Это заставило почувствовать себя полнейшим куском дерьма. Поэтому я не стал больше упиваться своей гордостью и все-таки взял карту, положив ее в карман. Я ненавидел зависеть от Рэнделла. Я все время жил жизнью мужчины, который не сидит, сложа руки, который делает все, чтобы прокормить и облегчить тяжкое бремя существования своего племени, а он вручал мне то, что я не заработал, да еще и предлагая пользоваться мне этим.

На следующий день мы пошли с Мойрой в торговый центр, где было просто бесконечное море маленьких отделов. Там я купил ноутбук для своего пользования. Мне нравилось проводить свободное время, читая книги, слушая музыку, и да... узнавая много нового о сексе. Если я и хотел воспользоваться достоинствами пребывания здесь, то я буду делать все возможное, чтобы провести как можно больше времени с Мойрой.

Я сижу на кровати в своей комнате и рассматриваю разнообразные товары на Амазоне — это интернет-магазин, как вы уже догадались, а не область в тропических джунглях. Из своей комнаты я могу видеть Мойру, которая занята работой. Она сказала, что ей необходимо проверить почту. Я чувствую необходимость заниматься с ней сексом и обнимать ее, когда она находится в непосредственной близости от меня.

И даже когда она не находится рядом, меня все равно не покидает это чувство.

Я вижу, как она сидит за маленьким столиком у восточной стороны возле окна, и что-то очень сосредоточено читает на экране ноутбука.

— Ты все еще работаешь? — спрашиваю ее я, когда обхожу вокруг и останавливаюсь у нее за спиной.

Она немного пугается, но затем разворачивается с улыбкой.

— Нет, я все сделала. Теперь сижу и читаю письмо от моей сестры.

— Сестры?! — ну и как я мог знать, что у нее есть сестра? Может, потому что за все время так и не спросил ее ни разу об этом.

— Да, Лиза. Она живет в Северной Каролине, мы пытались договориться о моем визите к ней, пока я тут.

— А могу я с ней познакомиться? — спрашиваю я, потому что сейчас мне становится интересно все, что ее касается. Она посвятила все время мне, когда я не выказывал большего внимания к ней, кроме как в интимном плане.

Она улыбается и поднимается, затем прижимается ко мне и выгибает спинку, вжимаясь в мои мышцы груди твердыми сосками, и сразу же во мне появляется желание оттрахать ее сильнее, чем я планировал до этого.

— Конечно, можешь. Мы можем вместе съездить к ней, если Рэнделл не запланировал ничего важного на эти выходные.

Я вытягиваю руки и прижимаю ее сильнее к себе, заключая в объятья, склоняю голову и вдыхаю аромат, который исходит от ее волос. Они пахнут яблоками и теплым рассветом.

— Ты близко общаешься со своей сестрой?

Наклоняясь, чтобы спокойно и мягко прижаться к моей груди щекой, она делает это настолько мило и любовно, что у меня перехватывает дыхание.

— Да, мы очень близки с ней. Она растила и воспитывала меня с того времени, как наши родители умерли.

Я резко отодвигаюсь назад и смотрю на личико Мойры, которая ничего не понимая, растерянно поднимает на меня глаза, в которых стоит немой вопрос.

Так мы смотрим друг на друга в течение некоторого времени, затем я все-таки решаюсь и спрашиваю:

— Твои родители погибли? — сейчас мне стыдно в тысячу раз больше, чем когда я узнал о сестре, я практически не знаю о ней ничего.

— Да, мои родители умерли. Отец, когда мне было тринадцать. От сердечного приступа. А мама два года спустя от рака. Лиза же на пять лет старше меня, поэтому она стала моим официальным опекуном.

— Я... прости меня, — говорю ей искренно. — Я не знал об этом.

— Все хорошо, не переживай, — говорит она мягко и крепко обнимает меня, затем отступает от меня на пару шагов назад и разрывает наши объятья, от чего мне хочется еще крепче прижать ее к себе. — Между нами есть кое-что общее, не находишь? Наши родители погибли, когда мы были детьми, нас растили другие близкие нам люди.

Я мгновенно подумал о Парайле, о том, как он окружил меня заботой и лаской, когда я узнал, что мои родители погибли. Я был полностью растерян, несчастен, внутренне разбит и потерял всякую надежду. Но он не бросил и не оставил меня, он принял меня как своего сына и стал родителем мне во всех отношениях. Столько же, как я предполагаю, Лиза сделала и для Мойры.

В эту секунду меня затопили все те забытые ощущения. Я пытаюсь снова понять и переоценить все, что почувствовал, когда узнал, что мне придется покинуть мое племя. Мой устоявшийся, спокойный мир перевернулся с ног на голову, потому что в прошлом я уже имел дело с этим. Я прошел не один раз через такие переживания, и поверьте, не хочу этого снова. Я отчетливо помню тот день, когда Парайла сказал, что мне необходимо уехать.

Воздух был раскаленным от жары… тяжелым… когда я шел через джунгли. Мои ноги легко скользили по дороге, которая была покрыта сгнившими листьями, я ловко обходил сплетенные корни деревьев и ветки виноградной лозы, которые покрывали узкую дорожку. Тропа, по которой я шел, была не больше узкого коридора из прорубленных мачете листьев, которые безжизненно свисали с веток. Именно по этой дороге я шел ранее днем. Я проделал такой длинный путь от деревни до реки Песайпан, в надежде убить каймана или аллигатора, я знал, что это вызовет улыбку на покрытом глубокими морщинами лице старика. Он был уже слишком стар, чтобы самому обеспечивать себе пропитание, поэтому он полагался в этом вопросе на меня и других членов племени, обеспечивать его столь необходимой для него белковой пищей. Его жена была так же стара, как и он. Она кормила его большим количеством хлеба и бананов, но ведь ему требовалась более сытная пища, чтобы поддерживать силы, потому что он становился с каждым днем все слабее и слабее, старость не щадит.

Мне не посчастливилось убить каймана, но я не вернулся с пустыми руками. Мой мачете был закреплен на спине, чтобы руки были свободными. В одной я нес лук, колчан и стрелы, в другой — пальмовую корзину. Я убил двух змей, и в корзине было проще всего их донести до дома. Они будут отличным ужином для Парайлы.

Дорога домой не заняла у меня много времени, потому что я до этого полностью прорубил ее, когда поднимался к реке. Я остановился лишь раз, когда почувствовал накатывающую усталость, чтобы сделать пару глотков из дождевой лужи и съесть кусочек хлеба — лепешки, который положил мне Парайла перед тем, как я уходил на охоту. Его жена за день до этого пекла их на большом глиняном диске. Мне как всегда не было предложено ничего ни во время того, как она готовила, ни после того, но Парайла дал мне большой кусок, когда она отвернулась, подмигнув.

Если бы я не был принят Парайлой в их карайканское племя, я бы давно уже умер. И не только от анаконды, когда мне было двенадцать. Я бы просто погиб от голода, когда мои родители умерли. Я был белым человеком в их темном туземском мире, всегда был чужаком, никогда бы я не был принят на уровне соплеменника, если бы не Парайла. Я очень отличался от них: цвет кожи, цвет глаз. Мне пришлось приспосабливаться, подстраиваться под них. Я научился поклоняться их богам, духам, оставив позади учения моих родителей.

Я бы никогда не выжил, если бы не доброта Парайлы в первые несколько недель после смерти моих родителей. Он делил со мной все наполовину, кормил меня из своей тарелки, потому что мне отказывали в еде, даже когда его жена ворчала, что еды и так не хватает. Его сыновья все выросли и взяли себе уже по несколько жен, но в племени не было отчетливого лидерства, там уважали старика, поэтому он был вроде главы в племени. В то время большинство людей его племени были за то, чтобы бросить меня умирать. Парайла отказался и взял меня в свой маленький дом, где жил он и его единственная жена, потому что все другие умерли: кто от малярии, кто от укуса бушмейстерской змеи, а остальные просто от старости.

Первое время я был под защитой Парайлы, поэтому все было хорошо, но ведь он не мог всегда быть рядом и защищать меня, поэтому мне пришлось самому налаживать контакты с членами племени. Первые два года я очень переживал, что отличаюсь от них от макушки до пят, но со временем все успокоилось, и различия сгладились. Кроме того, иногда неприязни добавлял тот факт, что я был сыном миссионера, а они пытались изменить языческие взгляды на веру карайканцев. И естественно, это не делало меня популярным.

Я не сомневаюсь, что к моим родителям в племени относились более хорошо только потому, что они приехали не с пустыми руками, а привезли чудеса современного мира. Оружие для более легкой охоты и бытовых нужд: мачете и ножи. Ножницы, чтобы подстригать волосы, казанки для еды, чтобы можно было кушать горячую пищу. Эти дары были с радостью приняты племенем, а взамен люди слушали отрывки из Библии на португальском. Христианство никогда толком не воспринималась серьезно в языческих племенах, в Карайке также, люди слушали их с забавными выражениями на лицах, а многие с усмешкой. Некоторые члены племени даже выучили парочку слов на английском языке, которым их пытались научить мои родители. Но сейчас я могу вам сказать абсолютно точно то, что принесли мои родители, никогда не воспринималось хорошо.

Мне было всего семь лет, когда мои родители решили все за меня и подумали, что я готов ехать с ними по делам миссии в Бразилию с целью приобщить коренное население к христианской вере. Во-первых, я был не очень принят детьми, которые жили в племени. Сначала был немного поражен, что они ходили голыми, а они высмеивали и дразнили меня, потому что я был одет в шорты и в рубашку. Мои маленькие походные ботинки тоже были встречены насмешками, они называли меня r’acha, потому что я не умел ходить голыми ногами в джунглях.