– Я тоже рад, что вы живете в доме этом, – произнес брат, – и ты, и Джошуа, и Летти.

Моррис ежедневно читал Библию. Он часто выражался языком Библии короля Якова[15]. Его манеру говорить Летти находила очень милой. Иногда реакция девушки на его реплики вызывала в глазах Морриса огоньки удивления, столь редко наблюдаемые Сайласом в глазах брата. Он понимал, что Моррис уже чувствует пустоту в доме. Без Джошуа и Летти Квинскраун превратится в пустошь. Вот только до понимания Сайласа не доходило то обстоятельство, что ради того, чтобы удержать здесь его сына и будущую жену, Моррис откажет ему.

– Нет, брат. Я тебе не помогу, – произнес этот увалень, когда Сайлас изложил ему суть дела. – Твое место – здесь, в Квинскрауне, рядом с матерью и мною. Я согласен дать тебе денег, если ты отправишься в Техас один, но я не согласен платить за то, чтобы ты вез туда Джошуа и Летти.

– Я не оставлю их здесь, Моррис.

– В таком случае ты не получишь от меня ни доллара.

– А ты не считаешь, что наш отец обошелся со мной не по справедливости?

– Скорее я склонен считать, что он не вполне верно понимал, что для тебя будет лучше.

– Если ты так считаешь, то отдай мне половину плантации. Она по праву должна была достаться мне. В этом случае я останусь, хотя мне этого не особо хочется.

– И вновь ты противишься последней воле отца. Ты не веришь в то, что он рассудил правильно. Боюсь, Сайлас, я ничего не могу с этим поделать.

– Ты разговариваешь загадками, Моррис.

– Я говорю вполне понятным языком, это ты, брат мой, слеп и не хочешь видеть очевидного.

Переубедить Морриса не удалось. Сайлас пообещал отдать ему фургоны в счет взятых у него денег. Он сможет продать их федеральной армии и неплохо на этом заработать.

– Почему бы тебе самому не продать их федералам? – предложил Моррис.

Сайлас объяснил, что переговоры с армейскими чиновниками займут несколько месяцев, а этого времени у него просто нет. В Техас он должен отправиться весной, первого марта, а деньги ему нужны прямо сейчас. Надо еще подготовиться к долгому путешествию.

Бесполезно. Моррис остался тверд в своем отказе. Техас нынче представляет собой неподходящее место для женщин и детей. Сайлас должен отложить переезд на год, продать фургоны, подкопить денег, а потом, на следующий год, отправиться весною с другим обозом. Джереми и его люди станут первопроходцами. Мама на некоторое время будет избавлена от страданий, связанных с расставанием с близкими и любимыми ею людьми. Джошуа дольше побудет с обожаемой бабушкой и дядей. Быть может, мальчик их запомнит и однажды решит вернуться в Квинскраун повидаться с родными. Спор окончился тем, что Сайлас выскочил из кабинета, громко хлопнув за собою дверями. Удивленные домочадцы, собравшиеся у камина в своем счастливом неведении, с изумлением уставились на сына, отца, жениха и будущего зятя, бегущего вверх по лестнице в свою комнату. Его красивое лицо искажала ярость.

– Не ходите за ним, Летти, – посоветовал Моррис, стоя в дверях библиотеки. – Он не в себе.

– Что случилось? – спросила девушка, которая едва удерживалась от искушения избавиться от сидящего на ее коленях Джошуа и броситься вслед за Сайласом.

– Его мечта временно разбита вдребезги, – сказал Моррис.

– О чем вы?

– Сайлас не будет петь гимны Господу на чужбине, – произнес тот, подражая словам псалмов из Ветхого Завета. – Другими словами, он не поедет в Техас, по крайней мере весной будущего года. Дело идет к тому, что мы с мамой будем иметь удовольствие жить с вами под одной крышей еще целый год.

Подойдя, Моррис под заливистый смех племянника поднял его в воздух.

– Пойдем смотреть на новые марионетки, мой славный мальчик.


В своей спальне Сайлас стоял, сжимая рукою решетку нетопленого камина, низко повесив голову. Что же делать? У кого попросить денег? Другие заимодавцы могли бы ссудить его нужной суммой, но ведь, узнав о том, что Карсон Виндхем счел его случай слишком рискованным, они тотчас же ему откажут. Переубедить их в обратном будет просто невозможно. Надо будет рассказать Летти о затруднительном положении, в котором они очутились по его вине. Она его поймет, простит и посоветует, как выйти из положения с наименьшими потерями. Для нее следующий год не будет особенно трудным. Летти любит мать своего жениха и Морриса считает «милым человеком». «Сайлас! Если бы ты мог по достоинству оценить эту сторону его натуры». Невесте нравилась плантация Квинскраун, ее сады и акры тучных пастбищ, работающая в доме прислуга, лошади и собаки. Все это разительно отличалось от малюсенького дома священника, в котором протекала ее жизнь до сих пор. Вот только она не поймет и не сможет любить мужчину, который, взяв ее замуж, еще на год останется прозябать в Квинскрауне. Он вряд ли сможет и далее мириться с приказами старшего брата, часто-густо идущими плантации во вред. Почему Моррис не поймет, что земля должна несколько посевных периодов оставаться под паром, чтобы вернуть себе плодородие? Он не сможет более получать ничтожную зарплату в то время, как плоды его трудов набивают деньгами сундуки Морриса. Он не сможет довольствоваться ролью чуть лучше роли простого надсмотрщика, в то время как его брат будет разъезжать на черном жеребце и играть роль хозяина дома, в котором они оба родились.

Он должен найти выход. И за ценой не постоит. Он на все согласен… Сайлас готов был продать душу, лишь бы первого марта 1836 года отправиться в обозе, возглавляемом Джереми Уориком, на покорение техасской целины. Надо только найти того, кто пожелает у него эту душу купить.

Глава 12

– Вилли Мей! Надо что-то сделать с беседкой, – сказала негритянке Юнис. – Мне она напоминает ощипанную курицу. Хоть бы какой-нибудь бантик прицепили ради создания атмосферы Рождества. Ладно. Я подберу кое-какую мишуру, а ты поручи это дело прислуге. О Типпи не забудь. Без ее воображения нам не справиться. Мы вместе пойдем к беседке и решим, чем ее украсить.

Вилли Мей могла бы поклясться, что в этот момент стала белее своего передника.

– Сейчас, миссис Юнис?

– А когда еще? Моя сестра приезжает из Бостона послезавтра. Я хочу, чтобы к ее приезду весь наш дом выглядел как можно наряднее. У них в Бостоне пуританские представления о праздновании Рождества. Я хочу, чтобы здесь ее окружали яркие цвета. К тому же моя сестра любит читать, сидя в беседке, – сделав паузу, Юнис продолжила уже в другом тоне: – В чем дело? Ты уставилась на меня как баран на новые ворота.

– А‑а-а‑а… Ничего, миссис Юнис. У меня только что возникло странное ощущение, словно кто-то щекочет мой хребет.

– Это, должно быть, кто-то прошелся по твоей могиле, Вилли Мей. Где твоя дочь?

– Наверху вместе с молодой госпожой. Мисс Джессика вернулась после прогулки верхом, и Типпи помогает ей сменить костюм ко второму завтраку.

– Джессика и сама прекрасно управится. Пожалуйста, передай своей дочери, что я хочу ее видеть.

– Да, миссис Юнис.

В спешке выйдя из комнаты, Вилли Мей поднялась наверх. Святой младенец Иисус! Беглец все еще прятался в беседке. И что, ради всего святого, им сейчас предпринять? Слуги на кухне как раз заняты приготовлением второго завтрака. Вскоре они начнут ходить туда-сюда из домика, где располагалась кухня, в Большой Дом и обратно, сервируя стол. Они будут ходить мимо беседки и сарайчика при ней. Увести паренька в другое укромное место незаметно просто невозможно.

Сердце стучало с такой силой, что, казалось, вот-вот вылетит из груди. Перед дверями комнаты мисс Джессики негритянка остановилась, перевела дух и собралась с мыслями. Ради душевного спокойствия Типпи ни она, ни мисс Джессика ничего не рассказали ей о беглеце и планах касательно его спасения. Вилли Мей ужасала сама мысль о том, что их замысел может провалиться и хозяева узнают о причастности ее дочери к помощи беглому негру. Спасибо небесам, хозяйка предоставила ей повод отослать Типпи из комнаты и поговорить с мисс Джессикой с глазу на глаз.

– День добрый, Вилли Мей, – поприветствовала ее молодая госпожа. – Что привело тебя сюда?

На ней была льняная сорочка длиною до колен. Типпи зашнуровывала корсет, чтобы мисс Джессика могла влезть в конусообразный верх дневного платья, ожидающего своего выхода. Белая кружевная накидка, которую следовало надеть поверх плеч, лежала на кушетке. Кружева были отделаны красными и зелеными лентами. На этом настоял отец. Он хотел, чтобы женщины в его доме одевались в цвета рождественских праздников. Ни один господский дом на Плантаторской аллее не был украшен к Рождеству так пышно, как Виллоушир.

– Ваша мать желают видеть Типпи, – ответила Вилли Мей.

Служанка оторвалась от своих занятий и спросила:

– Мама! Что-то случилось?

– Ничего плохого, девочка моя. Миссис Юнис сама тебе все расскажет.

Выпустив из рук концы шнуровки, девушка подошла к матери.

– Что-то не в порядке? Я это чувствую.

Вилли Мей устремила взгляд на лицо дочери – кожа да кости, как и все ее тело. Типпи казалась ей не сильнее воробушка. Сердце матери сжалось, как мокрая тряпка, из которой отжимают воду. Она мягко взяла дочь за остренький подбородок.

– Ступай, – тихо произнесла она. – Ничего плохого не случилось. Мне просто надо поговорить с мисс Джесси.

Корсет на девушке был зашнурован еще не до конца – тесемки свисали вниз.

Когда горничная ушла, Джессика сказала:

– Типпи права. Что-то все же случилось, Вилли Мей. Что? Рассказывай.

– Мне никогда не удается ее одурачить, – сказала негритянка. – Ваша мать желают украсить беседку к Рождеству. Прямо сейчас. Именно поэтому она послала за Типпи. Что делать?

– Всевышний! – простонала Джессика. – Прямо сейчас?

– Прямо сейчас, немедленно. Она послала меня созывать прислугу, пока сама будут готовить мишуру.

Джессика потерла лоб и на минуту задумалась. Сдернув с себя корсет, она принялась натягивать дневное платье.