— Нет, отдай немедленно!

В трубке раздался мужской голос:

— Фредди! Это ты? Что за черт, во что ты играешь со мной? Где ты?

Я выронила трубку и будто зачарованная смотрела, как она размеренно качается на длинном шнуре. Голос Алекса приглушенно звучал в тесноте телефонной будки. Я оцепенела — это был шок. Немного придя в себя, я с силой повесила трубку, выскочила наружу, хлопнула дверцей и бегом помчалась к коттеджу. Действительно, какого черта я играю с Алексом? Эта мысль не давала мне покоя.

Сердце билось так сильно, что я едва не потеряла сознание. Я была в ужасе. Но почему? Нас с Алексом разделяло расстояние в сотни миль. У него не было ни малейшего шанса проследить, откуда был сделан звонок. Не так давно с этим мужчиной я собиралась провести остаток своих дней, но сейчас звук его голоса пугал меня, словно это был голос самого Сатаны, который раскрыл дверь в преисподнюю и приглашал меня прыгнуть в кипящее варево.

Я вернулась в Заброшенный Коттедж. Деревья махали ветвями и стонали, уклоняясь от порывов холодного ветра. Вдалеке раздался отрывистый лай лисицы. Я чувствовала себя разбитой, изможденной и злой одновременно, но не могла понять, на кого больше злюсь, на Алекса или на себя…

Глава 19

Я не знаю, как долго сидела у окна и смотрела на ночную долину. Нотки отчаяния в голосе Алекса не давали покоя. Но теперь сомнения, которые мучили меня, отступили. Я уже твердо знала, что поступила абсолютно правильно, порвав с Алексом. Если бы я уступила и вышла за него замуж, то наша совместная жизнь превратилась бы в ад. Вырваться из этого ада было бы неимоверно трудно.

Когда совсем стемнело и уже невозможно было ничего разглядеть, я разожгла огонь в камине и поднесла спичку к газовому фонарю. Комната немедленно наполнилась мягким светом. Даже если я вернусь в Лондон, то долго не смогу привыкнуть к холодному свету электрических ламп.

Я разложила остатки мяса в мисочки для животных. Хлоя умяла свою порцию в несколько глотков, но Макавити снова куда-то исчез. Помня о событиях вчерашнего дня, я не на шутку встревожилась. Открыв заднюю дверь, я громко позвала кота несколько раз. Ответа не последовало. Я позвала громче. На этот раз в ответ раздался кашель. Я напряженно уставилась в темноту.

— Это не кашель виновен в том, что она покинула дом. Ее положили в гроб и вынесли, — раздался из-за куста напротив высокий голос, а затем хихиканье.

Моей первой реакцией был испуг. Я не рассчитывала встретиться с Лемми в темноте. Чтобы осветить пространство перед домом, я распахнула дверь пошире. Прим сказала, что с Лемми следует разговаривать спокойно, не повышая голоса. Так как мне не каждый день встречались голые незнакомцы, я предпочла не опускать глаз.

— Пожалуйста, выходи. Не веди себя, как глупец. Я очень хочу с тобой познакомиться.

— Пажялюста, виходи, — передразнил он меня.

Меня начала утомлять его манера поведения.

— Не веди себя, как глупец! — произнесла я более настойчиво. — Если ты будешь продолжать прятаться, то я вернусь в дом. Мне холодно.

В ответ раздалось хихиканье. Я чувствовала, что начинаю злиться. Решительным шагом я направилась к кусту и резко раздвинула ветви. Три пары глаз смотрели на меня. В одних глазах читался нескрываемый страх. Их владелец открыл рот и заплакал.

— Хорошо, хорошо, — сказала я успокаивающе. — Пойдемте отсюда.

— Это наш сад, — сказал самый старший ребенок, выпячивая нижнюю губу.

— Но теперь сад принадлежит мне, — ответила я и тут же спохватилась, поймав себя на невольной лжи. — Идите за мной. И ради Бога, заставьте его замолчать.

— Это не он, — пояснил третий ребенок. — Это она.

— Очень хорошо. Как ты думаешь, она хочет печенья?

Плач прекратился как по команде. Все трое, ломая ветви, вылезли из кустов.

— У тебя только одно? — спросил старший.

Белки его глаз сверкнули на темном от грязи лице. У него был плоский, как у боксера, нос и большие, торчащие в стороны, уши.

— Одно печенье? Нет, у меня хватит на всех.

— Печенье! — всхлипнула девочка.

Она выглядела довольно странно. Детская шерстяная шапка, маленькая для нее, была завязана под подбородком. Козырек скрывал лоб. Видны были только нос и блестящие глаза. На девочке было мешковатое, не по размеру, джерси. Длинные рукава свободно болтались, потрепанная юбка свисала до колен.

— Печенье, — еще раз повторила она.

В ее голосе было столько отчаяния, что я немедленно спрятала улыбку.

— Сначала вы должны рассказать, что сделали с моим котом, — обратилась я к мальчику.

— Ничего. Мы не видели вашего кота.

— Разве это не вы посадили его в картонную коробку вчера вечером?

— Он был нашим пленником, — сказала вторая девочка. Она была такой же растрепанной, как и другие дети, но говорила спокойно. — Мы собирались отпустить его, через некоторое время…

— Вы поступили плохо. Животные не любят, когда их сажают в картонные ящики. А если бы вы забыли о коте? Он мог бы погибнуть от голода и жажды.

— Кот был нашим пленником, — снова сказала девочка. — Мы играли в ковбоев.

— Мы не видели никакого кота, — настаивал мальчик.

Он поднес большой палец ко рту, а затем быстро спрятал руку за спину.

— Отлично, — я постаралась изобразить на лице свирепость. — Никакого печенья, пока вы не скажете, где кот.

Младшая девочка стала рыдать так громко, что мне пришлось закрыть уши руками.

— Честное слово, мы не видели кота сегодня! — сказала девочка постарше и потянула меня за рукав. — Мы пришли позже, чтобы выпустить его, но все наши вещи уже вынесли из хижины, а кот исчез.

Я не знала, верить ей или нет, но малышка рыдала так отчаянно, что я сдалась. Я пригласила детей в дом и заставила всех вымыть руки. Чайник горячей воды и неоднократное намыливание понадобились, чтобы привести ладони детей в относительно чистое состояние. Мне пришлось держать малышку под мышкой и насильно намыливать ее красные, покрытые трещинами руки. Она отчаянно сопротивлялась и вопила изо всех сил, требуя печенье. Пот заливал мне глаза, я едва с ней справлялась.

— Пожалуйста, — я высыпала горсть шоколадного печенья на тарелку. Мальчик схватил сразу два, запихнул в рот и посмотрел на меня с вызовом.

— Это невежливо, Уилл. Ты ведь не грузчик, — сделала ему замечание старшая девочка. — Это тебе, Титч, — добавила она и подала кусочек печенья малышке. Малышка перестала визжать, поднесла печенье к губам и стала сосать его, посматривая на меня округлившимися глазами. Голые ноги ребенка от щиколоток до колен были покрыты толстым слоем грязи.

— Спасибо большое, мисс, — сказала старшая девочка и взяла печенье для себя.

Она проглотила его очень быстро и уставилась на тарелку.

— Хочешь еще? — спросила я.

Она посмотрела на меня с недоверием.

— Можно?

— Конечно, — меня тронули неприкрытое желание в ее глазах, а также нетерпеливое движение рукой над тарелкой, пока она ждала моего разрешения.

Мне не часто доводилось общаться с детьми, но даже мой скудный опыт подсказывал, что поведение этих детей не было типичным.

— Могу я погладить вашу собаку, мисс? Какая она милая! — девочка наклонилась и похлопала Хлою по спине.

Шоколадные пятна отпечатались на блестящей шерсти собаки. Хлоя сделала шаг по направлению к ребенку. Она не сводила глаз с печенья, но отчаянный вопль остановил собаку.

— Угощайся, Уилл, — сказала я мальчику.

Он взял одно печенье, проглотил его и стал молча смотреть на меня.

Малышка плюхнулась на пол и вытянула ноги. Она продолжала сосать печенье, пока оно не превратилось в коричневую массу. Девочка завопила вновь. Хлоя скрылась в гостиной. Испытывая чувство вины, я дала малышке еще одно печенье, хотя вместо печенья ей следовало бы предложить протертое яблоко или морковное пюре — все то, что едят малыши в этом возрасте.

— Надеюсь, что ваша мама не станет сердиться, когда узнает, что вы съели так много сладкого? — спросила я, протягивая тарелку очередной раз.

— Она не будет возражать, — сказала девочка. — Маме все равно, что мы едим, особенно, если нас угощают.

— У всех у вас одна мама?

— Да, — хором ответили дети, не отрывая взглядов от последнего печенья.

— Хотите тост?

Двое старших с готовностью кивнули. Малышка была погружена в собственные мысли. Она была измазана шоколадом с ног до головы, шоколад был даже у нее на бровях. Я отрезала кусок хлеба от буханки, которую купила сегодня в Торчестере, и насадила его на вилку.

— Вы обедали сегодня?

— Не-а. Мама снова больна. Она не выносит запаха еды, когда болеет. Она говорит, что чувствует, словно кто-то вставляет ей пальцы в глотку.

Возникла пауза.

— Что с вашей мамой? Ее навещает доктор?

— Мама не любит докторов. Она говорит, что доктора приходят лишь для того, чтобы все вынюхивать. Точно так же, как и эта странная леди…

— Ты имеешь в виду социального работника?

— Мама говорит, что мы не должны пускать ее в дом. Она хочет разогнать лучших маминых друзей.

— Я не пущу ее в дом, — заявил Уилл. Он широко расставил ноги, поднял кулак и скривил лицо в устрашающую гримасу. Я дала ему намазанный маслом тост. Уилл откусил порядочный кусок со свирепым рычанием. — У тебя нет джема? — спросил он и вытер лоснящиеся губы и щеки тыльной стороной кисти.

— Нет, а ты не делай так. Постарайся откусывать меньше хлеба, тогда масло не будет размазываться по всему лицу.

Я попыталась вытереть его лицо влажной салфеткой, но Уилл увернулся, сделал несколько шагов назад и доел тост на безопасном расстоянии.

— Кто лучший друг вашей мамы? — спросила я у девочки.