— А вы? — спросила я.

Ноубл пожал плечами — жест самоуничижения.

— Я сам себе голова. Мотаюсь по стране. Делаю грязную работу.

— Понятненько. — Я отжала тряпку. — Вы без гроша в кармане и поэтому вызвались сопроводить... э-э... Тудлса к богатому сыну в надежде получить... что? Ссуду? Или кров?

Ноубл взглянул на меня, и я узнала в нем Кинга, персонажа, о котором писал Форд: обаяшка Кинг мог «одним взглядом стащить с женщины трусы».

Но я чувствовала себя вне опасности. Мне слишком нравится Форд. Я грежу наяву о красивом незнакомце. В моем сердце не осталось места для других мужчин.

— Вы точно уверены, что не замужем за моим кузеном? — спросил Ноубл.

— Абсолютно. Давай рассказывай, зачем явился. Если идея мне понравится, я попробую помочь.

Вслух я ничего больше не сказала, но была уверена, что Форду семья нужна не меньше, чем мне. Его послушать — так он свою семью презирает. Однако с другой стороны.

Форд так неравнодушен к своим родственникам, что написал о них множество книг.

У Ноубла в душе явно происходила борьба: сказать мне правду или не сказать? Подозреваю, в его картине мира «женщина» и «правда» — понятия несовместимые.

Он вздохнул: решение принято.

— Мне нужна крыша над головой. Дома у меня случились кое-какие неприятности, так что пока мне там лучше не появляться.

Я изогнула бровь.

— Неприятности на девять месяцев? — предположила я.

Ноубл опустил глаза в пол и улыбнулся:

— Совершенно верно, мэм. Один из моих дядюшек недавно женился. Девица молода, хороша собой и та-а-ак одинока... — Он поднял на меня глаза и осклабился: мол, ну что я мог поделать?

Я задумалась над тем, что только что услышала. И сдалась она мне, эта семья...

— Форду это не понравится, — заметила я.

— Я понимаю, — протянул Ноубл, медленно, театрально прислонил швабру к кухонному шкафчику и отвернулся, ссутулившись и понурив голову. Точь-в-точь черепаха, которая прячет голову и лапы в панцирь.

— Тебе нельзя играть в театре. Такой плохой игры я не видела с четвертого класса, — сказала я ему в спину. — Ладно, выкладывай, чем ты можешь отработать кров и пропитание.

Он повернулся ко мне.

— Я могу превратить эту крысиную нору в настоящий дом. — От его смиренной манеры общения тоже ничего не осталось — половина акцента, кстати, тоже куда-то исчезла. — И мне доводилось отбывать принудительные работы в пекарне.

Я не собиралась проявлять бестактность и спрашивать: «А за что тебя упекли за решетку?» Лучше уж я его испытаю, решила я.

— Расскажи-ка мне, как испечь круассан.

С улыбочкой он в точности описал мне весь процесс приготовления круассана с маслом между слоями.

Ненавижу повторяться даже в мыслях, но в голове настойчиво вертелось одно: Форду это не понравится.

— Значит, так. Поройся тут, поищи все, что нужно, и принимайся за выпечку. Чем жирнее и слаще, тем лучше. Надо умаслить босса.

И еще потребуется обмен информацией, подумала я. Если что-то Форд и любит больше, чем калорийную еду, то это информация. Я знала, что он догадывается, что я в последнее время что-то от него скрываю, и если хочу уговорить его оставить Ноубла и Тудлса, мне придется совершить с ним сделку.

Поднимаясь по лестнице в кабинет Форда, я думала об абсурдности всего происходящего. Я собиралась раскрыть ему свои личные секреты в обмен на то, чтобы он позволил членам своей собственной семьи жить с ним под одной крышей. Нелогично как-то. Но у его двери я вдруг подумала: кому ты пудришь мозги, Джеки? Я сама умирала от желания рассказать кому-нибудь о Расселе. А так как Форд — лучший друг, какой у меня когда-либо был, я жажду рассказать именно ему. И я не согласна с Расселом: Форд ничего не выболтает Десси. Прошло уже много дней после их свидания, и, насколько мне известно, с тех пор они не общались. Ах да, и я нажала на его телефоне клавишу, которая отображает все входящие звонки за месяц. Ни одного от мисс Мейсон!

Я постучала.


Глава 15

Форд


Я хотел сказать им, чтоб они сейчас же убирались из моего дома. Я хотел сказать Ноублу, что он мне никогда не нравился, что я всегда видел в нем врага, что с этим жизненным этапом покончено, так что он может садиться в свой ржавый «крайслер» и валить отсюда. Я хотел сказать отцу, чтоб он тоже сваливал. Он для меня никто.

Но я не мог этого сделать.

Даже зная, чего они от меня хотят, я не мог вышвырнуть их на улицу.

Я мог бы разглагольствовать о том, какой я герой, что позволяю им остаться, но, по правде говоря, отец вызывал у меня любопытство, а Ноубл... ну, я в некотором роде скучал по нему. Может, все дело в том, что я старею, или в том, что у меня нет больше семьи Пэт, которой я старался заменить свою, но факт остается фактом: в последние пару лет я все чаше подумывал о том, чтобы снова их навестить. Потом, правда, я вспоминал всю эту чушь типа «ты, конечно, этого не помнишь...» и гнал от себя подобные мысли.

И вот теперь человек, которого я знал только по фотографиям, и двоюродный братец, от которого я все детство терпел измывательства, заявились ко мне «в гости». И я прекрасно понимаю, что идти им больше некуда. Никто не сообщил мне, что отца моего освобождают за много лет до истечения срока (хорошо себя вел? получил докторскую степень по энтомологии?), но Ванесса, старшая дочь Ноубла, писала мне по электронной почте о проделках своего папаши. Она в ярости и готова отречься от родного отца, но меня, скажу честно, эта история развеселила. Дядя Зеб женился на девушке, которая в три раза его моложе, и оставил бедняжку рыдать в одиночестве. А Ноубл как раз вышел из местной каталажки, куда его упекли на месяц за то, что он угрожал застрелить чью-то там вечно лающую собаку. Может, Ноубл и не загремел бы в тюрьму, если б его не застукали на чужой охраняемой территории с заряженным ружьем. Хуже того, Ноубл оказал жестокое сопротивление при аресте и хотел застрелить собаку уже после того, как приехал шериф. Его с трудом повалили на землю и повязали. Он кричал, что если уж его посадят, то пусть сажают за совершенное преступление, а не за то, что он только собирался сделать.

Как бы там ни было, Ноубл тридцать дней провел в тюрьме, предположительно в воздержании, а после этого судьба свела его с сексапильной и чрезвычайно одинокой молодой женой. Ванесса писала, что отца больше и видеть не желает, но я не находил в произошедшем ничего особенного.

Предположу, что Ноубл прознал, что моего отца освобождают из тюрьмы, никому об этом не сказал, а по пути из города подобрал старика. И вот теперь они здесь — два бывших зека без работы, без денег и без крыши над головой.

О да, я понимал, чего они хотят. Уверен, Ноубл хочет «материальную помощь», и как только я дам ему достаточно денег на то, чтобы он открыл какое-нибудь дело, он слиняет — и оставит старика со мной.

И что я буду делать с этим престарелым гномом?

Джеки постучала в дверь и прервала мои размышления. Я пригласил ее войти и сразу же понял, что ей что-то от меня надо. Интересно — что? Посмотрим-посмотрим...

Она заговорила. Ну почему бы ей не избавить меня от ее нотаций? Я могу просто вытащить чековую книжку и подписать все, что нужно. Я куплю Ноублу какой-нибудь бизнес подальше от разгневанных родственников (насколько я их знаю, гневается только младшее поколение; поколение дяди Клайда, наверное, уже надорвало животики от смеха), а старика отправлю в дом престарелых.

Но, увидев лицо Джеки, я решил использовать ее чувство вины, чтобы выяснить, почему она так странно вела себя в последнее время. Однако сначала мне придется выслушать, что она скажет о моей семье.

Она говорила много: что семья нужна каждому, что с возрастом человек дорожит семьей все больше и больше, и что когда-нибудь я пожалею, что не узнал поближе родного отца, и что кто старое помянет, тому глаз вон, и...

Я видел, как мой отец крепко спит, сидя с прямой спиной и широко открытыми глазами. Между тем, как он без необходимости представился мне, и тем, как театрально появилась Джеки в образе мокрой собаки, Тесса полюбопытствовала, как он это делает. Он ответил, что там, откуда он пришел, нужно быть все время начеку. Он сказал, что такой привлекательный мужчина, как он, никогда не должен терять бдительности. Тесса хихикнула: решила, что он шутит насчет своей «привлекательности». Но он говорил совершенно серьезно.

Пока Джеки читала мне лекцию о семейных ценностях, я проверял, унаследовал я эту способность спать с открытыми глазами или нет. Когда я уже понял, что мне это вполне под силу, Джеки замолчала и посмотрела на свои руки. Ого, подумал я. Она от семьи перешла к чему-то другому, а я прослушал. Я порылся в памяти: что же такое она говорила? Ах да, фотоаппарат. Там было что-то про фотоаппарат. Может, про ее новый цифровой фотик? Или этот фантастический маленький принтер, который она недавно купила?

— Где ты его достала? — спросил я. Кажется, это безопасный вопрос.

— Я... — забормотала она. — Я встретила одного мужчину, он одолжил мне...

Даже если бы она выстрелила в меня из ружья — ей не удалось бы разбудить меня быстрее.

— Мужчину?!

— Ты... — Она пристально посмотрела на меня. — Он хотел, чтобы я тебе ничего не рассказывала, потому что ты все выболтаешь Десси. Но я думаю, ты не такой. Ты ведь правда не такой?

— Совершенно, — убежденно ответил я. Я не видел необходимости сообщать Джеки, что безумная страсть Десси была всего лишь спектаклем: она хотела заставить своего молоденького газонокосилыцика ревновать.

Внезапно Джеки выплеснула на меня такой поток информации, что я с трудом мог что-то понять. Возможно, я испытывал проблемы со слухом, но температура моя подскочила градуса на два с половиной. Что ж это за город такой? Я — богатый холостяк. Где же женщины, которым не терпится меня заполучить? Женщины, которые готовы пойти на все, лишь бы заполучить меня? Десси нужен пацан, который умеет только газоны стричь. А Джеки — моя температура подскочила еще на пару десятых градуса— «встретила мужчину».