Данелла Хармон - Дикарь

— Вы не можете вот так просто бросить меня! — заорал Спеллинг. — Черт бы вас побрал, де — Монфор, ведь у нас есть соглашение!

— А у меня есть жена и дочь. И я не хочу, чтобы они разделили судьбу семьи Нейлса, если со мной что-нибудь случится. Я не желаю, чтобы моя жена оплакивала меня, а моя дочь росла без отца. — Взяв свою треуголку, он направился к двери. — Прощайте, Спеллинг.

Спеллинг вскочил.

— Какой позор! — завопил он, напрочь забыв о присущей ему осторожности. — Никогда не думал, что именно вы окажетесь таким трусливым слабаком! Ведь вы — де Монфор!

Лорд Гарет остановился, и Спеллинг словно впервые увидел, какой красивый, высокий, великолепно сложенный молодой человек стоит перед ним, какую мощную мускулатуру скрывает его одежда, и понял, что очень глупо провоцировать его. Он затаил дыхание, опасаясь, что будет следующим олухом, который отведает кулаков лорда Гарета. Но нет, Дикарь держал себя в руках, он уже не был тем вспыльчивым сорвиголовой, которого Спеллинг видел у мадам Боттомли.

— За такие слова я вызвал бы вас на дуэль, — сказал молодой человек с высокомерной улыбкой, от которой его слова зазвучали как оскорбление. — Но я дерусь на дуэли только с джентльменами, а не с теми, кто из кожи вон лезет, притворяясь таковыми. Всего доброго. Спеллинг.

— Постойте! — Спеллинг бросился к двери и прижался к ней спиной, глядя на Гарета испуганными глазами. Лорд Гарет, глядя на него как на пустое место, продолжал идти, и Спеллингу на мгновение показалось, что он сейчас возьмет его за шиворот и отшвырнет прочь с дороги. — Я потратил уйму денег на рекламу этого матча! Я дал вам жилье, средства к существованию, я создал вам имя! И как вы мне за это отплатили?

— Я вам ничего не должен, Спеллинг. Прочь с дороги! — Лорд Гарет обошел его, взялся за ручку и распахнул дверь. Спеллинг, потеряв равновесие, чуть не упал. Лорд Гарет прошел мимо него по коридору, и звук его шагов эхом отдавался от стен и высокого потолка.

— Подождите! — взмолился Спеллинг, понимая, что отдал бы десять лет своей жизни, чтобы обладать этим врожденным изяществом, и еще десять лет — за холодное, аристократическое высокомерие… И еще он отдал бы все, что имеет, лишь бы заставить этого молодого повесу выступить в сегодняшнем матче. — Лорд Гарет!

Высокая фигура приближалась к выходу в холл.

— Лорд Гарет! Что мне сделать, чтобы вы участвовали в матче? Хотите тысячу фунтов? Две тысячи? Назовите цену, Гарет, и, если вы победите, вы это получите!

Его слова эхом отдались в коридоре.

Молодой человек задержался на пороге открытой двери, окинув взглядом сотни акров самых плодородных земель в Беркшире, засеянных пшеницей, рожью, ячменем.

Над его головой было великолепное веерообразное окно со свинцовыми переплетами, а под ним — навечно выбитый в камне герб де Монфоров.

При взгляде на свой фамильный герб лорд Гарет гордо вскинул голову. Он медленно обернулся. Его лицо было абсолютно спокойным, а взгляд почти торжествующим.

— Ладно, Спеллинг, — сказал он. — В таком случае я хочу поместье Суонторп.

После ухода лорда Гарета Спеллинг почувствовал, что ему необходимо выпить чего-нибудь покрепче. Сердце у него все еще бешено колотилось, но он уже почувствовал некоторое облегчение. Он налил себе бренди и рухнул на диван. Слава Богу, он все-таки нашел способ заставить этого парня драться в сегодняшнем матче. Ведь на какое-то мгновение ему показалось, что все пропало;

Ладно, Спеллинг… В таком случае я хочу поместье Суонторп.

Вспомнив слова лорда Гарета, Спеллинг громко выругался. Это еще не все, чего потребовал этот наглец. Он потребовал, чтобы секундантом на матче вместо Вудфорда был его друг лорд Брукгемптон. Он потребовал также, чтобы Снеллинг дал вдове Нейлса достаточно денег, чтобы она могла безбедно прожить всю оставшуюся жизнь.

Мало того, не доверяя Снеллингу на слово, он пожелал, чтобы лорд Брукгемптон был свидетелем устного соглашения между ними относительно условий матча.

— В противном случае я не стану драться.

Черт бы его побрал! Снеллинг едва успел налить себе еще стаканчик, как дворецкий объявил о приходе посетителя.

— Вудфорд! — улыбнувшись с облегчением, воскликнул Спеллинг. — Где тебя черти носили?

— Де Монфор.

Улыбка сразу исчезла с физиономии Спеллинга.

— Закрой дверь!

Вудфорд вернулся к двери и плотно закрыл ее, потом уселся на стул напротив Спеллинга.

— Он идет по нашему следу.

— О чем ты говоришь?

Вместо ответа Вудфорд вытащил из кармана сложенный листок бумаги.

— Кридон, садовник, поймал вчера поздним вечером Тома Хьютона, который вез это герцогу Блэкхитскому. — Он бросил записку на стол перед своим хозяином. — Этот идиот принес мне ее только сейчас. Я подумал, что надо ее немедленно показать вам.

Снеллинг торопливо прочел записку, и лицо его побагровело от гнева.

— Черт бы побрал этого де Монфора! Хитрый. Ишь что сумел разнюхать, — прохрипел он, скомкав записку. Ведь попади она в руки герцога Блэкхитского, качаться бы Спеллингу на ближайшем суку, потому что написанное в ней изобличало его в тяжком преступлении. — Он все знает!

— Да. Я догадался об этом, когда аптекарь рассказал мне, что он задавал ему странные вопросы. Тогда я заплатил садовнику, чтобы тот не спускал с него глаз. Когда садовник подслушал, как он просит Тома Хьютона отвезти записку герцогу, он сразу понял: тут что-то затевается.

Он последовал за парнишкой, стукнул его по голове и забрал седельную сумку, в которой лежало письмо.

— Почему же, черт возьми, он не принес его нам сразу?

— В сумке была еще фляга с джином.

— Пропади все пропадом!

Вудфорд, опасливо оглянулся через плечо, наклонился к Спеллингу и тихо спросил:

— Что будем делать, Джон?

Спеллинг поднес обличительную записку к пламени свечи и наблюдал, как бумага, скручиваясь в огне, обращается в пепел.

— Разве не ясно? — Он стряхнул с пальцев пепел. — Лорд Гарет слишком много знает. С ним надо покончить, пока он не рассказал обо всем Блэкхиту. Ведь если это случится, мне конец.

Вудфорд поднялся.

— Ладно. Я займусь им прямо сейчас. Вы, кажется, сказали, что он отправился в город за лордом Брукгемптоном? Я его подстерегу, когда он будет возвращаться через луга, всажу ему нож в спину и сброшу тело в Темзу…

— Нет, нет, так дело не пойдет. Я вложил слишком много денег в де Монфора и не хочу их потерять, выбросив его в реку. — Он поднялся, налил себе еще стаканчик, отхлебнул, прополоскал рот и проглотил обжигающую жидкость. Потом обернулся к Вудфорду:

— Нет, Вудфорд, я уже заработал на нем целую кучу денег, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что мы с тобой заработаем на нем сегодня вечером.

— Как вы собираетесь это сделать? Он нас подозревает. Он будет ждать, что мы одурманим наркотиком шотландца, чтобы снова обеспечить ему победу, а потом ему останется только разоблачить нас перед всеми собравшимися…

— Не будь таким простофилей, Вудфорд, я не собираюсь давать наркотик шотландцу. Не для того я поставил все свои деньги на Мясника, чтобы допустить его поражение.

Вудфорд озадаченно поднял косматые брови.

— Лорд Гарет — англичанин, — продолжал Снеллинг, — и я могу с уверенностью сказать, что каждый англичанин, присутствующий на этом матче, будет ставить на него, как бы ни был страшен огромный шотландец. Пусть даже будет ясно, что он сделает из Дикаря отбивную к концу первого раунда. Англичанин сделает это из чувства патриотизма.

Вудфорд внимательно слушал его, потирая подбородок.

— Все будут ставить на лорда Гарета, — сказал Спеллинг, и глаза его заблестели. — Но мои деньги, все до последнего пенса — поставлены на шотландца. И знаешь почему? А потому, что лорд Гарет потерпит поражение.

Вудфорд покачал головой:

— Послушай, Джон, неужели, по-твоему, он настолько глуп, что станет пить что-то перед началом поединка?

Особенно если ты ему предложишь…

— Мне не придется ничего ему предлагать, Вудфорд.

Ты видел когда-нибудь, как дерется шотландец? У Лорда Гарета нет ни малейшего шанса победить его. Он хорошо дерется, но не настолько хорошо, чтобы справиться с этим противником. — Спеллинг встал. Лицо его пылало ненавистью и гневом. — Нет, Вудфорд, на этот раз его противник не будет находиться под воздействием наркотика.

На этот раз из нашего Дикаря вышибут дух. Видишь ли, Вудфорд, на карту поставлено не только мое состояние, но и Суонторп. Мне пришлось пойти на это, лишь бы заставить лорда Гарета участвовать в матче. Если он выиграет, поместье перейдет к нему, значит, он должен проиграть, ты меня понимаешь? — Спеллинг стукнул кулаком по столу. — Он должен потерпеть поражение! А чтобы он никогда не открыл рот и не рассказал о том, что ему известно, мы предложим шотландцу кругленькую сумму за выполнение кое-какой особой просьбы…

— А именно?

— Не просто нокаутировать лорда Гарета, а убить его.

Такого столпотворения в Абингдоне не бывало с прошлогодней осенней ярмарки в Михайлов день[15]. Все дороги, ведущие в город, были забиты толпами народа. Шли пешком, ехали верхом, сидя в роскошных экипажах или крестьянских телегах. Из окон домов свешивались красно-белые флаги с крестом Святого Георгия[16], такие же флаги украшали витрины магазинов. Люди приветствовали Гарета громкими криками, когда он и Перри в окружении всей компании шалопаев проходили по Бридж-стрит. Следом шли Спеллинг, Вудфорд и Энпос Кэмпбелл по прозвищу Мясник. Патриотические настроения толпы перехлестывали через край. Гарет и думать не хотел о том, что может не оправдать столь пылкого поклонения. Его мысли были заняты сценой, разыгравшейся не более двадцати минут назад, когда он, готовый к матчу, спустился вниз и обнаружил, что заплаканная Джульет укладывает свой дорожный сундучок.