Джоанна Линдсей - Дикарь и простушка

– Откуда вдруг у меня ужасное предчувствие, что вы застали ее в постели?

– Нет, все было не настолько страшно, хотя приди я чуть позже… Она уже была в сорочке и нижних юбках. Я едва заметил…

Ехидное фырканье Рэйфела заставило Дункана осечься. Помолчав немного, он горячо заверил:

– Клянусь, я был слишком сердит, чтобы обратить на это внимание, и потом, думаешь, ее белье было прозрачным? Как бы не так! Почти ничем не отличается от чертова бального платья! Просто принимать джентльмена в таком виде считается неприличным, вот и все.

– Да, да, дурацкие условности, – нетерпеливо согласился Рэйфел. – Переходите к делу.

– Я пытаюсь объяснить, каким образом скомпрометировал девушку, хотя и близко к ней не подошел.

– О господи, так вот что стряслось?! Вы позволили поймать себя в сети брака только потому, что случайно увидели ее без платья?! Да неужели у вас совсем нет мозгов сообразить, что в этом нет ничего дурного, поскольку вас никто не видел?! Я поверить не в состоянии, что она сумела подцепить вас на крючок с помощью одного из самых старых и известных трюков…

– Может, заткнетесь, хотя бы для того, чтобы дослушать до конца? – перебил Дункан. – Она растерялась не меньше меня и была совершенно подавлена. И хотелось бы ее винить, да не могу.

– О, ни в коем случае не верьте этому! – отмахнулся Рэйфел. – Ну, разумеется, она разыграет возмущение. Не злорадствовать же ей по тому поводу, что вы по-дурацки попались в ее ловушку.

Дункан нахмурился, пытаясь вспомнить, что еще случилось за те несколько минут, которые он провел наедине с Офелией. Он действительно был вне себя, но это было чепухой по сравнению с тем бешенством, которое потом вытолкнуло его из спальни и побудило надраться до беспамятства.

Он колотил в дверь достаточно долго, пока она в полном раздражении не дернула ручку и не прошипела, еще до того как увидела, кто навестил ее в этот час:

– Ну что?

Сначала она удивилась, но тут же встревожилась, что их могут застать. Офелия даже приказала Дункану уйти и закрыла дверь перед самым его носом. А он, идиот, вместо того чтобы понять, что выбрал не лучшее время для сведения счетов, все-таки ворвался в ее комнату. Офелия выглянула за порог, держа перед собой пеньюар, но потом отбросила его, посчитав, что она одна в комнате. Но и тогда до Дункана не дошло, какое непростительное нарушение правил приличий он совершил. Непростительно джентльмену оказаться в комнате вместе с полуодетой дамой! Однако гонимый гневом шотландец потерял способность мыслить здраво и не заметил опасности.

Тем не менее Дункан все-таки понял, что она заблуждается относительно причин его появления. И если он сразу не обратил внимания на то, что она почти раздета, Офелия, в свою очередь, не распознала его дурного настроения.

– Все это могло бы подождать до завтра, – кокетливо упрекнула она, – но я понимаю ваше нетерпение. Только поторопитесь, прежде чем кому-то из девушек, с которыми я делю комнату, не вздумалось лечь спать пораньше. Я даже облегчу вам задачу, сказав, что согласна.

– Ваше согласие или отказ меня не интересуют, – пробурчал Дункан.

Офелия нахмурилась, но все же не пожелала сдаваться:

– Нет? Только не говорите, будто пришли за очередным извинением. Честно говоря, не знаю, что сказать, кроме того, что очень сожалею по поводу нашей первой встречи. Ну вот, я еще раз это повторила. А теперь нельзя ли перейти от примирения к…

– Я желаю узнать, что вы такого наговорили Сабрине и почему довели ее до слез?

– Сабрина?! – воскликнула она с негодованием, словно разъяренная тигрица. – Так вы явились сюда, чтобы допрашивать меня насчет Сабрины?! Вон! Немедленно вон отсюда! Не желаю говорить об этой мерзкой девчонке!

– Нет, вы расскажете…

– О чем? Как она меня оскорбляла? Как расстроила настолько, что пришлось раньше обычного подняться сюда, чтобы никто не заметил моих слез? Она, видите ли, рыдает! Наверное, потому, что раскаялась в своих жестоких словах! Вот вам и ответ, так что можете прова…

И тут дверь снова распахнулась. Молодая дама, уже готовая переступить порог, на мгновение замерла, сконфуженно покраснела и наконец, со смешком извинившись за вторжение, исчезла. Но и в тот момент ужас случившегося не дошел до Дункана, пока в его сознание не проник визг Офелии:

– Полюбуйтесь, что вы наделали! Вместо того чтобы уйти, когда вас просили, скомпрометировали меня. Так что теперь нам придется пожениться! Подумать только, что именно она нас застала! Немыслимо! Мой злейший враг! За что мне такое наказание?!

– Но мы никак…

– И не надейтесь выйти сухим из воды, Дункан Мактавиш! Можно, конечно, попросить Мейвис держать язык за зубами, но она никогда не согласится, а если и согласится, то все равно солжет! Она ненавидит меня. Неужели не видели, какой радостью блеснули ее глаза?! Она меня погубит! Мы немедленно должны объявить о помолвке.

Как бы ни хотелось Дункану считать, что девушки сговорились и выход из тупика еще можно найти, приходилось признать: всему виной его собственная поспешность. Следовало отложить разговор до утра или в крайнем случае убраться отсюда, едва он понял, что Офелия готовится ко сну. И уж, разумеется, необходимо было догнать Мейвис и попробовать заручиться ее молчанием, вместо того чтобы сразу поверить Офелии. Та утверждала, что девушке ничем нельзя заткнуть рот, а Дункан ни минуты не сомневался, что с таким характером, как у Офелии, невозможно не нажить врагов, которые были бы рады уничтожить ее репутацию.

Но он не сделал ничего подобного, а лишь решил выбросить из головы все случившееся, осушив не менее двух бутылок бренди, и так преуспел в этом, что сохранил только смутные воспоминания о том, как его почтенные родственнички в один голос объявляют о новом обручении с Офелией Рид. А теперь Рэйфел пытался убедить его, что Офелия просто расставила капкан, в который попался глупый кролик. Придется просветить его на этот счет.

– Знаете, Офелия понятия не имела, что я захочу с ней поговорить, так что ни о каких ловушках не может быть и речи. Я сам, своим нетерпением и вспыльчивостью, навлек это на собственную голову, поэтому не могу допустить, чтобы страдала ни в чем не повинная девушка. Совесть не позволит.

– Черт возьми, значит, проклятая честь превыше всего? И из-за этого вы готовы испортить себе жизнь? – с легким отвращением осведомился Рэйфел, вставая.

Наконец-то. Хоть от одного доброжелателя он избавился!

Сабрина равнодушно смотрела в окно на карету с гербами, стоявшую перед домом. Неудивительно, что она плачет каждый раз, когда видит черный парадный экипаж. Не очень долго, не очень горько – так, две-три слезинки, в добавление к тем, что она уже пролила за эти несколько дней. А кучер приезжал каждый день и ждал по нескольку часов, прежде чем возвратиться в Саммерс-Глейд, хотя его просили больше не беспокоиться.

Оказалось, гости еще не разъехались и празднество будет продолжаться до самого венчания, назначенного на середину следующей недели. Вероятно, лорд Невилл рассудил, что, если все уже собрались, нет смысла рассылать приглашения на свадьбу. Так считали и все соседи, с утра до вечера судачившие о грандиозном событии. Все это передавали Сабрине тетушки, которые в отличие от нее принимали визитеров. Сама же она заперлась в комнате, отказываясь спускаться вниз, даже чтобы поговорить с Дунканом, примчавшимся на другой день после знаменательного объявления. И уж разумеется, ни за что не пожелала говорить с Офелией, явившейся к вечеру, чтобы, вне всякого сомнения, позлорадствовать над неудачливой подругой.

Но после трех дней затворничества, рыданий в подушку, мучительных размышлений о том, что могло так безжалостно разрушить ее короткое счастье, Сабрина словно окаменела, и это стало чем-то вроде блага. Омертвевшие чувства не причиняют боли. Наверное, когда-нибудь ей удастся справиться с бедой, зажить по-прежнему и лишь иногда со вздохом вспоминать прошлые беды. А пока блаженное оцепенение позволило ей выйти из укрытия.

На беду, первый опыт общения с посторонними привел Сабрину в гостиную, где она надеялась увидеть тетушек, но столкнулась с Офелией, которую только что впустила горничная. К собственному изумлению, Сабрина не ощутила ничего, даже ненависти, тем более что обычная учтивость требовала вежливо поздороваться с гостьей. И Сабрина прекрасно справилась с задачей, втайне радуясь, что странное безразличие и не думает исчезать.

– Чувствуешь себя лучше? – с притворным участием осведомилась Офелия, увидев стоявшую в дверях Сабрину.

– Лучше?

– Когда я вчера приехала с визитом, леди Элис известила, что ты простудилась и лежишь в постели. Я хотела подняться, но она уверила меня, что ты спишь.

– Ах, это… – отмахнулась Сабрина. – Просто небольшое переутомление. Что привело тебя к нам? Разве праздник не продолжается?

– Да, хотя многие гости разъехались, – с легким раздражением откликнулась Офелия. – Вероятно, дамы считают, что зря тратят время, оставаясь в Саммерс-Глейд.

Сабрина не удивилась. Большинство приглашенных девушек выставлялись на брачном аукционе этого сезона, а когда самая крупная добыча попала в сети, им пришлось возвратиться в Лондон искать новую.

Поскольку она не попыталась поддержать разговор, последовало неловкое молчание. Светская беседа не получалась. После откровенных высказываний Сабрины при их последней встрече они не выносили друг друга, и это было ясно любому.

В тишине послышался громкий вздох Офелии.

– Я хотела бы извиниться перед тобой, – начала она, слегка краснея и опуская глаза. – Понимаю, что вела себя неподобающе, и ты, вполне понятно, вышла из себя. Я хотела бы объяснить, почему…

– Не трудись, – перебила Сабрина. – Это не имеет значения.

– Для тебя, возможно, и нет, но я жалела о нашей ссоре, – настаивала Офелия. – Ведь мы все-таки друзья.

Не превратись Сабрина в окаменевшую статую, наверняка фыркнула бы. Это они-то друзья? Смешно! Офелия представила Сабрину своим знакомым, но что ей оставалось делать, если та гостила в ее доме? Офелия не слишком охотно выполняла обязанности хозяйки, она делала это лишь потому, что иного выхода не было. А потом еще и потребовала отдать долг так называемой дружбы, когда ей понадобилась помощь Сабрины.