Джоанна Линдсей - Дикарь и простушка

© Johanna Lindsey, 2006

© Перевод. Т. А. Перцева, 2016

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

Женщины сосредоточенно смотрели в окно на унылый, тронутый зимними холодами сад, где неторопливо прохаживалась девушка. Участок, засаженный кустами и деревьями, казался совсем небольшим, хотя сам городской особняк был внушительным. Он располагался в фешенебельном районе столицы, настолько плотно застроенном, что усадьба никак не могла иметь сельский вид.

Хозяйка дома Мэри Рид нашла время, чтобы позаботиться о крошечном садике, не то что ее соседи, которые довольствовались скудной газонной травкой. И разумеется, юную Сабрину, обожавшую прогулки на свежем воздухе, следовало прежде всего искать именно там, на этом ухоженном клочке земли.

Дамы продолжали молча, задумчиво наблюдать за Сабриной. Элис Ламберт мрачно хмурилась. Ее сестра Хилари безутешно вздыхала.

– В жизни так не нервничала, Хилари, – прошептала Элис. – Места себе не нахожу.

– Если хочешь знать, я тоже, – кивнула Хилари.

Глядя на них, посторонний человек ни за что не сказал бы, что перед ним сестры. Хилари пошла в отца – такая же высокая, худая, на грани истощения, с тусклыми каштановыми волосами и голубыми глазами. Элис же была точной копией матери: пухленькая коротышка с гривой блестящих темных прядей и синими глазами с фиалковым отливом.

И характеры у сестер настолько различались, что они не слишком хорошо ладили. Ссоры и перепалки были обычным делом. Однако сегодня волей-неволей пришлось объединиться. Племяннице, выросшей на их руках, предстоял дебют в лондонском обществе, поэтому тетки ужасно волновались. К несчастью, на это были свои причины.

И дело вовсе не в том, что Сабрина могла остаться незамеченной среди других девушек, не произвести впечатления или, не дай бог, выказать прискорбное отсутствие манер. Хотя она не была яркой красавицей, как дочь Мэри Офелия, тоже дебютантка, но и уродливой ее никто бы не назвал. У девочки, несомненно, много хороших качеств. Ее происхождение, можно сказать, безупречно. Дед Сабрины был графом, прадед – герцогом. И хотя сама она имела право на титул «достопочтенной», тетки не надеялись заполучить для нее высокородного или хотя бы очень богатого жениха. Любой порядочный мужчина из приличной семьи заслужил бы полное одобрение сестер Ламберт, пожелай он сделать предложение их любимой девочке.

Нет, тревоги, терзавшие женщин, нельзя было назвать обычными волнениями родственниц, выставлявших невесту-провинциалку на брачный аукцион лондонского света. Дело обстояло куда хуже и имело прямое отношение к причине, по которой обе сестры так и остались старыми девами. Теперь бедняжки страшились, что скандал, омрачивший жизнь трех поколений их семьи, снова выйдет наружу… после стольких несчастных лет!

Но ни одна из женщин не смела признаться в истинных мотивах своих переживаний. По взаимному молчаливому согласию о давно пережитых трагедиях в этом доме никогда не говорили вслух.

– Как по-твоему, она не замерзнет в этой шерстяной ротонде? – спросила Элис, все еще хмурясь.

– Можно подумать, ей не все равно, – угрюмо буркнула Хилари.

– Но во что превратится ее кожа на таком ветру? Разве можно показываться в подобном виде на первом балу? – возмутилась Элис.

В этот момент сухой листок, не замеченный садовником леди Мэри, подкатился к Сабрине и замер у самых ног. Увидев последнее послание минувшей осени, она приняла кокетливую позу фехтовальщика и сделала выпад воображаемой рапирой, но тут же рассмеялась, поймала листок и подбросила в воздух. Холодный ветер тут же подхватил его и унес за ограду.

– Похоже, она и не думает принимать всерьез наши брачные планы, – пробормотала Хилари.

Сабрине следовало бы волноваться не меньше теток, пусть и по иным причинам. Но она вела себя возмутительно легкомысленно!

– Как она может принимать все это всерьез, зная, что мы обе не вышли замуж, но не стали от этого несчастнее?

– Боюсь, у нее сложилось о нас неверное впечатление. Вспомни, ведь мы надеялись выйти замуж в ее возрасте и лишь гораздо позже поняли, как хорошо, что этого не произошло.

И это не было неправдой. Обе дамы не слишком жалели, что в свое время не нашли спутников жизни. Правда, поначалу они сокрушались, что не могли иметь детей, но Сабрина переехала к ним, когда ей не было и трех, и полностью удовлетворила их инстинкты материнства. Многие называли их старыми девами и считали, что именно поэтому сестры так остры на язык и ничего друг другу не спускают, но так казалось лишь со стороны. С самого детства Элис и Хилари по малейшему поводу устраивали ссоры: так уж они были устроены.

Вот и сейчас Хилари, внезапно поняв, что против воли заключила с сестрой молчаливое перемирие, резко бросила:

– Немедленно зови ее! Пора одеваться!

– Так скоро? – мгновенно возразила Элис. – У нас еще несколько часов до того, как…

– Эти часы уйдут на то, чтобы привести девочку в божеский вид, – перебила Хилари.

– Вздор! Может, тебе и понадобится столько времени, а ей…

– Кто бы говорил! Что ты знаешь о таких вещах, когда у самой даже не было дебюта? – съехидничала Хилари.

– Можно подумать, у тебя он был! – парировала Элис.

– Не важно! Мэри не раз упоминала в письмах, что начинает готовиться к балу, едва встав с постели.

– Да у нее день уйдет только на то, чтобы втиснуться в корсет! – фыркнула Элис.

Хилари вспыхнула, поскольку ответить было нечего. Ну как защитить старую подругу, оказавшуюся настолько любезной, чтобы пригласить их к себе на лондонский сезон, поскольку собственного дома в столице у них не было! Крыть действительно нечем: Мэри невероятно растолстела с годами, так что вчера, по приезде в Лондон, Хилари едва ее узнала.

– Даже дочь Мэри начинает заниматься своим туалетом с полудня, – наконец нашлась она с ответом.

– Офелия? Даю голову на отсечение, эта тщеславная сорока просто сидит у зеркала и любуется собой, – заверила Элис.

– Позволь возразить…

Шум ссоры постепенно стихал по мере того, как сестры удалялись все дальше по коридору. Наконец-то они были в своей стихии! Всякий, кто услышал бы, как они несколько минут назад разговаривали шепотом и вполне мирно, во всем соглашаясь друг с другом, не поверил бы собственным ушам. И уж тем более племянница, которую они так горячо обсуждали.

На самом деле Сабрина Ламберт сходила с ума от страха, но делала все от нее зависящее, чтобы не показать этого теткам. Ее дебют обдумывался и планировался целый год и потребовал несколько поездок в Манчестер – на примерку нового гардероба. Кроме того, она хорошо осознавала, какие надежды возлагают на нее пожилые родственницы, поэтому и нервничала больше обычного. Сабрине ужасно не хотелось, чтобы тетушки разочаровались в ней, ведь они так рассчитывали на ее успех в свете.

Но в отличие от милых Элис и Хилари Сабрина не питала никаких иллюзий относительно своего будущего и не надеялась найти в столице жениха. Лондонцы такие утонченные, образованные, не то что она, провинциальная простушка, привыкшая к нескончаемым беседам об урожае, арендаторах и погоде. Лондонский свет буквально упивался сплетнями – пикантными, грубыми, лживыми, сплетнями обо всех и о каждом. Кроме того, в столицу слетелись десятки молодых барышень, имевших одинаковые надежды и намерения: недаром Лондон считался едва ли не единственным местом, где можно отыскать достойного супруга.

Однако по мере приближения вечера Сабрина постепенно успокаивалась. Немало помогло то, что она успела подружиться с Офелией, пользовавшейся шумным успехом у молодых людей. Офелия выросла в столице, была знакома с каждым, знала все последние остроты и, не стесняясь, судачила с приятельницами о ближних, даже если это задевало и ее репутацию. Типичная обитательница Лондона, она была тут в своей стихии, как рыба – в воде. Кроме того, ее дебют состоялся три недели назад, в самом начале сезона.

Для Офелии прибыть вовремя на первый бал сезона отнюдь не было главной целью, тем более что при ее красоте она была просто обречена на успех. Ирония ситуации заключалась в том, что Офелии вообще ни к чему было охотиться за женихом. Она уже была помолвлена, хотя никогда не видела будущего супруга. Ее дебют стал лишь данью традициям: по крайней мере Сабрина так считала, пока не узнала, что ее новой подруге не слишком нравится будущий муж, найденный для нее родителями, и что та преисполнена решимости составить более выгодную партию. При этом Сабрина находила в высшей степени неприятным способ, с помощью которого Офелия собиралась достигнуть этой цели. Он заключался в том, что Офелия всячески чернила своего жениха перед всеми, кто давал себе труд выслушать ее, издевалась и оскорбляла беднягу. Но насколько Сабрина успела усвоить, именно так поступали все лондонские дамы, намеревавшиеся избавиться от нежеланного поклонника.

И как бы она сама ни жалела вышеупомянутого господина, который не мог достойно защититься и положить конец слухам, распространяемым Офелией, поскольку жил не в Лондоне, все же она считала, что не имеет права вмешиваться. А если все, что говорит Офелия о своем женихе, чистая правда? Откуда Сабрине знать?

Кроме того, мать Офелии – добрая приятельница тети Хилари и хозяйка дома, в котором они остановились. Вероятно, леди Мэри стоило бы узнать о проделках дочери, чтобы положить им конец, но Сабрина считала, что наушничать нечестно. Офелия так хорошо отнеслась к ней, представила своим друзьям… Нет, предать ее немыслимо. Кроме того, тетушки почему-то очень невзлюбили деда жениха…

Это было, на взгляд Сабрины, довольно странно, потому она и жалела незнакомого молодого человека. Собственно говоря, он был ее соседом, вернее, не он, а его дед, которого тетушки неизменно именовали «дряхлым болваном», «отшельником», а когда думали, что Сабрина не слышит, то и «старым ублюдком». Они были поражены, узнав, что у него есть внук, и неодобрительно качали головами, когда мать Офелии объявила о помолвке дочери с доселе неизвестным им наследником. Что еще за внук? В округе о нем не ведал ни один человек!