Бална упала на колени, коснувшись лбом туфель Ясаман:

— Вся моя жизнь в служении тебе, принцесса.

— Встань, Бална, — произнесла девочка. — Почему ты такая маленькая?

— Так было угодно Аллаху, — отвечала служанка, поднимаясь на ноги.

— А сколько тебе лет?

— Шестнадцать, принцесса, — ответила миловидная девушка с темной матовой кожей, выразительными янтарными глазами и черными волосами, аккуратно заплетенными в две косы.

— А Хариман может говорить и другие слова? — поинтересовалась Ясаман.

— Конечно, может, принцесса. Но сейчас он устал от путешествия. И больше всего хочет устроиться с кусочком банана на своей жердочке.

— Я дам ему, — нетерпеливо воскликнула Ясаман и, прежде чем ее успели остановить, отломила кусочек чищеного банана и протянула его Хариману.

Попугай поднял голову и посмотрел прямо на Ясаман. Потом потянулся вперед, осторожно взял угощение из ее маленьких пальцев и отчетливо произнес: «Спасибо, госпожа».

— Бабушка, он меня благодарит. Попугай Хариман благодарит меня за банан, — возбужденно кричала девочка.

Зажав банан в лапке, птица повторила: «Спасибо, госпожа! Спасибо тебе», — и принялась есть.

Салим прыснул от смеха:

— Поистине ты привезла сестренке замечательный подарок, бабушка. Не помню, чтобы ты дарила что-нибудь подобное мне.

— Ты не заслужил, — грубовато ответила старая госпожа. — Не успел родиться, как стал то так, то эдак выступать против моего сына. Ясаман хоть уважает отца.

— Но ты же меня любишь, бабушка, — поддразнивал он ее, нежно обнимая.

— Люблю, — согласилась Мариам Макани, — но твой отец будет всегда первым в моем сердце, Салим.

— Ведь ты же так часто защищала меня от него, — возражал принц.

— Разве я могла поступать иначе. Ты — старший сын Акбара, его наследник. Ты должен понимать, что твое положение не только дает тебе привилегии, но и обязывает к преданности и уважению. Ты слишком жаждешь унаследовать то, что принадлежит твоему отцу. Салим.

Руки принца опустились.

— Я мужчина, бабушка, и не стремлюсь устранить отца. Но хочу, чтобы он полагался на меня, а не на других, таких как Абу-л Фазл.

— Глупый мальчишка, — раздраженно произнесла пожилая женщина. — Абу-л Фазл — историк твоего отца. И не больше. Он ведет лишь летопись его правления.

— Он его друг, — зло ответил Салим. — Отец спрашивает его, а не моих советов.

— Они постоянно вместе, — фыркнула Мариам Макани. — А ты. Салим, редко бываешь с отцом. И все же он любит тебя больше других детей, даже Ясаман. А если время от времени и спрашивает совета у Абу-л Фазла, то потому, что тот рядом, а ты далеко. У тебя своя жизнь и свои обязанности — семья, дети. Ты должен учиться управлять у отца. Но на этой земле ты править не будешь, пока жив Акбар. — Она пронзительно посмотрела на внука. — И пусть это будет через много лет после того, как умру я.

— Салим не сделает; папе плохого, — убежденно вставила Ясаман.

— Конечно, я не сделаю дурного отцу, — подтвердил принц ровным голосом и, наклонившись, взял девочку на руки. — Мне нужно идти, обезьянка. Проводи меня до ворот. — Он погладил сестру по голове. — Твои волосы черны, как ночь, и мягки, как шелк, — проговорил он почти про себя.

— Его нужно лишь немного сдерживать, — заметила бабушка, глядя, как они удаляются.

— Он стремится властвовать и подчас не может этого скрыть, — ответила Ругайя Бегум. Глубоко любящая Салима, она не могла, подобно другим женщинам гарема, не видеть его недостатков. Как часто, оказавшись в немилости отца, Салим обращался к женщинам в доме, прося их вымолить расположение Акбара. И тот, благодарение Аллаху, всегда его прощал. Но когда-нибудь, опасалась Ругайя Бегум, может не простить. Когда Салим однажды перейдет невидимую грань в песках жизни.

— Он славный мальчик, — продолжала Мариам Макани.

— Он взрослый мужчина, имеющий жен и детей, — возразила Ругайя Бегум старой даме.

— Он лучший из сыновей Акбара.

— Да, это так, — признала Ругайя Бегум. — Мне жаль Мурада и Даниэла. Они выросли в тени Салима. Как, должно быть, тяжело сознавать, что, как бы ты ни был хорош, придет время и Салим станет править тобой. Из-за этого они стали пить и принимать опиум, который их когда-нибудь убьет. У них нет силы воли отца. Так часто случается с сыновьями таких мужчин, как Акбар.

— Все из-за индийских женщин, на которых он женился, — проворчала Мариам Макани. — В них дурная кровь, и они рождают слабых сыновей. — Мать Салима Раджпут из высшей касты, — напомнила Ругайя Бегум, — а он не слаб.

— Твоя правда, дорогая. Быть может, все оттого, что никто не может сравниться с моим сыном. Даже его собственные сыновья.

— Тебе не обмануть меня, Мариам Макани, — рассмеялась Ругайя Бегум. — Ты, как и другие женщины, души на чаешь в Салиме.

Пожилая дама усмехнулась.

— Признаюсь, — улыбнулась она. — Но как устоишь? Салим такой обаятельный.

Ругайя Бегум не стала больше спорить со свекровью о принце Салиме, а подала знак слуге налить свежего чаю. Салим в самом деле был обаятельным, но это было опасное обаяние. Он пользовался им, чтобы получить все, что хотел, но в душе был властолюбивым и безжалостным. Ничто не могло устоять на пути его желаний.

Ничто и никто, кроме Акбара, который, закрывая глаза на недостатки сына, продолжал называть его детским именем, которое дал еще в младенчестве, — Шайкхо Баба.

Салим, однако, был добрым мужем и отцом, любил животных, хотя при случае мог проявить себя энергичным и даже страстным охотником. Он ценил красивые вещи и коллекционировал произведения искусства, в частности, европейские гравюры, которые ему особенно нравились. Он вставлял их в золотые рамы, украшенные растительным орнаментом Моголов. С каждым годом увеличивалась его коллекция китайского фарфора, а недавно он начал собирать изящные кубки для вина и кинжалы с драгоценными камнями в рукоятях.

Он был энергичен и любознателен, но подчас взбалмошен до каприза. Его неуемный сексуальный аппетит одни считали достоинством, другие — слабостью, как и пристрастие к хорошему вину и, время от времени, — увлечение опиумом. Но он достаточно благоразумен, думала Ругайя Бегум, и знает свой долг, чтобы слишком часто, как его младшие братья, предаваться этим порокам. Но самое заветное желание Салима Мухамада — управлять Индией. Из-за этого он рискнул бы всем.

Возвратилась Ясаман, еще на бегу крича:

— Скоро Салим обещал меня взять на тигриную охоту. У Агры заметили несколько зверей. Можно, мама Бегум? Можно? Ну, пожалуйста, пожалуйста. — Она пританцовывала вокруг старших.

— Скоро, дочка, мы уезжаем в Кашмир, — ответила ей приемная мать. — Так хочет твой отец. Он считает, что большую часть года тебе надо проводить там, а не здесь, в Лахоре. Тот климат больше подходит для тебя.

— Я не хочу в Кашмир, — надулась Ясаман. — Я хочу на тигриную охоту с Салимом. Вечно мне не дают развлекаться.

"Не дают развлекаться, не дают развлекаться», — повторила красивая птица, печально покачав головой.

Секунду все в изумлении смотрели на попугая, а потом разразились смехом. Даже Ясаман не смогла сдержаться и захихикала, и ее плохое настроение тут же улетучилось.

— Попугай Хариман такой забавный, — зазвенел ее голос. Потом она повернулась к бабушке:

— Правда, это лучший подарок, который я когда-либо получала?

Мариам Макани улыбнулась младшей внучке, отчего стали видны почерневшие от бетеля зубы:

— Я рада, что ты так счастлива. Хариман будет тебе напоминать обо мне, когда меня не будет рядом.

— А почему бы, бабушка, тебе не поехать с нами в Кашмир? — спросила Ясаман.

— Потому что, моя девочка, я старая дама и больше всего на свете люблю свой дом. Я много путешествовала в жизни, а сейчас выезжаю только тогда, когда хочу этого сама. А я не хочу. Мне лучше всего среди моих вещей.

— Мне нравится Кашмир, — воскликнула Ясаман. — Дворец, который папа построил для Кандры, озера и горы. Там так красиво.

— А Лахор тебе разве не нравится? — спросила бабушка.

— Не так, как Кашмир, — ответила девочка. — Лахор большой, шумный город. Я не люблю его стены. И не видно гор, пока не выйдешь из города. А земля такая сухая! Влажно только у самых каналов, которые несут воду из реки в город. Почему земля такая темная и твердая, когда рядом река?

— Не знаю, дорогая, — покачала головой Мариам Макани. — Спроси учителя. Христианские священники, говорят, все знают. — Она слегка нахмурилась и продолжала:

— Но ведь здесь, во дворце, тебе живется неплохо. Ты не живешь в гареме, как другие женщины. В садах у тебя собственный маленький дом. Ты знаешь, что папа и мама Бегум играли здесь еще детьми?

Ясаман кивнула и улыбнулась:

— Мама Бегум говорила, что отец ловил здесь жуков и гонялся с ними за ней. Больших, черных, отвратительных жуков. — Она скривила лицо, подняла руки и пошевелила пальцами, изображая жука.

Ругайя Бегум отскочила в притворном ужасе, закричав:

— Не пугай меня, Ясаман, не делай этого! — И девочка вновь рассмеялась. Потом мать крепко прижала дочку к себе; — Не надо кривить свое красивое лицо, дорогая. Вот злой джинн увидит тебя и захочет околдовать, чтобы ты навсегда осталась такой.

— О нет, мама Бегум, — ужаснулась Ясаман. Ее небесные глаза расширились, она быстро огляделась и прильнула к матери.

Ругайя Бегум усмехнулась;

— Думаю, тебе пора проститься с бабушкой. И Бална, и попугай Хариман устали. Надо отвести их в комнаты. Передай их Адали.

— Хорошо, мама Бегум. — Девочка выскользнула из рук Ругайи и поцеловала ее в щеку. — До свидания, бабушка, — повернулась она к Мариам Макани. — Я так счастлива, что ты сегодня приехала к нам. — Она поцеловала старую даму в обе щеки. — Надеюсь, ты скоро снова к нам приедешь?

— И привезу тебе еще один замечательный подарок, внучка? — лукаво спросила Мариам Макани, глядя на нее довольными темными глазами.