль, такой знакомый и в то же время волнующий, способный заставить ее задыхаться от желания и тоски по нему? Проклятие! Холодная, чистая логика должна руководить ее действиями, а не безумная страсть. Что случилось с ней? Почему она тает от его прикосновений? Ей необходимо найти способ бежать, решила она в полудреме, как раз перед тем, как первые лучи солнца просочились в ее комнату. Она сбежит от Рафаэля Леона, и он станет не более чем смутным воспоминанием.

Глава 7

Прошло восемь дней, превратившихся в туманное пятно пустых часов и нескончаемых рутинных занятий, которые позволили делать Аманде, «чтобы занять голову и руки», как ей сказали. Она редко видела Рафаэля и не знала, радоваться этому или нет, но чувствовала некоторое облегчение от того, что удалось избежать повторения того последнего раза.

Когда пурпурные вечерние тени накатывали на деревню, Аманда часто выходила прогуляться, но всегда под охраной. Все равно это лучше, чем оставаться в душном домике, говорила она себе.

Хайме, стороживший Аманду, был высоким крепким мужчиной, одним из доверенных людей Эль Леона. Он постоянно следил за Амандой, ни на секунду не выпуская ее из виду во время вечерних прогулок. Однажды вечером, когда деревья темнели кружевными силуэтами на закатном небе, Хайме отвлекся на небольшую группу мужчин, сгрудившихся вокруг пары дерущихся петухов. Оперение птиц просто восхищало, но Аманда наотрез отказалась смотреть на их бой.

— Нет, — твердо сказала она, — я не собираюсь становиться свидетельницей такого варварского зрелища! Смотрите, если хотите, а я пойду посижу у колодца.

Хайме колебался, явно разрываясь между долгом и желанием посмотреть бой.

— Останьтесь у колодца, где я смогу видеть вас, — наконец произнес он и добавил: — Вы не сможете убежать от меня, сеньора, и нет места, куда вы могли бы бежать, чтобы спрятаться от Эль Леона.

— Хорошо, я останусь у колодца, и я знаю, что не могу бежать сейчас. В любом случае я здесь, где вы можете постоянно видеть меня. — Не дожидаясь его согласного кивка, Аманда повернулась и пошла к колодцу, рядом с которым стояла маленькая каменная скамья. Будет приятно посидеть хоть несколько минут, не чувствуя себя опасной преступницей.

Аманда опустилась на скамью и потянулась за ведром колодезной воды. Недалеко от колодца примостилась небольшая хижина, в которой держали французского пленника, и она увидела его лицо, выглядывающее из окна темницы. «Что они собираются с ним делать?» — лениво подумала девушка, окуная ковш из высушенной тыквы в ведро и поднося его ко рту. Французский солдат находился здесь уже до вольно долго, а Эль Леон вес еще не решил, освободить или убить его. Аманда знала это, потому что иногда по ночам слышала, как Рафаэль и Хуан обсуждали этот вопрос.

Почему-то, даже зная, как сильно Рафаэль изменился за прошедшие годы, Аманда не могла поверить, что он сможет хладнокровно убить человека. Вероятно, пленника просто будут держать еще какое-то время, рассчитывая использовать для получения выкупа. Также Рафаэль собирался использовать Фелипе и, может быть, ее.

Ковш нырнул обратно в полупустое ведро, и Аманда собралась уходить от колодца.

— Сеньорита!

Голос француза остановил ее, и она медленно повернулась. Свет от мигающего фонаря осветил лицо пленника. Он выглядел гораздо старше, чем в тот первый день, когда Аманда увидела его: тревожные складки пролегли по обеим сторонам рта, глаза запали и потускнели. Светлые волосы на лбу слиплись от пота, и он нервно перебирал пальцами, облокотись на подоконник.

— Вы можете поговорить со мной? — спросил несчастный на скверном испанском, и Аманда бросила осторожный взгляд на Хайме, который склонился над птицами и криками подбадривал своего фаворита, не обращая никакого внимания на нее. — Никто другой не хочет, — пожаловался он.

Аманда решительно шагнула к нему.

— Ах, благослови вас Господь, — тихо произнес француз, когда Аманда подошла к окну. — Я видел, как вы гуляете по вечерам, и хотел еще раньше поговорить с вами, но ваш сторожевой пес очень хорошо охраняет вас. — В его тоне было немного циничности и довольно много горечи, и Аманда прониклась к нему симпатией.

— Мой сторожевой пес больше тюремщик, месье. Я здесь тоже пленница.

Светлые брови француза взлетели вверх, и глаза его заблестели в дымном свете факела.

— Тогда, возможно, вы заинтересованы в побеге из этого лагеря так же, как и я, а?

— Конечно, — тихо согласилась она, — но я знаю, что это сейчас невозможно. Даже если бы нам удалось сбежать, до свободы придется преодолеть многие мили лесов и крутых горных тропинок. Как мы сможем найти дорогу?

— Вы забыли? Я гораздо лучше знаком с этой страной, чем многие, так как проехал почти все Богом забытые уголки этой местности.

Бежать. Бежать из лагеря хуаристов и Эль Леона — бежать от Рафаэля. Забавно, что эта мысль вдруг больно уколола ее. Если она уедет, увидит ли она его когда-нибудь снова? Захочет ли она этого?

— Как вас зовут? — торопливо спросила Аманда. — И откуда мне знать, что я могу доверять вам?

— Меня зовут Жан-Жак дю Плесси. Верно, вы не знаете, что можете доверять мне; но ведь и я не знаю, могу ли доверять вам, а? — Он придвинулся ближе к решетке, в его лице и голосе отразилось отчаяние. — Я не хочу умирать, сеньорита, а они расстреляют меня, если я останусь. Зато, если нам удастся сбежать вместе, у нас будут шансы на спасение. Вы прекрасно говорите на их языке, а я нет — мы могли бы пробираться по ночам и отдыхать днем. Я смогу найти дорогу, если вам удастся вывести нас отсюда. Есть какой-нибудь способ?

— Я… я не знаю, но могу попытаться. — Аманда украдкой бросила взгляд через плечо и замерла. Хайме с мрачным видом приближался к хижине, и она, прежде чем отойти от окна, торопливо пообещала французу подумать о побеге.

— Не просто думайте об этом, — бросил он в ответ. — Наши жизни могут зависеть не только от мыслей, но и от действий.

Однако в последующие дни Аманда обнаружила, что ей становится всё труднее сделать хоть что-то. Когда Рафаэль вернулся и Хайме сообщил ему, что она разговаривала с французским пленником, он просто взорвался от ярости, перепугав Аманду до смерти. Ее вечерние прогулки были сокращены и определены их строгие границы — подальше от хижины, в которой содержали француза.

Дни, долгие и жаркие, сменялись прохладными ночами, когда свежий горный ветерок давал хоть какое-то облегчение от жары, и Аманда была рада, что носит открытые легкие платья мексиканок, а не застегивающиеся под самым горлом прилегающие платья, к которым привыкла. Вопреки постоянному напряжению, ставшему теперь частью ее жизни, и опасению, что она останется здесь навсегда либо, того хуже, ее отдадут, как дойную корову, правительству Хуареса, Аманде удавалось внешне сохранять холодное спокойствие, которое, она знала, так бесит Рафаэля.

Он хочет, чтобы она сломалась, чтобы молила его о защите и милосердии, но этому не бывать! Рафаэль Леон-и-Бове сто лет как превратится в прах, прежде чем она снова уступит и позволит ранить свою гордость. Это стало битвой характеров, которую Аманда намеревалась выиграть, вот почему мысли о побеге, смутные, неопределенные планы, которые обычно быстро отбрасывались из-за неосуществимости, постоянно крутились у нее в голове. Она убежит из этого лагеря и от человека, преследующего ее по ночам во сне, говорила себе Аманда снова и снова. Тогда ей удастся забыть, что Эль Леон вообще существует.

Вот только временами это казалось чрезвычайно трудным, особенно когда черты Рафаэля, которого она когда-то знала, проступали отчетливее, словно специально, чтобы смущать и ослаблять ее. С его враждебностью она могла легко справиться, могла без усилий противостоять ему и даже получать от этого удовольствие, но в моменты, когда Эль Леон становился Рафаэлем Леоном, ее другом и товарищем детских игр, Аманде приходилось очень трудно. Ей хотелось снова смеяться вместе с ним, радоваться золотым дням и серебряным ночам с человеком, который понимает ее. Прошло так много времени с тех пор, как она была действительно близка с кем-то, кроме Марии, с тех пор, как могла доверять другому, и ей не хватало этой близости. Находиться так близко и в то же время так далеко от простой возможности общаться без необходимости взвешивать каждое слово и действие — вот мучение.