Джоанна Линдсей - Дикарь и простушка

Чем меньше дней оставалось до свадьбы, тем угрюмее становился Дункан. Он постоянно срывался, кричал на тех, кто имел несчастье подойти к нему, и старался избегать оставшихся гостей. Правда, и они не горели желанием заговаривать с ним, ведь теперь он уже не был «главной приманкой» и можно было уделить внимание другим женихам. Это позволило ему исчезать почти на целый день, не вызывая удивления и расспросов. Оба деда, добившись желаемого, тоже оставили его в покое. Ни тот ни другой не выказывали особенного восторга по поводу невесты: возможно, им не давала покоя мысль, что Офелия – последняя, кого выбрал бы внук… будь у него выбор.

Дункан чувствовал себя загнанным зверем. Никогда в жизни ему не было так плохо. Даже узнав, что отныне придется жить в Англии с дедом, которого не знал и знать не хотел, Дункан не отчаялся. Он пришел в бешенство. Но необходимость жениться на той, кого он видеть не мог, наполняла его мучительной тоской, а сознание собственной беспомощности терзало день и ночь.

Он нуждается в поддержке и ободрении. В улыбке Сабрины. Но Дункан с каждым днем все отчетливее понимал, что никогда ее не увидит, и от этого на душе становилось еще тяжелее.

Он боялся, что навеки потерял ее дружбу и она намеренно прячется от него, потому что презирает. И разве можно ее винить? Он воспользовался наивностью и неопытностью Сабрины, застал врасплох, когда она была расстроена. Она, должно быть, возненавидела его, когда опомнилась. И что всего хуже – он сделал предложение другой женщине после того, как овладел Сабриной. Трудно представить, что она думает о нем. Должно быть, ничего хорошего. Но он просто обязан ей все объяснить наедине.

Дункан приезжал к Сабрине, оставлял записки, однако ему постоянно твердили, что она нездорова. Это могло означать все что угодно, включая вежливый намек на нежелательность его присутствия в доме Ламбертов. И хотя все знали, что Сабрина обожает прогулки в любую погоду, Дункан ни разу не встретил ее, хотя очень надеялся на это. Он то и дело ездил взад-вперед по дороге в Оксбоу мимо «Коттеджа на излучине», часами просиживал на холме, где впервые встретил Сабрину. Все зря. Все напрасно.

Но сегодня… Сегодня ему наконец повезло. Правда, он был далеко, а она почти скрылась за поворотом. Ветер играл выбившимися из-под капора волосами, толстая шаль лежала на плечах поверх накидки, надежно скрывавшей соблазнительные изгибы фигуры. Дункан пустил коня в галоп и помчался вперед. О, как ему хотелось заключить Сабрину в объятия и никогда не отпускать! Но вместо этого тоска, раздражение, тревога за нее и злость на себя, копившиеся так долго, вырвались наружу, и Дункан с удивлением услышал собственный крик:

– Какого черта ты бродишь в такой холод, если только встала с постели? Или вовсе не болела? И почему, позволь спросить, ты отказывалась меня видеть каждый раз, когда я, как дурак, торчал в твоей гостиной?!

Сабрина как-то странно посмотрела на него, открыла было рот, но потом решительно сжала губы, повернулась и пошла прочь. Уходит?!

Дункан ошеломленно уставился ей в спину. Минутная передышка позволила ему осознать, как грубо он себя повел. Разумеется, столь беспечная и искрометная натура, как Сабрина, вернее, какой она была, оскорблена таким обращением.

Дункан вздохнул и поскакал за ней.

– Погоди.

Сабрина и не подумала остановиться.

– Ну хоть поговори со мной.

Сабрина на мгновение замерла и тихо ответила:

– Нам не стоит встречаться, Дункан.

– Почему?

– Отныне ты помолвлен. И не имеешь права навещать другую женщину, а тем более останавливать ее на дороге. Если нас увидят и донесут Офелии, разразится скандал, а он нам обоим ни к чему, – объяснила она и пошла дальше, чем взбесила Дункана настолько, что он мгновенно забыл, сколько горечи было в ее голосе.

– Плевать мне на то, что думает Офелия, – прорычал Дункан. – Я навещаю своих друзей, когда захочу. Или мы больше не друзья?

Сабрина обернулась, но только затем, чтобы прошептать:

– Офелия не позволит тебе общаться с другой женщиной. Или ты еще не понял, насколько она ревнива и на какие гадости способна?

– Значит, в ту ночь она жестоко тебя обидела? Отравила своим гадючьим ядом?

Сабрина устало покачала головой:

– Не совсем так. Я расстроилась, потому что вышла из себя и опустилась до ее уровня. Подобное вовсе не в моем характере, и я жестоко упрекала себя за то, что дала волю языку.

Сабрина вышла из себя? Представить невозможно! Хотел бы он присутствовать при той сцене! Впрочем, нет, пожалуй, не стоило бы. Достаточно и той холодной сдержанности, которую она выказывает по отношению к нему. Просто мурашки по телу бегут!

Дункан спешился и угрожающе навис над девушкой.

– Взрыв твоей ярости по крайней мере не имел роковых последствий. Хуже, когда теряешь самообладание, а в результате твоя жизнь навеки погублена, – с такой мукой в голосе произнес он, что даже будь Сабрина совершенно равнодушна к нему, все равно не удержалась бы от вопроса:

– Погублена? Что ты наделал?

– Страшно обозлился, когда ты выбежала одна в ночь, сама не зная куда после разговора с Офелией. Я, конечно, понял, кто во всем виноват.

– Но ты ошибся. Ее колкости и завуалированные оскорбления обычно меня не задевают. Меня потрясло мое собственное поведение.

– Да, но вспомни, что ты никак не хотела говорить о причине своих слез. Поэтому, вернувшись в Саммерс-Глейд, я решил выяснить, чем Офелия тебя обидела, но нигде не мог ее найти. Минуты шли, и я едва сдерживался. А когда наконец узнал, где она, даже не успел подумать, что неприлично врываться…

– Куда именно?

– В ее спальню.

Даже в своем нынешнем состоянии Сабрина была так поражена, что только тихо охнула.

– Но и это было бы ничего, если бы нас не застали вдвоем.

– Кто?

– Мейвис Ньюболт. Офелия клялась, что девчонка ее ненавидит и с величайшим наслаждением разнесет сплетни по всей округе. От души надеюсь, что это не так. Беда в том, что эта самая Мейвис куда-то исчезла, поэтому я никак понять не могу, будет ли она держать рот на замке.

– Хочешь сказать, будто именно поэтому ты снова обручился с Офелией?

– Почему же еще? Неужели воображаешь, что я хочу на ней жениться?

– И все это произошло после того, как ты проводил меня домой?

– Разумеется.

Сабрина отвела взгляд. Когда она снова подняла голову, ее лицо уже ничего не выражало, а голос был сухим и деловитым:

– Офелия – прирожденная лгунья, но насчет Мейвис права. Когда-то они были подругами, но теперь рассорились, а причиной всему – себялюбие и эгоизм Офелии. Размолвка случилась в Саммерс-Глейд, и с тех пор Офелия делает все, чтобы очернить Мейвис.

– Ты хорошо знаешь мисс Ньюболт? Как, по-твоему, захочет она отомстить Офелии, даже если для этого придется растоптать кого-то другого?

– Прости, Дункан, но я не очень хорошо с ней знакома, хотя она мне нравится. Милая, достойная девушка и ведет себя по-дружески, по крайней мере когда поблизости нет Офелии. Офелия плохо действует на многих людей, словно высвечивая в них самое дурное. Поразительное качество.

– Неужели все подумают, будто я скомпрометировал ее? И все потому, что нас видели вместе, хотя я пальцем до нее не дотронулся! Ума не приложу, как выпутаться из этой паутины! Разве что…

– Разве?..

Дункан отвернулся, удивляясь, как мог подумать, а тем более упомянуть о том, что спасти его способна лишь Сабрина. Конечно, ни о чем другом он и не мечтал, но это означало бы, что он бессовестно использует Сабрину. Опять.

– Не важно, – пробормотал он. – Так, глупая идея, о которой лучше не упоминать.

– А мне казалось, ты готов на все, если, разумеется, действительно не хочешь жениться, – сухо обронила она.

Дункан резко развернулся и начал оправдываться:

– Думаешь, мне легко? Только и твержу себе, что по-настоящему скомпрометирована не она, а ты! Уж лучше бы меня вынудили жениться на тебе… нет, то есть… Что я несу… Совсем не это хотел сказать…

В голосе Сабрины отчетливо зазвенели льдинки:

– Совершенно не важно, что именно ты имел в виду, Дункан. Все равно ничто не изменит того печального факта, что репутация Офелии будет навеки запятнана, если выйдет наружу эта история. И пусть ты действительно до нее не дотронулся, скандал есть скандал, а кому, как не мне, знать губительные последствия пересудов, пусть даже в них нет ни капли правды. И как бы я ни относилось к Офелии, никоим образом не стану способствовать ее падению.

С этими словами она гордо удалилась. На этот раз Дункан не пытался ее остановить. Бодрость духа, которую он надеялся обрести после беседы с Сабриной, так и не пришла к нему. Наоборот, чувствовал он себя хуже некуда. Сабрина совершенно измучена, несчастна и тоскует. И всему причиной – он.

С неба сыпал мелкий дождик, скрывая расстилавшийся за окном пейзаж. Дункан стоял у окна гостиной, глядя в мутное небо и гадая, любуется ли Сабрина тем, что творится на улице. Она обожала ливни, ураганы, любые «дары» природы, независимо от времени года. Какое радостное у нее было лицо, когда он увел ее на балкон, под ливневые струи…

– Ты не можешь постоянно избегать меня.

Дункан дернулся, как от ожога. Этот ненавистный мяукающий голос Офелии действовал ему на нервы. Небосклон рано потемнел из-за дождя, так что пришлось зажечь лампы, но он увидел ее отражение в стекле – она вся словно сияла внутренним светом, отчасти из-за золотистых волос и белоснежной кожи.

Дункан не обернулся. Он действительно не желал начинать с ней беседу, особенно по поводу их редких встреч. Просто он еще не решил, как с ней обращаться.

Можно сказать правду: что он едва терпит ее, и это, вне всякого сомнения, приведет к полному отчуждению после свадьбы. Идеальный союз, по крайней мере для него. Или… или попытаться поладить с ней, смириться с нежеланным браком. Правда, Дункан не знал, способен ли на такое, но попробовать стоило. Но если она рано или поздно разгадает его истинные чувства, это все равно приведет к разрыву, так зачем трудиться?